Те, кто внизу - Асуэла Мариано (бесплатные версии книг .TXT) 📗

– Козье, но больно хорошее. Вы только попробуйте.

Деметрио благодарно улыбнулся, привстал, взял глиняный горшок в руки и начал пить маленькими глотками, не сводя с девушки глаз.

Она смутилась и потупилась.

– Как тебя зовут?

– Камила.

– Мне нравится твое имя, а еще больше голосок.

Камила залилась краской, а когда он попытался взять ее за руку, она испуганно схватила пустой сосуд и поспешно выскользнула из хижины.

– Не так, кум Деметрио, – серьезно заметил Анастасио Монтаньес. – Первым делом их приручить надобно… Ох и покалечили мне жизнь эти бабенки! Я, брат, в таких делах поднаторел основательно.

– Мне полегчало, кум, – отозвался Деметрио, пропустив мимо ушей слова Анастасио. – Похоже, лихорадка прихватила; к счастью, ночью я сильно вспотел, а утром проснулся – как рукой сняло. Только вот чертова рана покоя не дает. Позовите-ка Венансио – пусть полечит.

– А что будем делать с тем барчуком, которого я подшиб вчера вечером? – осведомился Панкрасио.

– Хорошо, что напомнил, – я совсем о нем забыл.

Деметрио задумался и, как всегда, долго размышлял, прежде чем принять решение.

– Вот что, Перепел, подойди поближе. Разузнай, где тут часовня. Она, кажется, милях в трех отсюда. Отправляйся туда и стащи у священника сутану.

– На кой она вам ляд, кум? – изумился Анастасио.

– Коли этот барчук подослан убить меня, мы без труда выудим у него правду. Я объявлю, что его расстреляют. Перепел переодевается священником и исповедует его. Если он грешен, пристрелю, если нет – он свободен.

– К чему столько канители? Прикончить его, и все тут, – презрительно бросил Панкрасио.

Когда Перепел вернулся с сутаной, уже вечерело. Деметрио приказал привести пленного.

Луис Сервантес не спал и не ел двое суток. Лицо у него осунулось, глаза запали, бескровные губы пересохли.

– Делайте со мной, что хотите, – медленно и неуверенно промолвил он. – Вижу, что ошибся в вас.

Воцарилось долгое молчание. Потом он заговорил снова:

– Я думал, вы с радостью примете того, кто пришел предложить вам помощь. Пусть она невелика, но польза-то от нее только вам. Что лично я выиграю от победы или поражения революции?

Постепенно Сервантес воодушевился, глаза его, в которых застыло безразличие, снова засверкали.

– Революция нужна безграмотным беднякам, тем, кто целую жизнь был рабом, всем несчастным, которые даже не знают, что несчастны оттого, что богачи превращают в золото их слезы, нот и кровь…

– Ха! К чему это? Меня давно от проповедей воротит, – прервал его Панкрасио.

– Я хотел сражаться за святое дело обездоленных, а вы отвергаете меня. Ну что ж, делайте со мною, что вам вздумается.

– А вот я сейчас накину эту веревочку на твою шейку… Смотрите, какая она у него холеная да беленькая!

– Теперь мне понятно, зачем вы сюда пожаловали, – почесывая затылок, сурово произнес Деметрио. – Я расстреляю вас, ясно?

И, повернувшись к Анастасио, добавил:

– Увести его. Если захочет исповедаться, позвать священника.

Анастасио, невозмутимый, как обычно, мягко взял Сервантеса за руку:

– Пойдем, барчук.

Через несколько минут появился одетый в сутану Перепел. При виде его повстанцы чуть не лопнули со смеху.

– Ну и ловко же язык у этого барчука подвешен! – воскликнул мнимый священник. – Сдается мне, он подсмеивался надо мной, когда я задавал ему вопросы.

– Сказал он что-нибудь?

– То же, что вчера.

– Чует мое сердце, кум, не за тем он пришел, чего вы опасаетесь, – заметил Анастасио.

– Ладно, так и быть, покормите его, но глядеть за ним в оба.

VIII

На следующий день Луис Сервантес еле-еле поднялся со своего ложа. Волоча раненую ногу, он бродил от жилища к жилищу в поисках кипяченой воды, спирта и ветоши. Камила с неизменной своей добротой достала ему все, что требовалось.

Когда он принялся промывать рану, она уселась рядом, с любопытством, свойственным всем горянкам, наблюдая за тем, как он лечится.

– И где это вы научились так лекарничать?… А зачем воду-то кипятить?… Смотри-ка, до чего интересно! А что это вы на руки налили? Ух ты, и впрямь водка… Ну и ну, а я-то думала, что водка только от колик помогает… А! Стало быть, вы дохтуром собирались сделаться?… Ха-ха-ха, умереть со смеху!… А почему сырая вода вам не сподручней?… Вот потеха! Выходит, в некипяченой воде зверушки водятся? Фу! Сколь ни глядела, а ничегошеньки не видела!

Камила расспрашивала Сервантеса с такой непосредственностью, что незаметно перешла с ним на «ты».

Занятый своими мыслями, он больше не слушал ее.

Где же вооруженные до зубов люди на отличных конях, получающие жалованье чистыми полновесными песо, которые Вилья чеканит в Чиуауа [19]? Неужто это всего-навсего два десятка оборванных завшивевших мужланов, не у каждого из которых найдется даже полудохлая, облезлая кляча? Выходит, правду писали правительственные газеты, да когда-то и он сам, утверждая, что так называемые революционеры – всего-навсего обыкновенные бандиты, под благовидным предлогом объединившиеся в шайку, чтобы утолить свою алчность и кровожадность? Выходит, все, что о них рассказывают люди, сочувствующие революции, – сплошная ложь? Но почему газеты на все лады кричат о новых и новых победах федералистов, а казначей, приехавший из Гвадалахары в бывший отряд Луиса, проговорился, что родственники и приближенные Уэрты перебираются из столицы в портовые города, хотя их покровитель, не переставая, вопит: «Я любой ценой восстановлю порядок!»? Выходит, революционеры или, если угодно, бандиты свергнут таки правителя. Будущее за ними, а значит, идти нужно с ними, только с ними.

– Нет, на этот раз я не ошибся, – почти вслух заключил Луис.

– Что ты сказал? – спросила Камила. – Я уж думала, тебе мыши язык отгрызли.

Луис Сервантес нахмурил брови и с недружелюбным видом оглядел эту разновидность обезьянки в индейской юбке, ее бронзовую кожу, белоснежные зубы и широкие приплюснутые ступни.

– Послушай, барчук, ты, видно, ловок сказки рассказывать?

Луис презрительно пожал плечами и молча удалился.

Девушка, словно зачарованная, провожала его глазами, пока он не скрылся на тропинке, ведущей к ручью.

Она была так поглощена своим занятием, что вздрогнула, услышав окрик соседки, кривой Марии Антонии, тайком наблюдавшей за ней из своей хижины:

– Эй, ты, подсыпь ему любовного зелья. Может, и повезет…

– Тьфу! Это уж вы сами делайте.

– Захотела бы и подсыпала. Да я не терплю барчуков. Бр-р!…

IX

– Тетушка Ремихия, одолжите яичек. Моя пеструха утром села на яйца, а у меня сеньоры гостят – им позавтракать надо.

Соседка таращила глаза – после яркого солнечного света она очутилась в полумраке убогой хижины, полной к тому же густого дыма из очага. Но уже через несколько секунд она отчетливо различила очертания предметов и разглядела в углу носилки с раненым, изголовье которых упиралось в закопченную лоснящуюся стену.

Соседка присела на корточки рядом с тетушкой Ремихией и, украдкой поглядывая в сторону, где лежал Деметрио, шепотом спросила:

– Ну, как он? Полегчало? Вот и хорошо! Смотри, совсем еще не старый. Только очень уж бледный, в лице ни кровинки. А, понимаю. Значит, рана еще не закрылась? А может, тетушка Ремихия, полечим его?

Обнаженная по пояс тетушка Ремихия, не отнимая худых жилистых рук от жернова метате [20], продолжала растирать никстамаль [21].

– А вдруг они не согласятся? – отзывается она, не прерывая своего утомительного занятия и почти задыхаясь от натуги. – У них свой дохтур, значит…

– Тетушка Ремихия, – пролезает в дверь другая соседка, предусмотрительно согнув тощую спину, – не найдется ли у вас лаврового листа? Хочу для Марии Антонии отвар сделать – у нее с утра резь в животе.