Возвышение Сайласа Лэфема - Хоуэллс Уильям Дин (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Они сидели одни в общей комнате, из которой, казалось, обе их дочери ушли навсегда, словно умерли. Лэфем был не в силах читать свои воскресные газеты, а ей не хотелось идти в церковь, куда прежде она понесла бы свою беду. В тот день она смутно чувствовала, что на церкви каким-то образом лежит вина за совет мистера Сьюэлла, которому они последовали.
— Хотела бы я знать, — заговорила она, снова возвращаясь к прежней теме, — каково бы ему было решать, будь это его собственные дети. Думаешь, он бы так же легко последовал своему совету?
— Он нам правильно присоветовал, Персис, — только так и нужно. Иначе нам было нельзя, — сказал кротко муж.
— А мне противно смотреть на Пэн. Айрин держится куда лучше.
Мать сказала это, давая отцу возможность защитить перед ней дочь. И он ее не упустил.
— Айрин, по-моему, куда легче. Вот увидишь, Пэн тоже поведет себя как надобно, когда придет время.
— Что ей, по-твоему, надо сделать?
— Об этом я еще не думал. А как нам теперь быть с Айрин?
— Что, по-твоему, надо сделать Пенелопе, — повторила миссис Лэфем, — когда придет время?
— Во-первых, я бы не хотел, чтобы она приняла предложение, — сказал Лэфем.
Миссис Лэфем была, по-видимому, удовлетворена такой позицией мужа; но теперь она вступилась за Кори.
— А он-то чем виноват? Это все мы сами наделали.
— Сейчас не в этом суть. Как быть с Айрин?
— Она говорит, что завтра уедет в Лэфем. Ей хочется уехать отсюда. Оно и понятно.
— Да, это, пожалуй, для нее самое лучшее. И ты с ней поедешь?
— Да.
— Хорошо. — Он опять уныло взялся за газету, а жена поднялась со вздохом и пошла к себе уложить кое-какие вещи в дорогу.
После обеда, когда Айрин с неумолимой тщательностью убрала все следы его в кухне и в столовой, она сошла вниз одетая для улицы и попросила отца опять погулять с ней. Они повторили бесцельную прогулку предыдущего вечера. Когда они вернулись, она приготовила чай, а потом они слышали, как она возится в своей комнате, словно у нее было множество дел, но не решились заглянуть к ней, даже когда все стихло и она, видимо, легла.
— Да, ей надо самой с этим справиться, — сказала миссис Лэфем.
— Думаю, она справится, — сказал Лэфем. — Только не осуждай Пэн. Она ни в чем не виновата.
— Я знаю. Но не могу так сразу признать это. Я ее осуждать не стану, только не жди, что я так быстро примирюсь с этим.
— Мама, — спросила Айрин утром, торопясь с отъездом, — что она ему сказала, когда он объяснился?
— Что сказала? — переспросила мать, а потом добавила: — Ничего она ему не сказала.
— А про меня что-нибудь говорила?
— Она сказала, чтобы он больше не приходил.
Айрин отвернулась и пошла в комнату сестры.
— До свидания, Пэн, — сказала она, целуя ее и стараясь при этом не глядеть на нее и не касаться ее. — Я хочу, чтобы ты ему объяснила все. Если он мужчина, он не отступится, пока не узнает, почему ты ему отказала; и он имеет право это знать.
— Это ничего не изменит. Не могу я принять его после…
— Как хочешь. Но если ты не скажешь ему про меня, я сама скажу.
— Рин!
— Да! Не говори, что я его любила. Но можешь сказать, что все вы считали, будто он любит — меня.
— О Рин…
— Не надо! — Айрин выскользнула из объятий, готовых сомкнуться вокруг нее. — Ты ни в чем не виновата, Пэн. Ты ничего мне плохого не сделала. Ты очень старалась мне помочь. Но я еще не могу — пока.
Она вышла из комнаты, позвала миссис Лэфем повелительным:
— Пора, мама! — и принялась укладывать оставшиеся вещи в чемоданы.
Полковник поехал с ними на вокзал и усадил их в поезд. Он взял им отдельное купе в пульмановском вагоне; стоя на перроне и опираясь поднятыми руками о дверцу, он старался сказать что-нибудь утешительное и обнадеживающее:
— Вам хорошо будет ехать, Айрин! Ночью прошел дождь, пыли, значит, уж точно не будет.
— Не жди, пока отправится поезд, папа, — сказала девушка, сурово отметая ненужные слова. — Иди домой.
— Хорошо, если ты хочешь, я пойду, — сказал он, радуясь, что может хоть чем-то ей угодить. Но он оставался на платформе до самого отхода поезда. Он видел, как Айрин хлопотала в купе, поудобнее устраивая мать; но миссис Лэфем не подымала головы. Поезд тронулся, а он тяжелыми шагами отправился по своим делам.
В течение дня, когда удавалось мельком увидеть патрона, Кори пытался по его лицу угадать, известно ли ему, что произошло между ним и Пенелопой. Когда подошло время закрывать, пришел Роджерс и заперся с Лэфемом в кабинете; молодой человек ждал, пока оба не вышли вместе и не расстались; по их обыкновению, без прощальных приветствий.
Лэфем не обнаружил удивления, увидев, что Кори не ушел; он лишь ответил: — Ладно, — когда молодой человек изъявил желание поговорить с ним, и вернулся с ним в кабинет.
Кори закрыл за ними дверь.
— Я буду говорить с вами только в том случае, если вам уже обо всем известно; в противном случае я связан обещанием.
— Вероятно, я знаю, о чем вы. О Пенелопе.
— Да, о мисс Лэфем. У меня к ней сильное чувство, — простите, что говорю об этом, но иначе мне не было бы оправданий.
— Вам не в чем оправдываться, — сказал Лэфем.
— О, я рад, что вы так говорите, — радостно воскликнул молодой человек. — Поверьте, мое чувство не что-то для меня поспешное и необдуманное, хотя для нее оно, видимо, оказалось полной неожиданностью.
Лэфем тяжело вздохнул.
— Что до нее, так мы с ее матерью, что ж, мы ничего. Вы нам обоим очень нравитесь.
— Да?
— Но у Пенелопы есть что-то на уме… не знаю… — Полковник смущенно опустил глаза.
— Она упоминала о чем-то… я не понял… но надеялся… что с вашего разрешения… преодолев препятствие, каково бы оно ни было. Мисс Лэфем… Пенелопа… дала мне надежду… что я… что я ей небезразличен…
— Да, думаю, что оно так, — сказал Лэфем. Он внезапно поднял к честному лицу молодого человека свое, столь непохожее, но такое же честное лицо. — А вы за кем другим не ухаживали в это самое время?
— Никогда! Кому такое могло прийти на ум? Если дело только в этом, я легко могу…
— Я не говорю, что только в этом или вообще в этом. Такое вы и в голову не берите. Но, может быть, вы не подумали…
— Разумеется, не подумал! Для меня это настолько невозможно, что я и подумать не мог, и мне так обидно, что не знаю, что и сказать.
— Ладно, не принимайте этого слишком уж к сердцу, — сказал Лэфем, испуганный его волнением. — Я не говорю, что она так подумала. Я просто предположил… предположил…
— Могу я хоть что-нибудь сказать или сделать, чтобы убедить вас?..
— Никакой в этом нужды нет. Меня убеждать не надо.
— Но мисс Лэфем? Можно мне увидеть ее? Я бы попытался убедить ее, что…
Он горестно умолк; а Лэфем рассказывал потом жене, что перед ним все время стояло лицо Айрин, каким он видел его в окне вагона, перед отъездом; и, желая сказать «да», он не мог открыть рта. В то же время он сознавал право Пенелопы на то, что ей принадлежало, и снова вспомнил слова Сьюэлла. К тому же они уже нанесли Айрин самый тяжелый удар. И Лэфем, как ему казалось, сделал уступку.
— Если хотите, приходите вечером ко мне, — сказал он и угрюмо выслушал благодарные излияния молодого человека.
Пенелопа вышла к ужину и заняла место своей матери во главе стола.
Лэфем молчал при ней, сколько мог. Потом он спросил:
— Как ты себя чувствуешь сегодня, Пэн?
— Как вор, — ответила девушка. — Как вор, которого еще не арестовали.
Лэфем подождал немного и сказал:
— Твоя мать и я, мы хотим, чтобы ты так не думала.
— Это от вас не зависит. Не могу я так не думать.
— Я считаю, что можешь. Если я знаю, что случилось, то в случившемся винить некого. И мы хотим, чтобы ты видела тут хорошее, а не дурное. А? Ведь Рин не станет легче оттого, что ты причинишь горе и себе и еще кому-то; и я не хочу, чтобы ты вбивала себе в голову всякую чушь. Насколько я знаю, ты ничего не украла, и что имеешь — все твое.
