Время жить и время умирать - Ремарк Эрих Мария (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
— Ты? — удивился Мутциг, увидев Гребера. — Вот уж не думал, что придешь.
— И я тоже. Но, как видишь, я здесь.
— Это здорово, Эрнст. Кстати, здесь и Штокман. Ты, кажется, был с ним в Африке?
— Да.
Штокман, потерявший правую руку, играл в скат с двумя другими калеками.
— Эрнст, — спросил он, — а у тебя что? — Он невольно окинул Гребера взглядом, словно отыскивал следы ранения.
— Ничего, — ответил Гребер. Все смотрели на него. У всех в глазах было то же выражение, что и у Штокмана. — Я в отпуску, — сказал он смущенно, чувствуя себя почти виноватым в том, что остался цел и невредим.
— Я думал, ты тогда в Африке получил свое, — заработал себе бессрочный отпуск.
— Меня залатали, а потом отправили в Россию.
— Ну, тебе повезло. Мне, собственно, тоже. Другие попали в плен. Их так и не удалось посадить на самолеты. — Штокман покачал своей культей. — Если об этом можно сказать «повезло».
Игрок, сидевший в середине, хлопнул картами по столу:
— Играем мы или треплемся? — грубо спросил он.
Гребер заметил, что он без ног. Их отняли очень высоко. На правой руке не хватало двух пальцев, новая кожа вокруг глаз была красной и без ресниц: видимо, они обгорели.
— Доигрывайте, — сказал Гребер. — Я не спешу.
— Еще один кон, — объяснил Штокман. — Мы скоро кончим.
Гребер сел у окна рядом с Мутцигом.
— Не обижайся на Арнольда, — прошептал Мутциг. — На него сегодня хандра нашла.
— Это тот, что посредине?
— Да. Вчера приходила его жена. После этого он по нескольку дней хандрит.
— О чем вы там судачите? — крикнул Арнольд.
— Да так, вспоминаем старые времена. Имеем мы право?
Промычав что-то, Арнольд продолжал игру.
— А в общем у нас очень неплохо, — заверил Гребера Мутциг. — Даже весело. Арнольд был каменщиком; это не простое дело, знаешь ли. И представь — жена его обманывает, ему мать рассказала.
Штокман швырнул карты на стол.
— Проклятое невезение! Я-то понадеялся на туза треф. Кто мог знать, что три валета окажутся в одних руках!
Арнольд что-то буркнул и опять стал тасовать.
— Когда хочешь жениться, так не знаешь, что лучше, — сказал Мутциг. — Быть без руки или без ноги. Штокман говорит, что без руки. Но как ты будешь одной рукой обнимать женщину в постели! А обнимать то ведь ее надо!
— Пустяки. Главное, что ты жив.
— Верно, но нельзя же этим пробавляться всю жизнь. После войны еще куда ни шло. А потом ты уже больше не герой, а просто калека.
— Не думаю. Кроме того, ведь делают превосходные протезы.
— Не в этом дело, — сказал Мутциг. — Я имею в виду не работу.
— Войну мы должны выиграть, — неожиданно громко заявил Арнольд, который прислушивался к их разговору. — Пусть другие теперь отдуваются. А с нас хватит. — Он бросил недружелюбный взгляд на Гребера. — Если бы всякие шкурники не окопались в тылу, нам бы не пришлось все время отступать на фронте.
Гребер не ответил. Никогда не спорь с тем, кто потерял руку или ногу, — он всегда будет прав. Спорить можно с тем, у кого прострелено легкое, или осколок засел в желудке, или кому, быть может, пришлось и того хуже, но, как это ни странно, не с человеком после ампутации.
Арнольд продолжал играть.
— Что скажешь, Эрнст? — спросил через некоторое время Мутциг. — У меня в Мюнстере была девушка; мы и сейчас переписываемся. Она думает, что у меня прострелена нога. А об этом я ей ничего не писал.
— Не торопись. И радуйся, что тебе не надо возвращаться на фронт.
— Я и так радуюсь, Эрнст. Но сколько же можно этому радоваться!
— Просто мутит, как вас послушаешь, — неожиданно сказал Мутцигу один из болельщиков, сидевших вокруг игроков. — Напейтесь и будьте мужчинами.
Штокман захохотал.
— Чего гогочешь? — спросил Арнольд.
— Я как раз представил себе, что было бы, если бы ночью сюда плюхнулась тяжелая бомба, да прямо в середку, да так, чтобы все в кашу! К чему бы тогда были все наши горести!
Гребер встал. Он увидел, что у болельщика нет ног. «Мина или отморозил», — подумал он машинально.
— А куда подевались все наши зенитки? — пробурчал Арнольд. — Разве все они нужны нам на фронте? Здесь почти ничего не осталось.
— И на фронте тоже.
— Что?
Гребер понял, что допустил ошибку.
— Мы ждем там новое секретное оружие, — сказал он. — Говорят, какое-то чудо.
Арнольд уставился на него.
— Да что ты мелешь, черт тебя подери! Можно подумать, будто мы проигрываем войну! Этого быть не может! Думаешь, мне охота сидеть в паршивой тележке и продавать спички, как те, после первой войны? У нас есть права! Фюрер нам обещал!
Он разволновался и бросил карты на стол.
— Пойди включи радио, — сказал болельщик Мутцигу. — Давай музыку!
Мутциг покрутил ручку. Из репродуктора вылетел залп трескучих фраз. Он покрутил еще.
— Постой! — раздраженно крикнул Арнольд.
— Зачем? Опять речуга.
— Оставь, говорю тебе! Это партийная речь. Если бы каждый их слушал, дела шли бы лучше!
Мутциг со вздохом повернул ручку обратно. В палату ворвались выкрики оратора, возглашавшего победно «Хайль!». Арнольд слушал, стиснув зубы. Штокман сделал Греберу знак и пожал плечами. Гребер подошел к нему.
— Всего хорошего, Штокман, — прошептал он. — Мне пора.
— Есть дела повеселее, а?
— Нет, не то. Но мне пора идти.
Гребер направился к выходу. Остальные провожали его глазами. У него было такое чувство, словно он голый. Он шел через зал медленно; ему казалось, что при такой походке его здоровый вид не будет раздражать этих калек. Он чувствовал, с какой завистью они смотрят ему вслед. Мутциг проковылял с ним до двери.
— Заходи, — сказал он, остановившись в тускло освещенном сером коридоре. — Сегодня тебе не повезло. Обычно мы бываем бодрее.
Гребер вышел на улицу. Смеркалось. И вдруг им с новой силой овладел страх за Элизабет. Целый день Гребер пытался убежать от него. Но теперь, в неверном свете сумерек, страх этот, казалось, снова выполз изо всех углов.
Гребер пошел к Польману. Старик открыл ему сразу, как будто он кого-то ждал.
— Это вы, Гребер? — сказал он.
— Да. Я вас не задержу. Мне нужно только кое о чем спросить.
Польман распахнул дверь.
— Входите. Лучше не стоять на лестнице. Соседям незачем знать…
Они вошли в комнату, освещенную лампой. Гребер почувствовал запах табачного дыма. У Польмана в руке сигареты не было.
— О чем вы хотели спросить меня, Гребер?
Гребер посмотрел вокруг.
— Это у вас единственная комната?
— Почему вы спрашиваете?
— Может быть, мне придется спрятать одного человека на несколько дней. У вас можно?
Польман молчал.
— Его не ищут, — сказал Гребер. — Это так, на всякий случай. Вероятно, и не понадобится. А у меня есть основания беспокоиться за него. Или, может быть, это только мне кажется…
— Почему же вы обращаетесь с такой просьбой именно ко мне?
— Больше я никого не знаю.
Гребер и сам не понимал, почему пришел. Им руководило лишь смутное желание подыскать убежище на крайний случай.
— Кто этот человек?
— Девушка, на которой я женюсь. Ее отец в концлагере. Я боюсь, что и за ней придут. А может быть, я все это только вообразил себе?
— Нет, не вообразили, — сказал Польман. — Осторожность лучше, чем запоздалое раскаяние. Можете располагать этой комнатой, если понадобится.
Гребер вздохнул с облегчением. Теплое чувство благодарности переполняло его.
— Спасибо, — сказал он. — Большое спасибо.
Польман улыбнулся. Он вдруг показался Греберу не таким дряхлым, как в прошлый раз.
— Спасибо, — повторил Гребер еще раз. — Надеюсь, комната мне не понадобится.
Они стояли возле полок с книгами.
— Возьмите с собой то, что вам захочется, — сказал заботливо Польман. — Книги иногда помогают пережить тяжелые часы.
Гребер покачал головой.
— Не мне. Но я хотел бы знать одно: как совместить все это: книги, стихи, философию — и бесчеловечность штурмовиков, концентрационные лагеря, уничтожение невинных людей?
