Гойя, или Тяжкий путь познания - Фейхтвангер Лион (читать книги полностью TXT) 📗
Архиепископ Деспиг обратился к своему приятелю в Риме, кардиналу Винченти. А тот растолковал папе, в какое трудное положение поставлен Великий инквизитор. Папе Пию VI и самому приходилось нелегко. Генерал Бонапарт вторгся в его владения и грозил взять его в плен. Но папа был из тех, в ком угрозы только разжигают воинственный пыл, и Лоренсане он дал совет в таком же духе. Кардиналу Винченти было поручено ответить по пунктам на запрос кардинала-архиепископа Деспига, с тем чтобы архиепископ передал мнение папы Великому инквизитору. Преступления так называемого Князя мира вопиют к небу, гласило это послание, написанное по-латыни; стыд и позор, что такой человек состоит в первых советчиках католического короля. Ввиду этого святой отец одобряет намерения господина Великого инквизитора. Положив конец нечестивым деяниям вышеназванного Мануэля Годоя, Лоренсана избавит не только Испанию, но и наместника Христова от злокозненного врага.
Но вышло так, что курьер, которому надлежало доставить послание Ватикана в Севилью, был поблизости от Генуи перехвачен солдатами генерала Наполеона Бонапарта. Генерал прочел послание. Не будучи очень силен в латыни, он все-таки сразу понял, что Великий инквизитор, при поддержке папы, затевает заговор против Князя мира. Молодой французский генерал симпатизировал молодому испанскому министру, сделавшему такую же сказочную карьеру, как и он сам. Кроме того, ему важно было ускорить затянувшиеся переговоры о франко-испанском союзе. Он велел снять копию с папского послания и с дружеским приветом отправил ее Мануэлю, сообщив при этом, что само послание будет доставлено по назначению лишь через три недели.
Мануэль оценил ту огромную товарищескую услугу, которую оказал ему генерал Бонапарт. Он посоветовался с Мигелем. Тот возликовал в душе. Помимо политической вражды, он питал личную ненависть к Великому инквизитору. Ведь по милости Лоренсаны аббат должен был покинуть Испанию, а с ним вместе и Лусия. Лоренсана разбил его жизнь. А теперь коварный враг у него в руках.
Из этих бумаг неопровержимо явствует, старался он втолковать Мануэлю, что Лоренсана и оба епископа, злоупотребляя своим священным саном, задумали навязать католическому монарху политику, враждебную интересам Испании. За спиной короля они затевают интриги с иноземной державой, которая воюет с республикой, дружественной испанской короне. Долг дона Мануэля — арестовать всех трех, с тем чтобы Верховный совет Кастилии судил их как государственных изменников.
Но дон Мануэль испугался таких решительных мер и отговорился тем, что ему надо все это хорошенько обдумать; кстати, в его распоряжении целых три недели.
Шли дни, кончилась первая неделя, а дон Мануэль все колебался. Он и так чувствовал себя в безопасности оттого, что уличающий документ находился у него в руках, и явно не имел намерения переходить в наступление.
Невозмутимый Мигель на сей раз не мог сдержать досаду. Он горько жаловался своему другу Гойе. Казалось бы, надо ухватиться за такую редкостную возможность — сбросить кровожадную гадину Великого инквизитора Лоренсану, сделать испанскую церковь независимой от Рима и нанести смертельный удар инквизиции. И что же? Все рушится из-за нерешительности Мануэля. Он себе же первому повредит, если упустит случай расправиться со своим заклятым врагом. Но он слишком ленив для борьбы, а свою мягкотелость считает исконным испанским великодушием. Пепа поддерживает его в этом убеждении.
Гневно и скорбно изливал Мигель перед Франсиско всю скопившуюся в нем горечь и боль. Трудно поверить, до чего упрям дон Мануэль; приветливый и добродушный с виду, он и ласков и неподатлив в одно и то же время, какая-то дряблая, мягкая груда, которую не сдвинешь с места. При этом он непомерно тщеславен. Каждый совет обязательно надо подсластить лестью, и ему, Мигелю, изо дня в день приходится постыдно поступаться своими убеждениями и ползать на коленях перед самомнением и произволом.
— Как мне опостылело вилять, ходить вокруг да около, чтобы хоть сколько-нибудь приблизиться к цели, — говорил он, давая волю раздражению. — Я устал и состарился раньше времени. И если теперь все сорвется, если Мануэль не прогонит Лоренсану ко всем чертям, тогда я все брошу. Брошу политику и буду заниматься картинами и книгами.
Гойя никогда еще не видел спокойного и сдержанного Мигеля таким мрачным и удрученным. Он ломал себе голову, чем бы помочь другу. И вдруг надумал.
В эту пору он работал над последним из портретов, заказанных ему Князем мира. Во время сеансов дон Мануэль бывал особенно общителен. Весьма вероятно, что Мануэль расскажет ему своим обычным небрежным, насмешливым тоном о неудавшемся заговоре Великого инквизитора. Тут-то Франсиско и выступит со своим предложением.
Мануэль и в самом деле рассказал о происках Лоренсаны и о том, какой забавный и лестный случай довел их до его сведения. Он хохотал, он делал вид, что легко и весело воспринимает опасную интригу.
Гойя вторил ему.
— Такому человеку, как вы, остается только поднять на смех козни Великого инквизитора и кардинала.
Мануэль позировал, стоя навытяжку в парадном мундире, во всем великолепии орденов и лент, указуя правой рукой на не вполне пока что ясное аллегорическое изображение своей достославной деятельности.
Не опуская горделиво вскинутой головы, он спросил:
— А как вы себе это представляете, Франсиско?
И Гойя, не отрываясь от работы, ответил медленно и раздельно:
— Святой отец терпит большие неприятности от генерала Бонапарта. Что если испанский двор пошлет ему утешителей? Например, господина Великого инквизитора и обоих господ епископов?
Дон Мануэль задумался на минутку, а потом, забыв о своей позе, хлопнул художника по плечу.
— Ну и шутник же ты, Франчо! — воскликнул он. — У тебя бывают блестящие выдумки. — И пустился в шумные излияния: — Мы с тобой рождены стать друзьями. Я это с первой минуты заметил. Мы должны быть заодно и помогать друг другу. Остальные — всего только гранды. На худой конец они могут переспать с женщиной. Но скрутить бабу, чтобы она плясала под твою дудку, — это можем только мы. Потому удача и идет нам в руки: удача — та же женщина.
Теперь Мануэль знал, что ему делать. Не задумываясь отправился он к Карлосу и Марии-Луизе, предъявил им послание и рассказал о происках вероломных священнослужителей.
Карлос покачал головой.
— Лоренсана поступил очень нехорошо. Если он был недоволен тобой, Мануэль, так мог пожаловаться мне, а никак не папе. И у меня за спиной! Ты совершенно прав. Это непозволительно, это государственная измена. Он поступил очень нехорошо.
А у Марии-Луизы злобно поблескивали глаза, и Мануэль видел, что она рада случаю отомстить Великому инквизитору за тот пасквиль.
— По-моему, вот что надо сделать: отослать его вместе с обоими епископами в Рим. Святой отец очень сейчас нуждается в совете и утешении, — сказал Мануэль.
Король понял не сразу. Но донья Мария-Луиза усмехнулась.
— Отличная мысль! — сказала она и обратилась к Мануэлю: — Это ты сам придумал или тебя надоумил твой сеньор Бермудес?
— Клянусь пресвятой девой, это придумал не сеньор Бермудес, — оскорбленным тоном ответил дон Мануэль.
Великому инквизитору и обоим епископам было сообщено, что им надлежит отправиться к святому отцу с поручением от короля. Так как Бонапарт намерен объявить в Папской области республику, они должны предложить святому отцу прибежище на острове Майорка и, независимо от его решения, не покидать его в ближайшие годы, оказывая ему поддержку своим присутствием.
