Нищий, вор - Шоу Ирвин (книги бесплатно читать без .txt) 📗
— После той истории в суде все они смотрят на меня так, словно я блудница вавилонская. — Она по-прежнему держала его за руку, и они пошли по улице. — Боже мой, — глубоко вздохнув, сказала она, — хорошо выйти на свежий воздух после того, как весь день напролет нюхаешь грязное белье. — Она искоса на него посмотрела. — Ты слышал об этом скандале?
— Да, — ответил он. — Благодаря ему я и сумел вас найти.
— Дурная слава разносится далеко, — согласилась она. — Я знаю, что твоего отца нет в живых. — Она сказала это так просто, словно давно справилась с чувствами, вызванными этим известием. — В той же заметке я прочла, что он был дважды женат. Он был счастлив?
— Во втором браке да.
Она покачала головой.
— Я боялась, что он никогда снова не найдет счастья. Они все продолжали его травить, как…
— У него была яхта, — сказал Уэсли. — На Средиземном море. Он очень любил море.
— Подумать только, — сказала она мечтательно. — Том на Средиземном море. Мне всегда хотелось путешествовать, но… — Она не договорила.
— Он назвал эту яхту «Клотильда».
— Боже мой, — воскликнула она, — «Клотильда»! — И тут он увидел, что она плачет. Слезы текли из ее темных глаз, поблескивая на густых черных ресницах.
— Когда его спрашивали, почему он выбрал для яхты такое название, он говорил, что так звали одну французскую королеву. Но мне он сказал правду.
— После всех этих лет, — не без удивления промолвила она, — после всего, что произошло. Он тебе об этом тоже рассказывал? — резко спросила она.
— Рассказывал, — ответил Уэсли. — Как его дядя узнал, что вы и отец… ну… были вместе, и пригрозил, что вас вышлют обратно в Канаду за растление малолетних…
— И про остальное рассказывал? — Голос ее стал совсем резким.
— Да. Про вас и его дядю — про то, что обнаружилось на суде и о чем писали газеты, — смущенно признался Уэсли.
— Мерзкий старик, — яростно прошептала Клотильда. — Я была служанкой в его доме. Вернуться в Канаду я не могла, мой муж убил бы меня. Я пыталась заставить Тома это понять. Но он не желал слушать. Он хотел, чтобы мы вместе убежали. Шестнадцатилетний мальчик… — Она засмеялась, смех ее звучал грустно на солнечной, обсаженной деревьями улице.
— В конце концов он понял, — сказал Уэсли. — Он говорил мне. И название яхты ведь это доказывает, правда?
— Наверно. — Она смахнула слезу тыльной стороной ладони и помолчала. — А он рассказывал тебе, как я однажды положила ему в сандвич записку, когда он пошел на работу?
— Что-то не помню.
— Я написала: «Я тебя люблю». Вот так все и началось. — Она внезапно засмеялась. — Боже мой, какой у него был аппетит! Я никогда не видела человека, который мог бы столько съесть. А какую еду я ему готовила! Ростбифы, свежие овощи, все самое лучшее, когда его дядя со своей гадкой семьей уехал в Саратогу и мы остались в доме одни. По вечерам я ждала его и пела, стоя у плиты. Эти две недели я буду помнить до последних дней своей жизни. — Она вдруг остановилась, как будто ее схватила чья-то невидимая рука, и повернулась к нему. — Зачем ты сюда приехал? Тебе что-нибудь от меня нужно?
— Мне ничего не надо. Я приехал только ради того, что вы сейчас делаете, — поговорить о нем.
Какое-то мгновение ее глаза словно что-то искали в его лице, а затем она снова поцеловала его в лоб.
— Ты так похож на него — даже жуть берет. Он был очень красивый. Я однажды сказала ему, что он похож на святого Себастьяна. Тогда он пошел в библиотеку посмотреть про него в энциклопедии. Там он узнал и откуда происходит мое имя. Трудно было даже представить себе, чтоб такой необузданный малый рылся в энциклопедии. — Ее лицо смягчилось, и Уэсли подумал, что у нее, наверное, было такое же выражение, когда его отец вернулся из библиотеки и рассказал ей, что он там узнал.
— Ты разочарован? — спросила она.
— Чем?
— После всего, что отец, наверно, рассказал тебе обо мне и назвал в мою честь яхту… Подумать только — королева Франции. — Она коротко рассмеялась. — А ты встречаешь старую толстую тетку, стоящую за прилавком в прачечной.
— Нет, я не разочарован. — Он не был вполне уверен, что говорит правду. В молодости она, наверное, была совсем другой, подумал он.
— Ты хороший мальчик, — сказала она, когда они снова двинулись по улице. — Надеюсь, что тебе живется легче, чем твоему отцу.
— Ничего живется.
— После того как мы… ну… можно сказать, расстались, хотя продолжали жить в одном доме и я видела его каждый день и подавала ему вместе со всеми еду, мы больше не сказали друг другу ни слова, за исключением «до свидания». Он словно озверел. Вечерами приходил домой весь в крови после драк, люди стали относиться к нему как к бездомной опасной собаке, он спал с каждой девкой в городе. Я, конечно, об этом слышала. Наверно, это было что-то вроде мести, но я его не винила, хотя и понимала, что в таком мерзком, лицемерном городишке добром это не кончится. Его посадили в тюрьму за изнасилование — подумать только, за изнасилование, когда все девки и бабы бегали за ним, как ребятишки за пожарной машиной. Про это он тебе рассказывал?
— Да.
— А про сестер-близняшек, в изнасиловании которых его обвинили? Их отец и подал на него в суд.
— Тоже рассказывал.
— Он, должно быть, очень тебя любил, если рассказывал такие вещи.
— Наверно, да. Он любил мне рассказывать. — Уэсли вспомнил ночи под звездным небом на палубе или во тьме штурвальной рубки.
— Конечно, они его и схватили — при такой репутации его можно было в чем хочешь обвинить, — сказала Клотильда с горечью в голосе. — Эти близняшки могли выбирать отца своим детям по крайней мере из полсотни людей! Включая и того полицейского, который Тома арестовал. Я видела их — этих близняшек, они по-прежнему живут здесь, теперь уже взрослые женщины. Вот их я не советую тебе разыскивать. Один из парней выглядит так, словно он твой брат. — Клотильда весело рассмеялась. — Наконец-то в этом городе хоть у кого-то в жилах течет частица порядочной крови. Иногда ночами, — тихо произнесла она, — я думаю: как все было бы, если бы я послушалась его безумных уговоров и убежала с ним — двадцатипятилетняя служанка и шестнадцатилетний мальчик, и оба без гроша в кармане… Разве имела я право совершить такую подлость по отношению к нему? — спросила она, словно стараясь найти себе оправдание.
— Наверное, нет, — ответил Уэсли.
— А я все говорю и говорю. Только о себе. О том, что было когда-то. А как ты? Как ты-то живешь?
— Неплохо.
— Ты доволен тем, как у тебя все получается?
— Этого я, пожалуй, не сказал бы.
— Тем не менее у тебя ухоженный вид — ты хорошо одет и выглядишь как молодой джентльмен.
— Мне просто некоторым образом повезло, — сказал Уэсли. — Кое-кто обо мне заботится.
— Ты расскажешь мне все за ужином. Ты ведь не торопишься уехать из города?
— Не особенно, — ответил Уэсли. — Я хотел уехать завтра.
— Я приготовлю тебе свинину под яблочным соусом с картошкой и красной капустой. Это было самое любимое блюдо твоего отца. — Она помолчала. — Только знаешь, Уэсли, — проговорила она неуверенно, — я ведь живу не одна. У меня есть друг, он хороший человек, мастер на мебельной фабрике. Но мы с ним не женаты. У него жена и двое ребят — они католики… Он тоже будет ужинать. Ты не против? — спросила она с тревогой.
— Это ни меня, ни отца не касается.
— Люди ведь бывают разные, никогда не знаешь, что они подумают. — Она вздохнула. — Женщина не может жить одна. По крайней мере я. Я живу двумя жизнями сразу: одна — каждодневная, когда мужчина приходит домой, садится вечером за свою газету, пьет пиво и ничего такого особенного тебе не говорит, а другая — воспоминания о чудесных днях молодости, проведенных с необузданным мальчишкой. Я должна сказать тебе, Уэсли, твой отец был самым нежным, самым ласковым мужчиной, о таком женщина может только мечтать в своих странствиях по этой земле. И у него была такая нежная кожа, словно шелк. Ничего, что я тебе все это рассказываю, а?
