Республика Шкид - Пантелеев Леонид (онлайн книга без .TXT) 📗
Он прибавил ходу и крепче сжал объемистый узел, наполненный вещами, предназначенными для лотереи-аллегри.
Были в нем: «Пошехонская старина» Салтыкова, ржавые коньки, гипсовый бюст Льва Толстого, ломаный будильник, зажигалка и масса безделушек, которые Ленька частью выпросил, частью стянул у сестренки.
— Начались уроки? — спросил Пантелеев, когда ему, запыхавшемуся и усталому, кухонный староста Цыган открыл дверь.
— Начались. — ответил Цыган.
— Давно?
— С полчаса.
«Влип, — подумал Пантелеев. — Какой еще урок, неизвестно… Если Сашкец или Витя, то гибель — пятый разряд!»
Боясь попасться на глаза Викниксору или Эланлюм, он, крадучись, пробрался к классу, прильнул ухом к замочной скважине и прислушался. Сердце его радостно запрыгало. Через дверную щель глухо доносились отрывистые реплики:
— Карамзин… Тысяча восемьсот третий год… Наталья, боярская дочь…
Ленька приоткрыл дверь и спросил:
— Можно?
— Пожалуйста, — ответил Асси, — войдите.
Он был единственный халдей, который называл шкидцев на «вы». Ленька вошел в класс. При виде его, несущего узел, класс загромыхал.
— Ай да налетчик!
— Браво!
— Ура!
Ленька прошел к своей парте, уселся, отдышался и стал развязывать узел. Тотчас же к нему подсели Японец и Джапаридзе.
— Ну, показывай.
Пантелеев выложил на скамейку парты принесенные вещи.
— А Янкель пришел? — спросил он.
— Нет еще, — ответил Японец, перелистывая «Пошехонскую старину».
Парту Пантелеева обступили Воробей, Горбушка и Кальмот.
— Ну, хряйте, хряйте, — прогнал их Ленька, — нечего глазеть. Тут профессиональная тайна.
Любопытные отошли. Ленька засунул вещи в ящик парты, отложив отдельно принесенные продукты: хлеб, сахар, кусок пирога и осьмушку махорки.
В это время в класс ворвался раскрасневшийся и вспотевший Янкель. В руках он нес огромный, перевязанный бечевкой пакет. Улигания встретила его еще более громким «ура».
Янкель бросился на свою парту и, отдуваясь, протянул:
— Фу ты, я-то думал — у нас Гусь Лапчатый, а тут…
Асси, на минуту притихший, бубнил, спрятав голову в плечи:
— Карамзин — выразитель эпохи… Разбирая его произведения в хронологическом порядке, мы…
Затрещал звонок. Асси, не докончив фразы, поднялся и выкатился из классной.
— Компания, сюда! — закричал Японец.
Четверка собралась у пантелеевской парты. Янкель притащил свой пакет и, развернув его, выложил десятка два разных книг, уйму вставочек, статуэток, палитру красок и комплект «Нивы» за 1909 год. Притащил свои вещи к пантелеевской парте и Японец. Дал он сто двадцать листов писчей бумаги, которую копил в течение целого года, и дюжину фаберовских карандашей.
Джапаридзе снял и отдал обмотки. Носить обмотки в Шкиде считалось верхом изящества и франтовства; взнос Джапаридзе поэтому был очень ценен.
Когда все вещи были собраны, Янкель предложил:
— Приступим к технической части. Надо составить каталог.
Стали составлять список вещей. Первым номером записали коньки:
1. Первосортные беговые коньки «Джексон».
Вторым записали обмотки Дзе:
2. Прекрасные суконные обмотки последнего лондонского образца.
Третьим прошел трехсантиметровый бюст Толстого «почти в натуральную величину»…
Дальше оценка вещей стала затруднительна.
Вынули будильник. Будильник оказался лишь пустой жестяной коробкой с циферблатом, но без механизма.
— Идея, — сказал Японец. — Пиши: «Изящные часы-будильник „Ohne Mechanismus“.
— Это что значит? — спросил Дзе. — Уж больно звучно.
— Это значит, что часы без механизма… А ребята не поймут — подумают, что фирма «Оне Механизмус».
Потом записали «Полный комплект журнала „Нива“ за 1909 год в роскошном коленкоровом переплете», ломаный десертный ножик под громким названием «дамасский кинжал вороненой стали», зажигалку и «Пошехонскую старину».
Затем стали записывать мелочь — статуэтки, карандаши, вставочки. Под конец пустили бумагу:
51. Прекрасная веленевая бумага 5 л.
52 ……………………………
53 ……………………………
Всего набралось 70 номеров.
— Почем же будем продавать билеты? — спросил Пантелеев.
— Я думаю, две порции песку, или полфунта хлеба, или пять копеек золотом, — сказал Японец.
Янкель подсчитал в уме и заявил:
— Невыгодно… Три рубля пятьдесят копеек золотом всего получается. Не окупит дела. Одни коньки два рубля стоят.
— Пустых ведь не будем делать, — сказал Дзе.
— Нет, пустых не надо.
Решили устроить маленькую перетасовку. Вместо пяти листов бумаги написали два листа. Получилось сто тридцать номеров.
Составив каталог, начали изготовлять билеты. Янкель сделал образец:
При помощи Пантелеева и Дзе Янкель отпечатал их сто тридцать штук.
— А кто у нас будет казначеем? — спросил Пантелеев. — Я думаю — Янкель…
— К черту! — заявил Японец. — Лучше Дзе.
Согласились на Дзе. Новоиспеченный казначей принялся подписывать билеты. До вечера работали — описали билеты, наклеивали номерки к вещам и, отгородив кафедрой угол класса, расставляли вещи по полкам пустующего книжного шкафа.
А утром во вторник улигане, явившись после чая в класс, узрели на остове кафедры огромный плакат:
У плаката собралась огромная толпа. Весть о лотерее облетела всю республику. Сашкецу, пришедшему в четвертое отделение читать лекцию, с трудом удалось разогнать орду кипчаков, волынян и бужан.
На уроках царило возбуждение, и даже Викниксору, читавшему улиганам древнюю историю, трудно было подчинить дисциплине возбужденную массу. После звонка, Викниксор полюбопытствовал, чем взбудоражен класс. Кто-то молча указал на кафедру, кричащую плакатом.
Викниксор, читая плакат, улыбался, прочитав, нахмурился.
— Надо было у меня разрешение взять, а потом уже объявление вешать, — сказал он.
Выскочил Янкель.
— Извините, Виктор Николаич… Не подумали…
— Ну ладно, — добродушно улыбнулся завшколой, — бог с вами… Развлекитесь.
Потом, подумав, вынул из кармана портмоне и сказал:
— Дайте-ка мне на счастье парочку билетов.
Класс дружно загромыхал аплодисментами. Джапаридзе вручил Викниксору два первых билета.
После уроков класс снова заполнился шкидцами. Приходили уже с продуктами: хлебом, сахарным песком, а кто и с деньгами, принесенными из дому. Большинство покупало по одному-два билета, некоторые платили по соглашению с комиссией сахарином, папиросами или чем другим; кухонный староста Громоносцев, обладавший хлебными излишками, ухлопал десять фунтов хлеба, купив двадцать билетов.
