Жена мудреца (Новеллы и повести) - Шницлер Артур (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Она не решилась перечитать письмо и сразу вышла из дома, чтобы самой отнести его на вокзал. Там она, в нескольких шагах впереди себя, увидела фрау Рупиус. Сопровождавшая ее горничная несла небольшой саквояж. Что это значит? Она догнала фрау Рупиус в ту минуту, когда та входила в зал ожидания. Горничная положила сумку на большой стол посреди зала, поцеловала хозяйке руку и ушла.
— Фрау Рупиус?! — тоном вопроса воскликнула Берта.
Фрау Рупиус дружески протянула ей руку.
— Я слышала, что вы уже вернулись. Ну, как вы провели время?
— Хорошо, очень хорошо, но…
— Вы так испуганно смотрите на меня; нет, фрау Берта, я вернусь… уже завтра утром. С далеким путешествием ничего не получается, я решила… Мне пришлось принять другое решение.
— Другое решение?
— Ну да, я решила остаться. Завтра я вернусь домой. Ну, а как вы провели время?
— Я уже сказала: очень хорошо.
— Да, верно, вы уже ответили мне. Вы хотели отправить это письмо?
Только теперь Берта заметила, что письмо к Эмилю все еще у нее в руке. Она посмотрела на него так восторженно, что фрау Рупиус улыбнулась.
— Не взять ли мне его с собой?. Оно ведь адресовано в Вену?
— Да, — сказала Берта и, счастливая тем, что может наконец говорить откровенно, решительно прибавила: — Ему.
Фрау Рупиус удовлетворенно кивнула головой, но не взглянула на Берту и ничего не ответила.
— Как я рада, что встретила вас! — сказала Берта. — Только вам я могу довериться. Вы единственная здесь можете понять меня.
— Ах, нет, — прошептала фрау Рупиус, как во сне.
— Я так завидую вам, что вы уже сегодня, через несколько часов, снова увидите Вену. Какая вы счастливая!
Фрау Рупиус села в кожаное кресло у стола, подперла подбородок рукой и, взглянув на Берту, сказала:
— Мне кажется, что, скорее, вы счастливая.
— Нет, я ведь вынуждена оставаться здесь.
— Почему? — спросила фрау Рупиус. — Вы же свободны. Но опустите письмо в ящик, иначе я увижу адрес и узнаю больше, чем вы хотели мне сказать.
— Не потому, но я хотела бы, чтобы письмо ушло с этим поездом…
Она поспешила в вестибюль, опустила письмо, тотчас вернулась к Анне, сидевшей все в той же спокойной позе, и продолжала:
— Вам я могла бы рассказать все, да, более того, я хотела еще перед отъездом… но, представьте себе, как странно, — тогда я не могла решиться.
— Но тогда, пожалуй, еще нечего было рассказывать, — сказала фрау Рупиус, не глядя на Берту.
Берта удивилась. Как умна эта женщина! Она видит людей насквозь!
— Нет, тогда еще нечего было рассказывать, — повторила она, с каким-то обожанием глядя на фрау Рупиус. — Представьте себе, то, что я вам сейчас расскажу, почти невероятно, но я буду считать себя лгуньей, если умолчу об этом.
— Ну?
Берта села в кресло около фрау Рупиус и заговорила тише, так как дверь в вестибюль была открыта:
— Я хотела вам сказать, Анна, что я вовсе не чувствую, будто сделала что-нибудь дурное или недозволенное.
— Это было бы не очень умно…
— Да, вы правы… скажу вам больше: мне даже кажется, будто я сделала что-то очень хорошее, чуть ли не подвиг. Да, фрау Рупиус, так получилось, что с тех пор я даже стала гордиться.
— Ну, для этого, пожалуй, тоже нет оснований, — сказала фрау Рупиус, раздумчиво поглаживая руку Берты, лежавшую на столе.
— Это я отлично знаю, но все-таки очень горжусь и считаю себя совсем не такой, как все знакомые мне женщины. Видите ли, если бы вы знали… если бы вы были знакомы с ним — это такая необыкновенная история! Не подумайте, что я только недавно с ним познакомилась, — наоборот, вам следует знать, что я была влюблена в него еще совсем молоденькой девушкой, прошло двенадцать лет, и все эти годы мы не виделись, а теперь, — разве это не поразительно? — теперь он мой… мой… мой любовник! — Наконец она выговорила это слово, лицо ее сияло.
Фрау Рупиус смотрела на нее немного насмешливо и в то же время очень дружелюбно. Она сказала:
— Я рада, что вы счастливы.
— Вы так добры! Но, видите ли, с другой стороны, это ужасно, что мы так далеко друг от друга, он живет в Вене, я здесь, — мне кажется, я этого просто не вынесу. Я нисколько не привязана к этому городу, в особенности к моим родственникам. Если бы они знали… Нет, если бы они только знали! Впрочем, они ни за что не поверят. Женщина вроде моей невестки, например, я уверена, даже не представляет себе, что нечто подобное возможно.
— Но вы, право, очень наивны, — вдруг почти сердито сказала фрау Рупиус. — Она прислушалась. — Мне послышался гудок поезда. — Она встала, подошла к большой стеклянной двери, ведущей на перрон, и выглянула наружу.
Вошел контролер, взял у нее билет, чтобы пробить его, и сказал:
— Поезд на Вену опаздывает на двадцать минут. Берта встала и подошла к фрау Рупиус.
— Почему вы сказали, что я наивна? — застенчиво спросила она.
— Но вы совершенно не знаете людей, — несколько раздраженно ответила фрау Рупиус. — Вы и не подозреваете, среди каких людей вы живете. Уверяю вас, вам совершенно нечем гордиться.
— Я знаю, что это очень глупо с моей стороны…
— Ваша невестка — нет, это великолепно, — ваша невестка!..
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что у вашей невестки тоже был любовник.
— Но откуда вы это взяли?
— Ну, она не единственная в этом городе.
— Да, конечно, есть женщины, которые… но Альбертина…
— И знаете, кто был ее любовником? Это очень забавно! Господин Клингеман.
— Нет, не может быть!
— Впрочем, это было давно, почти десять или одиннадцать лет тому назад.
— Но в то время вас самих еще не было здесь, фрау Рупиус.
— О, я знаю это из самого достоверного источника, — господин Клингеман сам рассказал мне.
— Сам господин Клингеман? Может ли человек быть таким гнусным…
— Очень даже может. — Анна присела на стул около двери, Берта осталась стоять рядом и удивленно слушала ее. — Да, господин Клингеман… он оказал мне честь, как только я приехала в этот город, сразу стал усиленно ухаживать за мной, что называется, пустился во все тяжкие. Я высмеяла его, это его, вероятно, задело, и он, очевидно, решил убедить меня рассказом о своих победах и о своей неотразимости.
— Но, может быть, то, что он рассказывал вам, неправда.
— Кое-что, возможно, и неправда, но эта история случайно оказалась верной… Ах, какие сволочи мужчины! — Она сказала это с глубокой ненавистью. Берта ужаснулась. Она и не предполагала, что фрау Рупиус может употреблять такие слова. — Почему бы вам не знать, среди каких людей вы живете!
— Нет, я бы никогда не подумала, что такое возможно. Если бы мой деверь знал!..
— Если бы он знал?.. Да он знает это так же хорошо, как вы, как я.
— Что? Нет, нет!
— Он их застал врасплох — понимаете вы меня! Господина Клингемана и Альбертину! Тут уж, хочешь не хочешь, никаких сомнений быть не могло!
— Но, ради бога, скажите, что он сделал тогда?
— Сами видите, он ее не выгнал.
— Ну да, ради детей… конечно!
— При чем тут дети! Из равнодушия он простил ее, а главное, потому, что теперь сам может делать все, что хочет. Вы же видите, как он с ней обращается. Она не лучше служанки в его доме; вы видите, как она слоняется по дому, несчастная и подавленная. Он довел ее до того, что с тех пор она все время держит себя, как помилованная, и я думаю, что она постоянно опасается еще какого-то наказания. Но глупо опасаться этого, он ни за что не станет подыскивать себе другую экономку… Ах, дорогая моя фрау Гарлан, мы, конечно, не ангелы, как вы теперь знаете по собственному опыту, но мужчины подлы до тех пор… — она как будто не решалась окончить фразу, — до тех пор, пока они мужчины.
Берта была подавлена. Не столько тем, что рассказала ей фрау Рупиус, сколько тоном, каким она все это говорила. Она, по всей видимости, очень изменилась, и у Берты заныло сердце.
Дверь на перрон открыли, слышен был легкий, непрерывный стук телеграфного аппарата. Фрау Рупиус медленно встала, лицо ее смягчилось, она протянула Берте руку и сказала:
