Американская трагедия. Книга 1 - Драйзер Теодор (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Они подошли к бревну, лежавшему на берегу, и Гортензия села. Но Клайд, страдая от воображаемых ран, молча стоял подле; почувствовав его настроение, Гортензия схватила его за пояс пальто и потянула к себе.
— Но-но-о, лошадка! — весело воскликнула она. — Но-но-о! Вперед! Лошадка, прокати меня по льду!
Клайд хмуро посмотрел на нее; внутренне взбешенный, он не собирался так легко забыть свои обиды.
— Зачем вы позволяете этому Спарсеру все время липнуть к вам? — спросил он. — Я видел, как вы уходили с ним туда, за поворот. Что он вам говорил?
— Ничего не говорил.
— Ну ясно, ничего, — сказал он громко и насмешливо. — Может быть, он и не целовал вас?
— Конечно, нет, — сказала Гортензия решительно и зло. — Хотела бы я знать, за кого вы меня принимаете? Я не позволяю целовать себя людям, которых вижу в первый раз, имейте это в виду, мой милый. Вам-то я не позволила.
— Да, конечно… Но вы к нему лучше относитесь, чем ко мне.
— Вот как? Ну что ж, может быть! Но все равно, какое вы имеете право говорить, что я к нему хорошо отношусь? Что же, мне и повеселиться нельзя, так я и буду у вас под надзором? Надоели вы мне, вот что я вам скажу!
Гортензия не на шутку рассердилась: ей показалось, что Клайд говорит с ней слишком по-хозяйски.
А Клайд, получив так внезапно суровый отпор, был несколько ошеломлен и тотчас решил, что, пожалуй, ему лучше изменить тон. В конце концов, она никогда не говорила, что любит его, даже тогда, когда давала свое неопределенное обещание.
— Ладно, — заметил он, помолчав, угрюмо и не без грусти. — Я знаю только одно: вы иногда говорите, что я вам не безразличен, так вот, если б мне кто был не безразличен, я не стал бы флиртовать с другими.
— Ах, вы не стали бы?
— Да, не стал бы.
— А кто же здесь флиртует, хотела бы я знать?
— Вы.
— Я не флиртую и, пожалуйста, уходите отсюда и оставьте меня в покое. Вы только и умеете придираться. Если я танцевала с ним в ресторане, это еще не значит, что я флиртую. Вы мне надоели, вот и все.
— Надоел?
— Да, надоели.
— Ну что же, может быть, мне лучше уйти и больше вас вообще не беспокоить, — сказал Клайд.
В нем пробудилось нечто, напоминавшее мужество его матери.
— Да, так будет лучше, раз вы не можете вести себя иначе, — заметила Гортензия, досадливо постукивая ногой по льду.
Но Клайд уже чувствовал, что не в силах вот так от нее уйти… он слишком пылко стремился к ней, был слишком ею порабощен. Воля его слабела; он с тревогой смотрел на Гортензию. А она вновь подумала о жакете и решила, что надо стать любезнее.
— А вы разве не смотрели ему в глаза? — спросил он неуверенно, опять вспомнив, как она танцевала со Спарсером в ресторане.
— Когда?
— Когда танцевали с ним.
— Не смотрела, во всяком случае, не помню. Ну а если бы и смотрела, что за беда? Это ничего не значит. Подумаешь! Неужели нельзя посмотреть в глаза человеку?
— Так, как вы смотрели, нельзя, если вам на самом деле нравится кто-то другой.
Лицо у Клайда стало и недовольное и растерянное.
Гортензия нетерпеливо и негодующе прищелкнула языком.
— Вы просто несносный.
— А там, на льду, когда вы вернулись с ним, — продолжал Клайд решительно, но все же волнуясь. — Вы не подошли ко мне, вы пошли с ним в конец цепи. Я видел. И всю дорогу держали его за руку. А когда вы упали, а потом сидели там с ним, он опять держал вашу руку. Хотел бы я знать, что это такое, по-вашему, — не флирт, нет? А что еще? Будьте уверены, Спарсер думает то же самое.
— Ну и пусть, а я все равно не флиртовала с ним, и можете говорить, что вам угодно. Хотите, чтобы все шло так, как сейчас, — хорошо, пожалуйста. Я не могу вас остановить. Это все ваша проклятая ревность; по-вашему, и того нельзя, и этого нельзя. Как же играть на льду, если не держаться за руки, хотела бы я знать? Вот еще, подумаешь! А вы сами с этой Люсиль Николас? Я видела, как она лежала у вас на коленях, а вы сидели и хохотали, но я ничего такого не подумала. Что же мне надо было делать, по-вашему? Приехать сюда и сидеть, как приклеенной, вот тут, на бревне? Или бегать за вами хвостом? Или чтоб вы бегали за мной? За кого вы меня принимаете? Что я — дура?
Она считала, что Клайд оскорбил ее, и вышла из себя. Она подумала о Спарсере, — он действительно привлекал ее сейчас больше, чем Клайд. Спарсер не романтик — он проще, практичнее.
Клайд отвернулся, снял кепи и мрачно потер голову, а Гортензия смотрела на него и думала о нем и снова о Спарсере. Спарсер мужественнее, не такая плакса. Он не стоял бы вот так и не жаловался, будьте уверены. Он, вероятно, сразу распростился бы с нею, увидев, что тут не будет толку. А все-таки Клайд на свой лад приятен и полезен. Кто еще сделает для нее то, что делает он? И, во всяком случае, он сейчас не принуждает ее уйти с ним куда-нибудь подальше, как ушли остальные. А она боялась, что он тоже решится на такую попытку, опережая ее планы и желания. Их ссора предотвратила это.
— Ну, подумайте, — снова заговорила она, решив, что лучше умаслить Клайда и что, в конце концов, справиться с ним не так уж трудно. — Так мы и будем ссориться? Стоит ли? Для чего вы меня сюда привезли? Неужели, чтобы ворчать на меня все время? Я бы не поехала, если б знала.
Она отвернулась, постукивая по льду узким носком ботинка, а Клайд, снова поддавшись очарованию этой девушки, схватил ее в объятия, прижимаясь губами к ее губам, стараясь удержать ее и подчинить своим ласкам. Но Гортензия, — отчасти потому, что ее теперь влекло к Спарсеру, отчасти потому, что Клайд раздражал ее, — оттолкнула его, злясь и на него и на себя. С какой стати подчиняться ему, делать то, чего ей не хочется, — сейчас, по крайней мере? Она не обещала, что именно сегодня будет с ним так мила, как ему хочется. Такого уговора не было. Во всяком случае, сейчас она не желает, чтобы он так обращался с нею, она этого не позволит
— и все тут! Клайд, понимая теперь, как она на самом деле к нему относится, отступил и только смотрел на нее мрачными и жадными глазами. И она ответила пристальным взглядом.
— Вы, кажется, говорили, что хорошо относитесь ко мне, — сказал Клайд почти злобно, видя, что все его мечты об этом дне, о счастливой прогулке развеялись как дым.
