Десница великого мастера - Гамсахурдиа Константин Семенович (читать книги полностью .txt) 📗
— Хозяин, эй, хозяин!
Каменотесы не слышали зова. Тогда Арсакидзе открыл ворота и смело вошел во двор. Он окинул взором фигуры жирных, толстозадых и кривоногих ангелов, каких-то пузатых епископов и вельмож в далматиках, изваяния бараньих голов, барельефы оседланных лошадей.
Арсакидзе ужаснулся — он был потрясен тем, что мастер Бодокия, который на барельефах Светицховели с таким тончайшим искусством изображал изящных ангелов, держащих в грациозных руках трубы, тесал из камня прекрасные розетки и кисти винограда, гибкие спины убегающих ланей и антилоп, мог тратить свое драгоценное время на такие бездарные изделия.
Арсакидзе подошел к каменотесам и приветствовал их. Седой рабочий поднял голову, вытер рукавом пот с лысины и, не отвечая на приветствие, спросил пришельца:
— Кого тебе надо, сударь?
— Ваятеля Аристоса, — ответил гость. Каменотес встал, подошел к крыльцу дома и крикнул:
— Мастер, эй, хозяин!…
Пока хозяин явился, Арсакидзе, осмотрев нескольких ангелов, подошел к бюсту какого-то толстого епископа. В этот миг он почувствовал чью-то тяжелую руку, опустившуюся на его плечо.
Арсакидзе был ошеломлен, когда вместо худого и бледного Аристоса Бодокии перед ним предстал седобородый краснощекий великан и гаркнул:
— Я — мастер Аристос, сударь! Хозяин не дал заговорить гостю, сам начал:
— Ну как, нравится тебе мой епископ, сударь? Арсакидзе робко процедил сквозь зубы:
— Как тебе сказать…
— Ну что, хотите заказать себе посмертный бюст, а? — Нет, сударь, пока я не собираюсь умирать… Арсакидзе пристальнее посмотрел на хозяина и заметил, что он был навеселе.
Хозяин понял, что сказал лишнее, и потому поспешил добавить:
— Не дай господи тебе помирать, ты еще такой молодой, но, может быть, собираешься увековечить память твоей бабушки или тещи?
Арсакидзе улыбнулся:
— Все они пока здравствуют, сударь.
— А если так, может, пойдем ко мне и выпьем винца.
— Нет, я не пью, сударь… Здесь случилось маленькое недоразумение. Я искал мастера Аристоса Бодокию, и люди указали на твой дом; извини за беспокойство.
— Мастер Бодокия! Какой он там мастер! Он мой тезка, только и всего… А какой он ваятель, он работает каменотесом на стройке Светицховели. Я его работ не видел, но, говорят, он мне подражает. Впрочем, это для меня безразлично. Подражатели не делают чести ни искусству, ни себе. Ему лучше бы горшки лепить или кирпичи обжигать. Какой он там мастер, когда с голоду помирает. Он живет позади часовни, в ветхой лачужке. Недавно у него жена померла от лихорадки и недоедания, и мы, соседи, собрали деньги ей на гроб.
Молчаливый он и уж больно спесивый, я не раз приглашал его выпить со мной немного винца, но он все куда-то спешит. Подумаешь тоже, какой великий мастер!…
Арсакидзе был возмущен разглагольствованиями этого подвыпившего верзилы, но все же сдержался и скромно ответил ему:
— Нет, ты ошибаешься, сударь. Ваятеля Бодокию я хорошо знаю, он настоящий мастер.
— Хе-хе, — захихикал развеселившийся хозяин. — Это ты ошибаешься: истинные мастера никогда не голодают. Все, что не разменивается на золото, просто чушь. Лишь золото прокладывает путь к славе. За навоз еще ни один дурак не платил золотом.
Арсакидзе не любил спорить с глупцами, но на этот раз не выдержал.
— Знаешь, сударь, — сказал он, — иногда и навоз приносит золото. Сам, наверное, испытал: если навозом удобрить виноградник, на другой год получишь много вина и продашь его.
Хозяин пристально посмотрел на Арсакидзе и спросил:
— А кто ты сам будешь?
— Я? На что тебе знать, кто я?
— Нет, все же любопытно, ты не похож на здешних.
— Я каменщик, подручный мастера Бодокии.
— Ага, потому-то так и расхваливаешь его… Какой он там мастер, в прошлом году один епископ заказал ему статую ангела. Между нами пусть будет сказано, этот епископ хотел, чтобы этот ангел хоть слегка походил на его покойную любовницу. Она была тучная, дородная баба с высокими грудями. Бодокия целый год мучился и наконец сделал такого тщедушного, тощего ангела, что епископ так и плюнул на него, а потом мне заказал. Мастер должен без слов уловить желание заказчика, приноровиться к его вкусу, а то с голоду подохнет.
К твоему сведению, я ученик великого мастера Фарс-мана, в Самцхе я помогал ему строить церковь. Я тоже был в юности глупцом. Долго возился с каждой мелочью — известно, католикос Мелхиседек скряга, и у меня ничего не выходило. Выполнял я и побочные заказы епископов и царедворцев, но долго не умел им угодить. Один раз Фарсман, будучи под хмельком, шепнул мне на ухо: «Брось, дурень, глупости. Если ваятель не сумеет подлаживаться к вкусу заказчиков, он далеко не пойдет…
Ложь всегда дороже ценилась, чем правда. При помощи льстецов и лжецов прокладывали себе путь.к славе трусливые цари и эриставы.
Если ты будешь ждать, пока у дворян и епископов появится настоящий вкус, твоих костей не останется. Глупцы те ваятели, которые работают для бессмертия. Если хочешь быть завсегдатаем за пиршественным столом, жизни, работай в меру и старайся побольше врать и льстить. Для истинного произведения искусства надо столько работать и столько крови себе портить, что ни одна работа себя не окупит.
Ври и льсти людям, получишь золото, а золото — это единственная лестница к славе».
Вот что сказал мне Фарсман Перс…
Видно, мои ангелы тебе не понравились?… Говоря по совести, и мне они не нравятся, но зато они нравятся моим заказчикам.
А вот эта спящая царевна и змея как. тебе нравятся?
И он подвел Арсакидзе к барельефу; на нем была изображена спящая красавица, к которой подкрадывалась змея.
— Да, это похоже на настоящее искусство, — сказал Арсакидзе.
— Так вот это я сделал в юности, десять лет работал над этой вещью, — сообщил хозяин. — Здесь она много лет валяется, никто не берет. Я уже решил поставить ее над могилой моей первой любви — девушки, умершей от укуса змеи в Самцхе.
Еще раз пригласил хозяин попробовать его вино но Арсакидзе сказался больным. Тогда великан проводил его к хижине Бодокии и пожелал ему доброго здоровья.
Разъяренные собаки метались за низкой калиткой. Арсакидзе позвал хозяина, но никто не отозвался. Гость заглянул во двор.
На крыльце деревянного домика сидела у люльки старуха в трауре и старалась унять плачущего ребенка.
У самого крыльца мальчик держал козу за рога, крохотная девочка доила ее; еще один маленький полуголый мальчик тут же сидел на корточках и упрашивал девочку:
— Я голоден, Тамрико, дай мне пососать…
Старуха крикнула:
— Потерпи малость, вот вскипятим молоко, напьешься…
Третий мальчишка с деревянной саблей в руке гонялся за нахохлившимся петухом. Четвертый мальчик восседал на козе, По двору метались переполошенные куры.
Старуха закричала:
— Кто там пришел? Уймите собак. Наконец спешился маленький ездок, скакавший на
козле, подошел к калитке и, не отвечая на приветствие Арсакидзе, открыл ее.
Когда Арсакидзе поднялся на крыльцо и рябая старуха заговорила с ним, он заметил, что она слепая.
Старуха учтиво спросила пришедшего,, кто он и зачем пожаловал.
— Я друг мастера Бодокии, хотел его видеть, — сказал Арсакидзе.
— Беда стряслась над нами, сынок, — сказала старуха. — Моя дочь померла на прошлой неделе — не бойся, не от чумы, хотя, да не осудит меня господь, лучше было бы, если бы от чумы она померла, да и всех нас, кстати, взяла бы смерть. Померла она и оставила мне, несчастной слепой старухе, этих ребятишек. Бедный зять не ходит на работу, день и ночь носится по поселку и ищет кормилицу для этого ребенка, но сам посуди, сынок, кто пойдет к нам голодать. Наша буйволица подохла недавно, и тощая коза — одна наша надежда.
У Арсакидзе к горлу подступали слезы, он наклонился и шепнул старухе:
— Протяни мне ладонь, бабушка, и передай вот это мастеру Аристосу— я должен был ему десять золотых и вот принес свой долг…
