Мэнсфилд-парк - Остин Джейн (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
И он заторопился к двери еще прежде, чем Фанни, переполненная множеством мучительных и радостных чувств, успела сказать хоть слово; но одно желание, сильнейшее из всех, заставило ее поспешить, и она воскликнула:
– О кузен! Подожди минутку, прошу тебя, подожди.
Эдмунд воротился.
– Я даже и не стараюсь тебя благодарить, – взволнованно продолжала она. – О благодарности не может быть речи. Не могу тебе передать, что я сейчас чувствую. Ты так добр, что подумал об этом, я просто…
– Только это ты мне и хотела сказать, Фанни? – Эдмунд улыбнулся и опять повернулся к двери…
– Нет-нет, не это. Мне надобно с тобою посоветоваться.
Почти бессознательно она стала развязывать пакетик, который он только что ей передал, и, увидев упакованную со всем искусством ювелиров простую золотую цепочку, скромную и изящную, опять не удержалась от восклицания:
– О, какая ж она красивая! именно такая, в точности такая, как мне хотелось! единственно об таком украшении я и мечтала. Она замечательно подходит к моему крестику. Их непременно надобно носить вместе, и так и будет. И как вовремя она подоспела. Ах, Эдмунд, ты даже не представляешь, как ты мне угодил.
– Фанни, милая, да ведь это такая малость. Я очень рад, что цепочка тебе нравится и что завтра ты сможешь ее надеть, но такой пылкой благодарности она вовсе не стоит. Поверь, ничто на свете не радует меня так, как случай порадовать тебя. Да, я могу с уверенностью сказать, что не знаю другой такой полной, такой чистой радости. В ней нет изъяна.
После такого признания Фанни готова была молчать хоть час, но, чуть повременив, Эдмунд вынудил ее спуститься с облаков на землю:
– Но о чем же ты хотела со мною посоветоваться? – спросил он.
Фанни хотела поговорить о цепочке, которую теперь жаждала вернуть, и надеялась, что он одобрит ее поступок. Она рассказала ему о посещении пастората, и тут восторгам ее пришел конец, ибо Эдмунд был поражен и восхищен поступком мисс Крофорд, безмерно счастлив совпадением их намерений, и Фанни не могла не видеть, что эта радость и есть для него «самая большая на свете», хотя, быть может, она и не без изъяна. Не сразу удалось ей привлечь его внимание к своему плану или услышать его мнение на сей счет; он предался мечтам, полным нежности, и лишь опять и опять с губ у него срывались невнятные похвалы; но, когда он наконец очнулся и понял, он весьма решительно воспротивился желанию Фанни.
– Возвратить цепочку! Нет, дорогая, ни в коем случае. Это жестоко обидело бы мисс Крофорд. Что может быть обидней, чем получить назад подарок, преподнесенный другу в справедливой надежде доставить ему удовольствие. Зачем лишать ее радости, которую она так заслужила своим поступком?
– Будь цепочка подарена мне первой, у меня и в мыслях бы не было ее возвращать. Но раз это сперва подарил ей брат, разве не естественно предположить, что, если мне она не нужна, мисс Крофорд предпочла б оставить ее себе?
– Мисс Крофорд не должна знать, что цепочка не нужна, а тем более, что она тебе не подходит, и совсем не важно, что ее подарил ей брат; раз уж это не помешало ей подарить ее тебе, а тебе принять подарок, значит, ты можешь спокойно оставить ее у себя. Без сомненья, эта цепочка красивее моей и лучше подходит для бала.
– Нет, не красивей для такого случая, нисколько не красивей, и куда меньше мне пригодна. Уильямову крестику твоя цепочка подходит куда лучше.
– На один вечер, Фанни, на один только вечер, даже если это и жертва, я уверен, ты скорее предпочтешь принести жертву, чем огорчить ту, которая так пеклась о твоем удовольствии. Мисс Крофорд относится к тебе с неизменной благосклонностью, ты, разумеется, этого вполне заслуживаешь, кому знать это лучше меня, но ответить на благосклонность так, чтоб это выглядело неблагодарностью, хотя, я знаю, тобою движет иное чувство, было бы совсем на тебя непохоже. Надень завтра вечером ее цепочку, как обещала, а та, которая была заказана безо всякого касательства к балу, пусть подождет других, менее торжественных случаев. Послушайся моего совета. Не хотелось бы мне, чтоб и тень охлажденья промелькнула между теми, на чью близость я смотрел с величайшим удовольствием и чьи души столь схожи подлинным благородством и природною утонченностию, что малые различия вызваны скорее разницей положения и не могут служить помехою истинной дружбе. Не хотелось бы мне, чтоб и тень охлажденья промелькнула, – повторил Эдмунд и, чуть понизив голос, – между теми двумя, кто мне дороже всех на свете.
И он вышел, а Фанни старалась совладать с собой. Она – одна из тех двух, кто ему дороже всего на свете, это должно придать ей сил. Но другая! первая! Никогда еще Эдмунд не был так откровенен, и хотя сказал он не более того, что она уже давно замечала, то был удар, ибо открылись его убежденья и намеренья. Для него все решено. Он хочет жениться на мисс Крофорд. Жестокий удар, хотя Фанни давно этого ждала; и снова и снова она повторяла, что она – одна из тех двоих, кто Эдмунду всего дороже, прежде чем слова эти обрели для нее смысл. Если б только она могла поверить, что мисс Крофорд достойна его, тогда… Ах, тогда все было бы по-другому!.. много легче! Но он обманывается в ней; он наделяет ее достоинствами, которыми она не обладает; у ней все те же недостатки, что были, но теперь он их не видит. Сколько слез пролила Фанни над этим обманом, пока ей удалось наконец унять свое волненье; и уныние, которое за ним последовало, нашло выход единственно в пылких молитвах о его счастии.
Она намерена была, ибо почитала это своим долгом, попытаться преодолеть всю чрезмерность едва ли не себялюбивой своей привязанности к Эдмунду. Называть или воображать это потерей или разочарованием было бы самонадеянностью, для которой, в своем смирении, она все слова находила недостаточно суровыми. Думать о нем так, как вправе думать мисс Крофорд, было бы с ее стороны безумием. Для нее он ни при каких обстоятельствах не может быть более чем другом. Почему у ней появилась эта запретная, предосудительная мысль? Такое ей бы и примерещиться не должно. Она постарается быть разумной, чтоб в здравом уме и с чистым сердцем иметь право судить о натуре мисс Крофорд и преимущество воистину печься о благе Эдмунда.
Со всей отвагой убежденности она твердо решила исполнить свой долг; но, так как ею владело еще и множество чувств, свойственных юности и ее натуре, не стоило бы ей особенно удивляться, что, при всех ее добрых намерениях касательно самообладания, она как сокровище, на которое не смела и надеяться, схватила листок бумаги, где Эдмунд начал к ней писать, и, с величайшей нежностью прочитав слова: «Милая моя Фанни, соблаговоли принять от меня», заперла его вместе с цепочкою как самую драгоценную часть подарка. Никогда еще не писал он ей что-то столь похожее на письмо, и, возможно, более и не напишет; и уж наверно не напишет еще раз такое, что столь обрадовало бы ее своей своевременностью и манерой. Не бывало других двух строчек, пусть даже они и вышли из-под пера самого прославленного автора, которые удостоились бы таких похвал, никакие находки не могли так осчастливить самого любящего биографа. Восторг любящей женщины превосходит даже восторг биографа. Сам почерк, независимо от содержания, уже дарит ей блаженство. И никакие буквы, выведенные рукою человеческой, не приносили такого блаженства, как зауряднейший почерк Эдмунда. Эти торопливо написанные строки были само совершенство; счастье было уже в начертании, в порядке первых трех слов – «Милая моя Фанни», на которые она могла бы смотреть без конца.
Благодаря сему счастливому смешению здравомыслия и слабости упорядочив свои мысли и успокоив чувства, Фанни в положенное время могла спуститься в гостиную и приступила к своим обычным занятиям подле тетушки Бертрам, как всегда была почтительна и внимательна и вовсе не выглядела удрученной.
Наступил четверг, суливший надежду и удовольствие; и для Фанни он начался много приятней, чем свойственно иной раз таким своенравным, неуправляемым дням, ибо вскорости после завтрака Уильяму принесли весьма дружескую записку от Крофорда, писавшего, что завтра ему придется на несколько дней поехать в Лондон, а потому он хотел бы обзавестись попутчиком и надеется, что, если Уильям готов покинуть Мэнсфилд на полдня ранее, чем предполагал, он не откажется занять место в его, Крофорда, карете. В Лондон он намерен прибыть ко времени дядюшкиного, по обыкновению позднего, обеда и приглашает Уильяма вместе с ним отобедать у адмирала. Уильям обрадовался предложенью, предвкушая быструю езду в карете четверкой, да притом с таким дружелюбным и любезным приятелем; и, уподобив ее поездке курьером с важными бумагами, сразу же высказал свое согласие и чего только не наговорил о том, сколько в ней будет радости и достоинства; Фанни тоже была очень довольна, но по другой причине: ведь сначала предполагалось, что Уильям выедет назавтра вечером почтовой каретой из Нортгемптона, и пред тем, как он пересел бы в портсмутский дилижанс, ему не удалось бы передохнуть и часу; и хотя из-за приглашенья Крофорда она намного раньше лишилась бы общества брата, она всем сердцем радовалась, что Уильям будет избавлен от неизбежной усталости, и уже не думала ни о чем другом. Сэр Томас одобрил этот план по другой причине. Племянник будет представлен адмиралу, и это может сослужить ему хорошую службу. Адмирал, без сомненья, человек влиятельный. Одним словом, записка Крофорда всех обрадовала. Пол-утра Фанни была из-за нее в приподнятом настроении, радуясь еще и тому, что сам автор уезжает.
