Альрауне. История одного живого существа - Эверс Ганс Гейнц (список книг TXT) 📗

Он снова закрыл глаза и глубоко вздохнул. «Ты госпожа, – подумал он, – победительница».

Иногда, входя в библиотеку, ему казалось, будто откуда-то из углов слышит он чей-то насмешливый хохот. Услыхав его в первый раз, он подумал, что это Альрауне, хотя смех ее был не такой. Он оглянулся, но никого не увидел. Когда он услышал смех во второй раз, он испугался. «Это хриплый голос дядюшки Якоба. – подумал он, – это он смеется надо мною». Но он овладел собою, очнулся. «Галлюцинация», – пробормотал он, и действительно нервы его были в хаотическом состоянии. Он был как во сне. Когда оставался один, он шатался, движения его были вялы, взгляд апатичен. Когда же был с нею, все существо его напрягалось, нервы были натянуты и кровь мчалась бешеным вихрем.

Он был ее учителем – это правда. Он открыл ей глаза, посвятил ее в тайны Востока, научил всем играм древних народов, для которых любовь – великое искусство. Но казалось, будто он не говорит ей ничего нового и лишь пробуждает в ней воспоминания о том, что она когда-то знала. Часто, когда он еще говорил, ее страсть вспыхивала ярким пламенем, вырывалась наружу, словно лесной пожар в жаркую летнюю пору. Он зажег факел. И сам теперь устрашился этого пожара, сжигавшего его тело, повергавшего его в бездну страсти и мук…

Однажды, идя через двор, он встретил Фройтсгейма.

– Вы не катаетесь больше верхом, молодой барин, – заметил старый кучер.

Он сказал тихо: «Нет, не катаюсь». Взгляд его встретился с взглядом старика, и он увидел, как зашевелились старые губы.

– Не говори, старик, – поспешно сказал он. – Я знаю, что ты мне скажешь. Но я не могу – я не в силах.

Кучер долго смотрел ему вслед, когда он шел в сторону сада. Потом сплюнул, задумчиво покачал головою и перекрестился.

Однажды вечером Фрида Гонтрам сидела на каменной скамье под буковым деревом. Он подошел к ней и протянул руку.

– Уже вернулись, Фрида?

– Два месяца прошло, – сказала она.

Он схватился за голову. «Прошло? – пробормотал он. – Мне казалось: всего только неделя». – «Что с вашим братом?» – продолжал он.

– Умер, – ответила она, – давно уже. Мы похоронили его наверху, в Давосе, – я и викарий Шредер.

– Умер, – повторил он. Потом, словно желая отогнать от себя эту мысль, быстро спросил: – Что вообще нового слышно? Мы живем тут совсем отшельниками, не выходим из сада.

«От удара умерла княгиня Волконская, – начала она. – Графиня Ольга…» Но он не дал ей продолжать. «Нет, – закричал он, – не говорите. Я не хочу слушать. Смерть – смерть – смерть. Молчите, Фрида, молчите».

Он был рад, что она вернулась. Они мало говорили, но сидели друг против друга. Было лучше, когда в доме есть еще человек. Альрауне сердилась, что Фрида Гонтрам вернулась.

– Зачем она приехала? Мне она не нужна… Мне не нужно никого, кроме тебя.

– Оставь ее, – сказал он, – она никому не мешает: она прячется…

Альрауне сказала: «Она вместе с тобою, когда меня нет. Я это знаю. Но пусть она бережется».

– Что ты хочешь сделать? – спросил он.

Она ответила: «Сделать? Ничего. Разве ты забыл, что мне ничего не нужно делать?» Все приходит само собою.

Еще раз проснулось в нем сопротивление.

– Ты опасна, – сказал он, – словно ядовитый плод.

Она подняла голову: «Зачем же она вкушает меня? Я велела ей уйти, уйти навсегда. Ты же сказал – всего на два месяца. Ты виноват».

– Нет, – воскликнул он, – неправда. Она утопилась бы…

– Тем лучше, – засмеялась Альрауне.

Он перебил ее и быстро сказал:

– Княгиня умерла от удара…

– Слава Богу, – засмеялась Альрауне.

Он стиснул зубы, схватил ее за руки и тряхнул. – Ты ведьма, – прошипел он. – Тебя нужно убить.

Она не сопротивлялась, хотя его пальцы судорожно вцепились в ее тело.

– Кто же убьет меня? – засмеялась она. – Ты?

– Да, я, – крикнул он. – Я – я бросил семя ядовитого дерева – я найду и топор, чтобы срубить его, – освободить мир от тебя.

– Сделай же это, – попросила она, – Франк Браун, сделай же это.

Будто масло пролилась ее ирония на огонь, которым горел он. Красно и горячо вздымался перед ним удушливый дым – вползал ему в уши, в рот, в ноздри. Лицо исказилось, он быстро выпустил ее и поднял сжатый кулак.

– Бей же, – воскликнула она, – бей. О, таким я люблю тебя.

Рука его опустилась. Его бедная воля утонула в потоке ее ласк.

В ту ночь он проснулся. На лицо упал мерцающий свет: на камине стояла свеча в большом серебряном канделябре. Он лежал в огромной прадедовской кровати; как раз над ним висел деревянный человечек. «Если он упадет, он убьет, – подумал Франк Браун в полусне. – Надо убрать его». Взгляд скользнул вниз. В ногах сидела Альрауне – из ее губ вырывались тихие слова: она чем-то играла. Он слегка приподнялся и прислушался. Она держала в руках стакан из черепа своей матери. И бросала кости – кости отца своего.

«Девять, – бормотала она. – Семь – шестнадцать». Она снова бросила кости в стакан и загремела ими. «Одиннадцать», – воскликнула она.

– Что ты делаешь? – перебил он ее.

Она обернулась: «Я играю. Я не могла заснуть и вот стала играть».

– Как ты играла? – спросил он.

Она подползла к нему – проворно, как гладкая змейка:

– Мне хотелось узнать, что будет. Что будет с тобою и с Фридою Гонтрам.

– Ну – что будет? – спросил он.

– Фрида Гонтрам умрет.

– Когда? – продолжал он.

«Не знаю. Но скоро – очень скоро». Он сжал кулаки. «Ну – а что будет со мною?» Она сказала: «Не знаю – ты мне помешал. Дай я еще поиграю».

– Нет, – нет, я не хочу знать.

Он замолчал и задумался. Потом вдруг испугался – сел на постели и устремил взгляд на дверь. Чьи-то легкие шаги послышались в коридоре, до него донесся скрип пола.

Он вскочил, подбежал к двери и прислушался. Кто-то подымался по лестнице. Позади себя он услыхал звонкий смех.

– Оставь ее, – сказала Альрауне. – Что тебе от нее нужно?

– Кого оставить? – спросил он. – Кто это?

Она продолжала смеяться: «Кто – Фрида Гонтрам. Твой страх преждевременен, рыцарь мой, – она еще жива».

Он вернулся и лег на постель. «Принеси мне вина, – воскликнул он. – Я хочу пить». Она вскочила, побежала в соседнюю комнату, принесла хрустальный графин и налила ему бургундского.

– Она все бегает, – заговорила Альрауне. – День и ночь. Она не может спать и ходит по дому.

Он не слушал, что она говорит, жадно выпил вино и протянул бокал. «Еще, – потребовал он, – налей еще».

«Нет, – сказала она, – не надо. Ложись – я буду тебя поить, когда ты почувствуешь жажду». Она прижала его голову к подушкам, опустилась перед ним на колени. Взяла глоток вина и дала ему пить из своего рта. И он опьянел от вина; – и еще больше от губ, которые поили его.

Солнце ярко сияло. Они сидели на мраморной балюстраде у озера и ногами плескались в воде.

– Пойди ко мне в комнату, – сказала она, – на туалетном столике лежит удочка – принеси ее.

«Нет, – ответил он. – Удить не нужно. Что тебе сделали эти золотые рыбки?» Она сказала: «Иди».

Он встал и пошел к дому. Вошел в ее комнату, взял удочку и осмотрел. Потом улыбнулся: «Ну, этим немного поймаешь». Он перебил себя, тяжелые складки показались у него на лбу. «Немного? – продолжал он. – Она и руками поймает рыбок сколько захочет».

Взгляд упал на кровать – на деревянного человечка. Он бросил удочку и, внезапно решившись, схватил стул. Подставил, влез и быстро сорвал альрауне. Собрал побольше бумаги, бросил ее в камин и положил в костер человечка.

Сел на пол и смотрел на огонь. Но пламя пожрало только бумагу и даже не опалило человечка, разве лишь закоптило немного. И ему показалось, будто человечек смеется, будто на его некрасивом лице появилась гримаса, словно гримаса дядюшки Якоба, и снова – и снова послышался из углов его отвратительный, вкрадчивый смех…

Он вскочил, схватил со стола нож, открыл острое лезвие, выхватил человечка из пламени.