Похитители - Фолкнер Уильям Катберт (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Я изо всех сил хлестнул его. Он подпрыгнул, сбился с ноги, опять перешел на галоп; мы уже подарили Маквилли два корпуса, и я снова хлестнул его, но второй круг мы все равно начали с разрывом в два корпуса, и я хлестал его до тех пор, пока просвет между ним и Ахероном не вытеснил Неда из его сознания, или того, что Громобой считал своим сознанием, и он опять не поравнялся с коленом Маквилли, покорно, безотказно, и только – этот великолепно оснащенный и организованный организм, чьи мышцы ни разу не получили сигналов от мозга или чей мозг ни разу не получил сигналов с аванпостов наблюдения и опыта, что единственная цель и единственный смысл этого безумного напряжения в том, чтобы прийти к некоему пункту первым. Теперь Маквилли нахлестывал Ахерона, так что у меня надобность в хлысте отпала: он так же не мог оторваться от Громобоя, как и отстать от него, и вот уже левый поворот, и финишная прямая, и я по-прежнему на Громобое, и Громобой по-прежнему на поле, и мне оставалось только выполнить последний пункт инструкции Неда: немного осадить его, дать Маквилли возможность обогнать нас на корпус, чтобы Громобой увидел всю дорожку до самого финиша и дальше. И конечно, Громобой увидел Неда первый. Первое, что почувствовал я, это бросок, рывок, от которого у меня хрустнули позвонки, точно он, Громобой, сбросил с себя невидимые путы или ярмо. Потом увидел Неда и я – ярдах в сорока за финишем маленькую, тщедушную, одинокую фигурку на пустой дорожке, и мы все приближались к Ахерону и Маквилли, который не переставал его нахлестывать, потом на миг мелькнуло перекошенное лицо Маквилли и тоже исчезло, потом мы промчались мимо финишного столба.
– Иди сюда, сынок, – сказал Нед. – На, бери.
Он – Громобой – остановился как вкопанный, чуть не сбросив меня, повернулся, заняв почти всю дорожку (где-то за нашей спиной был Ахерон и – я очень на это надеялся – тоже пытался остановиться), потом, закусив удила, понесся к Неду и, добежав до него, одновременно остановился и уткнулся ему в ладонь, а я, сидя где-то у него между ушей, хватался за что попало и чем попало, включая порезанную руку.
– Выиграли! – орал я. – Выиграли! Побили их!
– Прошло гладко, – сказал Нед. – Молись своим звездам, чтобы и дальше не споткнуться. – Потому что, не забывай, я только что провел и выиграл свои первые скачки. Я хочу сказать – взрослые скачки, на которых были зрители, взрослые зрители, больше зрителей, чем мне когда-нибудь приходилось видеть, и все они присутствовали при моей победе и ставили на меня – ну, не все, так некоторые. И я не успел обратить внимания на лицо Неда, на его голос, на смысл его слов, потому что зрители уже перелезали через барьер и были на дорожке, шли к нам: мелькание, мельтешение пропотевших шляп, рубах без галстуков, лиц с еще разверстыми от недавних воплей ртами. – Теперь посмотри, – сказал Нед, но для меня по-прежнему были только лица, только голоса, похожие на шум моря.
– Здорово прошел, парнишка! Ну и жокей! – Но мы не останавливались, Нед вел Громобоя, повторяя:
– Пропустите нас, белые люди, пропустите, белые люди! – пока они не расступились перед нами, а потом хлынули вслед, как волна, и тут мы наконец добрались до места, где нас ждали судьи, и Нед снова сказал: – Теперь посмотри, – и дальше я ничего не помню: только неподвижный конь, и Нед держит его под уздцы, застыв, как в живых картинах, и я гляжу поверх ушей Громобоя на деда, слегка опершегося на палку (ту, с золотым набалдашником), и за его спиной еще двое, которых когда-то, в незапамятные времена, я, кажется, знал.
– Хозяин, – сказал я.
– Что у тебя с рукой? – спросил он.
– Да, сэр, – сказал я. – Хозяин.
– Ты занят сейчас, – сказал он. – Я тоже. – Очень любезным, очень холодным тоном. Нет, никаким тоном. – Поговорим, когда вернемся домой, – сказал он. И ушел. А те двое оказались Сэмом и Минни, и она смотрела на меня, подняв ко мне спокойное, мрачное, безутешное лицо, и время как будто остановилось, меж тем как Нед дергал меня за ногу.
– Я дал тебе вчера кисет, где он? – повторял Нед. – Уж не потерял ли ты его?
– Нет, нет, – сказал я, доставая кисет из кармана.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Покажи им, – сказала мисс Реба Минни. Они сидели в нашей, то есть в Буновой, нет, в дедовой машине: Эверби, и мисс Реба, и Минни, и Сэм, и шофер полковника Линскома, отец Маквилли; у полковника Линскома тоже была машина. Они – шофер, Сэм и Минни – съездили в Хардуик за мисс Ребой, Эверби и Бупом и привезли всех в Паршем, откуда мисс Реба, Минни и Сэм должны были уехать поездом в Мемфис. То есть всех, кроме Буна, – он с ними не приехал. Он опять оказался за решеткой – в третий раз; сейчас они остановились у дома полковника Линскома, чтобы рассказать все деду. Рассказывала мисс Реба, сидя в машине, а дед, полковник Линском и я стояли вокруг, потому что мисс Реба не захотела войти в дом; она рассказывала про Буна и Бутча.
– Ехать с ними в машине до Хардуика тоже было маленькое удовольствие. Но с нами хоть ехал помощник шерифа, уже не говоря о вашем здешнем старикашке-констебле, с виду он не очень-то, но с ним, я вижу, шутки плохи. Спасибо, у них там в Хардуике хватило ума сунуть этих двух в разные камеры. Но вот сунуть кляп в рот новому Корриному дружку они не могли… – Она осеклась, а я не хотел, не хотел смотреть на Эверби: такую большую, чересчур большую для разных мелочей вроде синяка под глазом или разбитой губы, а либо то, либо другое у нее наверняка было, разве что чем-то одним она не удовольствовалась бы, не могла удовольствоваться; она сидела там, потому что куда же ей было деваться, где укрыться, и краска медленно и мучительно заливала ей ту щеку, которую я все-таки видел с того места, где стоял.
– Прости, детка, это я нечаянно, – сказала мисс Реба. – О чем бишь я?
– О том, что на этот раз выкинул Бун, – сказал дед.
– Ах, да, – сказала мисс Реба, – значит, сунули их в камеры по разные стороны коридора, а нас с Корри – ничего не скажу, они обращались с нами очень прилично, как с настоящими леди, – повели к жене тюремщика, там мы и должны были остаться, и вдруг этот, как его, Бутч, подает голос, начинает орать: «Что ж такого, малость крови, и кожи, и пару рубах мы с Красавчиком, конечно, потеряли, но зато доброе дело сделали, этих – вы уж извините, что я по-французски выражаюсь, – сказала мисс Реба, – мемфисских шлюх с улицы увели». Тут Бун сразу начал ломиться в дверь, но ее успели запереть, так что это как будто должно было его немного охладить, знаете, что значит посидеть и поглядеть на запертую дверь. Так, по крайней мере, думали мы. Но когда явился Сэм с выправленными бумагами или чем там еще, кстати, премного вам обязана, – сказала она деду. – Не знаю, сколько вы внесли, но если пришлете мне домой счет, я его оплачу. Бун знает мой адрес и знает меня.
– Спасибо, – сказал дед. – Если будут издержки, я извещу вас. Но что выкинул Бун? Вы еще не рассказали.
– Ах, да. Первым они выпустили Как-там-его-звать, и дали маху, потому что они еще ключа из Буновой двери не вынули, а он уже выскочил и прямо на этого…
– Бутча, – сказал я.
– Бутча, – повторила мисс Реба. – Сшиб его одним ударом и навалился. Так что Бун на воле не задержался, только и прогулялся по коридору и обратно в камеру, и его опять заперли, благо ключа еще не успели вынуть. Все-таки поневоле восхитишься… – Она вдруг замолчала.
– Чем? – спросил я.
– Что ты спросил? – сказала она.
– Что он такого сделал, что им надо восхищаться? Вы не сказали. Что он сделал?
– А ты думаешь, пытаться оторвать этому…
– Бутчу, – сказал я.
– Бутчу голову, когда тебя еще из тюрьмы не выпустили, ничего не стоит? – сказала мисс Реба.
– А как он мог поступить иначе? – сказал я.
– Вот это да! – сказала мисс Реба. – Поехали. А то на поезд опоздаем. Так не забудьте прислать счет, – сказала она деду.
– Да зайдите вы в дом, – сказал полковник Линском. – Сейчас будет ужин готов. Поедете ночным в двенадцать.
