Сарторис - Фолкнер Уильям Катберт (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
2
Саймон держал путь к огромному кирпичному дому, расположенному почти вплотную к улице. На этом участке, окруженный дубами, магнолиями и цветущим кустарником, некогда стоял роскошный старинный особняк в колониальном стиле. Но особняк сгорел, а часть деревьев срубили, чтобы расчистить место для архитектурного чудовища, до такой степени устрашающе импозантного, что оно даже имело величественный вид. Это был памятник бережливости одного жителя холмов, а также усыпальница общественных амбиций женской половины его семейства. Он переехал сюда из небольшого поселка, называемого Французоза Балка, и, по словам мисс Дженни Дю Пре, построил самый красивый дом во Французовой Балке на самом прекрасном участке в Джефферсоне. Жителя холмов хватило всего на два года, в продолжение которых его женщины каждое утро восседали на веранде в кружевных чепцах, а после обеда, разодевшись в пестрые шелка, катались по городу в кабриолете на резиновом ходу; потом житель холмов продал свой дом человеку, который незадолго до того приехал в город, увез своих женщин обратно в деревню и, без сомнения, заставил их снова работать.
Несколько автомобилей, поставленных вдоль тротуара, придавали усадьбе парадный вид, и Саймон с торчащим в зубах окурком сигары подкатил в дому, натянул поводья и вступил в краткую, но выразительную перепалку с негром, сидевшим за рулем автомобиля, который стоял возле самой коновязи.
– Смотри у меня, черномазый, ты сарторисовскому выезду дорогу не загораживай, – закончил свою речь Саймон, когда шофер отвел свой автомобиль и дал ему возможность подъехать к коновязи. – Простому народу можешь дорогу загораживать сколько твоей душеньке угодно, а уж карете полковника или мисс Дженни ты, братец, лучше не мешай. Они этого не потерпят.
Он слез с козел и привязал лошадей. Довольный сделанным выговором и ликуя оттого, что ему удалось настоять на своем, Саймон умолк, а затем, рассматривая автомобиль с любопытством и некоторой долей высокомерия, слегка окрашенного почтительной завистью, завел светскую беседу с шофером. Однако ненадолго, ибо на кухне этого дома у Саймона имелись сестры во Христе, и вскоре он вышел во двор, по усыпанной гравием дорожке обогнул дом и направился к заднему крыльцу. Когда он проходил под окнами, до него донесся шум вечеринки – бесконечное нечленораздельное щебетанье, которому способны неустанно предаваться белые дамы и которое они, очевидно, считают непременным (или неизбежным) атрибутом приятного времяпрепровождения. То обстоятельство, что на вечеринке играли в карты, не показалось Саймону ни парадоксальным, ни странным, ибо время и многолетний богатый опыт приучили его снисходительно относиться к причудам белых, а также дам любого цвета кожи.
Житель холмов построил свой дом так близко к улице, что большая часть прежней лужайки и росших на ней прекрасных старых деревьев оказалась на заднем дворе. Прежде здесь были в беспорядке разбросаны лагерстремии, чубушник, кусты сирени и жасмина, а заборы и деревья оплетала жимолость, но после того как первый дом сгорел, кусты буйно разрослись и превратили запущенный сад в непролазные ароматные джунгли – их облюбовали дрозды и пересмешники, а весенними и летними вечерами здесь допоздна засиживались юноши и девушки, любуясь летающими светлячками и слушая хор козодоев и мелодичные тремоло ушастой совы. Потом житель холмов купил этот участок, разредил сад, чтобы, по деревенскому обычаю, построить свой дом вплотную к улице, расчистил джунгли, побелил известью оставшиеся деревья, а между их призрачными стволами возвел заборы вокруг конюшни, птичника и свинарника. Он прожил здесь недолго и потому не успел узнать о существовании гаражей.
От стерильного запустения времен его владычества теперь почти ничего не осталось; новый хозяин участка насадил еще больше кустов – жасмина, чубушника и вербены, расставил под ними зеленые металлические столики со стульями, вырыл пруд и устроил теннисный корт.
Саймон скромно, но уверенно прошагал по саду, и лишенная согласных струя женской болтовни внесла его на кухню, где тощая женщина в траурном фиолетовом тюрбане подносила ко рту густо намазанный майонезом кусочек печенья, а вторая, огромная как гора, в грязном фартуке, выдававшем ее ремесло, прихлебывала с блюдечка растаявшее мороженое, и обе уставились на него во все глаза.
– Я его на улице встретила, и уж так он плохо вы глядит, совсем на себя не похож, – говорила гостья, но при появлении Саймона женщины прервали свой раз говор и радушно его приветствовали.
– Да неужто это братец Строзер! – хором воскликнули они. – Проходите, пожалуйста, братец Строзер. Как вы поживаете?
– Плохо, дамочки, плохо, – отвечал Саймон. Он снял шляпу, отлепил от губы окурок сигары и запрятал его в шляпу. – Очень у меня в спину стреляет. А вы, надеюсь, здоровы?
– Здоровы, братец Строзер, спасибо, – отозвалась гостья.
По приглашению хозяйки Саймон подвинул стул к столу.
– Что будете кушать, братец Строзер? – гостеприимно осведомилась хозяйка. – Есть гарнир, что гости не доели, немного холодного шпината да еще вот остатки мороженого.
– Я, пожалуй, съем немножко мороженого да шпината, сестрица Рейчел, – отвечал Саймон. – А парадные обеды мне уже нынче не по зубам.
Рейчел с величественной медлительностью поднялась, проковыляла к буфету и достала оттуда деревянную тарелку. Она была одной из лучших кухарок в Джефферсоне, и ни одна хозяйка никогда бы и заикнуться не посмела насчет светских приемов у нее на кухне.
– Вот это мужчина так мужчина! – воскликнула гостья. – В ваши годы кушать мороженое!
– Я уж скоро шестьдесят лет как мороженое кушаю, – сказал Саймон. – Не вижу никакой причины, чтобы теперь вдруг перестать.
– Правильно, братец Строзер, – согласилась хозяйка, ставя перед ним тарелку. – Кушайте мороженое, когда вам подают. Минуточку, я сейчас».
Послушай, Мелони, – прервала она свою речь, когда молодая светлокожая негритянка в кокетливом белом фартучке и наколке внесла на подносе гору тарелок с остатками съедобных сооружений, скопированных с картинок в дамских журналах и лишенных питательности, которыми гости портили себе аппетит перед ужином. – Мелони, душенька, подай братцу Строзеру вазочку мороженого.
С грохотом опрокинув поднос в раковину, девушка сполоснула под краном вазочку, между тем как Саймон спокойно наблюдал за ней своими маленькими глазками. С нарочито презрительною миной она небрежно махнула по вазочке полотенцем и, надменно задрав подбородок, прошествовала на своих высоких каблучках через кухню, все еще провожаемая немигающим взглядом Саймона, и захлопнула за собою дверь. Только после этого Саймон повернулся к столу.
– Да, мэм, – повторил он, – я слишком долго кушал мороженое, чтобы теперь, в мои годы, от него отказываться.
– Никакая пища вам не повредит, пока вы можете ее переваривать, – согласилась кухарка, снова поднося ко рту блюдечко.
Девушка тем временем вернулась и, продолжая смотреть в сторону, поставила вазочку с вязкой густой жидкостью перед Саймоном, который незаметно ущипнул ее за ляжку. Девушка звонко шлепнула его ладонью по седому затылку.
– Мисс Рейчел, скажите ему, чтобы рукам воли не давал, – сказала она.
– И не стыдно вам? – заметила Рейчел без всякой, однако, досады. – Седой старик, взрослые дети, да и притом одной ногой в могиле.
– Закрой свой рот, женщина, – примирительно отозвался Саймон, накладывая ложкой шпинат в растаявшее мороженое. – А что гости – уходить еще не собираются?
– По-моему, собираются. – Гостья изящным аристократическим жестом отправила в рот еще один кусочек печенья с майонезом. – Похоже, что заговорили громче.
– Значит, они опять за карты принялись, – поправил ее Саймон. – Пока они кушали, было тихо. Да-с, теперь они опять за карты принялись. На то они и белые. У негра при таком гвалте на карты мозгов бы не хватило.
Вечеринка, однако, приближалась к концу. Мисс Дженни Дю Пре как раз закончила очередной анекдот, который заставил троите слушателей за ее столиком смущенно потупиться. Это было совершенно в духе мисс Дженни. Она путешествовала очень редко, а в спальных вагонах для курящих и вовсе никогда, и людям оставалось только гадать, где она наслушалась таких анекдотов. А она повторяла их везде и всюду, с холодным и веселым озорством выбирая самый неподходящий момент и самую неподходящую аудиторию. Она пользовалась большой популярностью у молодежи, и ее наперебой приглашали сопровождать молодых девиц на пикники.
