В поисках Беловодья (Приключенческий роман, повесть и рассказы) - Белослюдов Алексей Николаевич (книги регистрация онлайн txt) 📗
Скучал Иосаф, духом мутился, все в настоящее Беловодье стремился, не находил себе покою. То молился в своей пещере, слезами обливаясь, то в Околелиху шел, лошадь брал у братьев Переваловых и куда-то ездил, а то и пешком ходил.
Стал народ о соли скучать.
И пришел тут Иосаф к Ивану Околелову:
«Немочно мне, — говорит, — чует сердце, народ на здешней земле обживется и о земле Беловодской забудет».
«Большую тяготу ты на себя взял в летах молодых, — на это слово Ульяна ответила. — Другой ты совсем стал после смерти Кирилловой, царство ему небесное».
«Одна надежа есть, — сказал Козьма, — ты не горюй шибко. Соли в здешних местах нету, народу не выдюжить. А мне заметно, земля та Беловодская близко, если Господь в здешней местности соли не сотворил».
Макся Перевалов, черный да волосатый, почто его больше Черным Максей звали, не твердый в вере человек, приобретательный, усмехнулся да и брякнул:
«Что горюешь, соболи здешние добрые, мест скотопитательных и пашенных достаточно. Народ в безвестии будет жить, как в своем царстве. Вот ежли ты о соли позаботился, соли поискал, дело бы доброе сделал».
Ничего не сказал Иосаф Максе Черному, перекрестился и вышел.
Неделю не спускался с гор, а через неделю пришел с тремя людьми, сам четвертый и сказал:
«Послушал тебя, Макся, пошел соль искать, нашел людей веры истинной, весть о старце Кирилле получил».
И после этих слов все по порядку рассказал:
«Правильно ты, Макся, сказал. Если соли не будет, народ обессилит и не дойдет до Беловодья. Ты не так сказал, а я обдумал по-другому. Пошел я бродить. Дошел я до устья реки Черной, до заимки Архипа, пошел дальше и набрел я на пещеру, а в пещере той соль увидел. Обрадовался я немало, взял на язык, отведал. Нет, не соль, земля, соли подобная. Дальше пошел и дорогою на другую пещеру наткнулся. Дымком нанесло. Думал, почуялось. Нет. Людей нашел. Вот они сами…»
Угостили тех людей, чем Бог послал. Поели они немного, и старшой из них свою жизнь за Камнем обсказал:
«Пришли они втроем, как есть и в эту пору, чтобы жить в легкости, старую веру сохранить в чистоте.
Сначала жилье свое обосновали на реке Ульбе за хребтом Холзуном. Потом к ним четвертый пристал, странник Кирилла, в Русь направляющийся.
Недолго пожил Кирилла, пошел дальше. Поймали его. Спрашивали, кто такой, откудова родом. Где жил. Близко казаки ходили от нас, думали, что откроют.
Не открыли, видно, Кирилла не выдал.
Испужались мы, бросили свое жительство, дальше в камни ушли. Потом проведали, когда ваш народ пришел. Боялись открыться. А дальше, знаете, инок Иосаф нас открыл, и сердце радостью наполнилось. О земле Беловодской ничего не знаем, и старец Кирилла нам про то не рассказывал».
Приняли Околеловские людей пришлых в сотоварищество. Построили они зимовье рядом и зажили.
Вскоре проведал народ о стране вольной, к тому же рудное дело в горах Алтайских князьев Демидовых стало шибко развиваться.
Сначала не слышно было о заводах княжеских, а потом, когда крестьян в кабалу записали и тяжесть жизни учинилась великая, народ валом пошел за Камень на реку Бухтарму — земли вольные.
Сказывают, сначала шмельцеры Битков и Плотников бежали. Словили их власти царские, под кнутом их о бегстве допросили, и сказали они: что в землю Бухтарминскую бежали, чтобы никто их никогда отыскать не мог и чтобы жить в легкости.
С этих пор весть пошла о Камне, больше пошел народ в бега, чаще посылались солдатские команды, и жизнь беспокойнее стала.
Киргизишки тоже не дремали, пакостили. А китайцы им помогали и оберегали.
Началась волчья жизнь, тяжелая, но вольная. Закалялся народ в безначалии и про Беловодье забыл.
Скорбел инок Иосаф, не сходил с горы из своей кельи, ел мало, святым духом подкармливаясь, и, когда приходил народ (чудесную силу он приобрел), укорял в малосильности:
«Плотью к земле мы прилепились и забыли о земле древлей. А, может, Камень перевалить, да землю Китайскую перейти, обрели бы мы землю истинную».
Хмурился народ приходящий, а иногда и отвечал:
«Земля здесь не пахана, хлебородная, одно только беда — соли нет».
А охальник Макся Черный не стеснялся инока и говорил:
«Без соли еще дюжить можно, а без бабы совсем чижало».
Сорамшинник Макся, а инок все же снисходительно относился:
«Эх, Макся, Макся, брехун ты, а доброй души человек и в бабе гибель твоя».
Слово за слово предсказал инок Иосаф про Максину гибель и про первое убийство на Бухтарме.
Снюхался Макся с Ульяной — бабой Околелова. Не хотел бабу делить. Отделиться захотел. Построил себе избу новую, переманил Ульяну. Баба-дура, ушла, и жить с ней стал.
Не стерпел Околелов, к старикам и народу обратился.
«Грех пошел, старички почтенные, — начал он обсказывать свое дело. — Макся Черный Ульяну переманил. Я спорить не стал из-за бабы, но грех тут идет. Надо змея убить».
Недолго старички судили и порешили:
«Вернуть Ульяну к мужу, а Максю пристыдить».
«Неправильно, — взъерыжился Макся, — раз баба ушла добровольно, пусть Околелов на Руси себе добывает другую. У бабы душа есть. Бабы были святые угодницы. Так решать нельзя».
«Ты закон не ломай, — ответили старички, — смуту не сей, а то на тебя управу найдем».
«А если так, — крикнул Макся, — то и я управлюсь с вами».
Плюнул и ушел.
Как старики постановили, так и все произошло. Ульяну к мужу палкой березовой пригнали, а Макся куда-то скрылся. Не стало, как сквозь землю сгинул.
Немного прошло время — объявился Макся, да не один, а с командой воинской, знать, недоброе задумал.
Сбудоражился народ.
«Ратуйте, кто за веру православную, кто против антихриста и никониан поганых», — клич пошел.
Собрался народ на конях, оборужился и силой пошел, а вперед для розыску передовщиков-дозорщиков выслал. Пошли тропами дикими, где козлы одни ходят, навстречу воинской команде.
Выследили и схоронилися, а когда ночью солдаты стали кашу варить, пальбу открыли.
Испугались солдаты, бросили кашу и в бегство обратились. Мало ушло, все больше косточки свои в долинке схоронили.
Не ушел и злодей Макся Черный, подстрелили его, как козла горного, изловили и на суд народный доставили.
«Твоя вина известна. Помолись перед смертью», — сказал суд народный.
Не задумался Макcя.
«Ладно, помолюсь, — ответил, — но наперед хочу у инока Иосафа исповедаться. Поди в этом мне не откажете».
«Черного кобеля не вымоешь добела», — сказали старики, но за Иосафом послали.
Пришел он, исповедал и горько так молвил:
«Макся, не я ли тебе сказал о твоем смертном дне. Вот он пришел».
Потом Иосаф к миру обратился и огненно укорил мир:
«Маломощные, судом человеческим вы судите», — крикнул он и, не взглянув ни на кого, ушел на горные выси.
Задумался мир после этих слов.
«А правильно сказал Иосаф, — судили старики, — надо суд Божий».
— Верно, верно, — вторил народ.
И тогда вышел Иван Хмелев, поклонился миру и веское слово сказал:
«Не дадено людям судить своей рукой. Не хотим мы убийства Макси. Пусть будет суд Божий. Возьмем, свяжем плот, посадим Максю, дадим ему еды на два дня да шест в руки да пустим в Бухтарму. Коли выберется Макся, Бог не судил умереть ему, потонет — Божья воля, Божий суд».
Согласился народ с Хмелевым. Живо связали ветхий плот, который и курицу не выдюжит, посадили Максю, дали ему шест в руки да ковригу бросили, как псу, и от берега толкнули.
Завертелся плот, закружился и понесся по быстрой реке, кувыркаясь через камни, как щепка малая.
Не пристал Макся Черный к берегу, так и умер без погребения.
4. За солью
Перевалили в степь.
Поехали в Кулунду за солью. Артель собралась в пять душ: Егорка Бугров, Лука Перегудов, Алешка Быков, Васька Загуменный да инок Иосаф. Перед отвалом инок к артели пристал. Смеялся народ шибко: «Инок, одначе, за бабой поехал», — говорили зубоскалы.
