Радость жизни - Золя Эмиль (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Свадьба должна была состояться в Кане. Последние две недели прошли в беспрерывной суете и в лихорадочных разъездах. Полина, стараясь забыться, повсюду сопровождала Луизу и возвращалась домой разбитая. Так как Шанто не мог выехать из Бонвиля, Полине пришлось дать обещание присутствовать на церемонии — она была единственной представительницей семьи Лазара. Приближение этого дня пугало ее. Накануне она все подготовила, чтобы не оставаться ночевать в Кане: ей казалось, что у себя в комнате, засыпая под шум любимого моря, она будет меньше страдать. Полина говорила всем, что здоровье дяди внушает ей опасения и потому она не может надолго отлучаться из дома. Напрасно сам Шанто уговаривал племянницу провести несколько дней в городе. Разве он так уж болен? Напротив, возбужденный мыслью о свадьбе, об ужине, на котором он не сможет присутствовать, Шанто решил потребовать у Вероники какого-нибудь запретного блюда — куропатку с трюфелями, например, хотя такое лакомство неизменно вызывало припадок. Несмотря на все уговоры, Полина объявила, что вернется домой в тот же вечер. Она рассчитывала, что тогда ей будет легче на другой же день уложиться и уехать.
Моросил мелкий дождь. Уже пробило полночь, когда Полина вернулась со свадьбы в старом рыдване Маливуара. Одетая в голубое шелковое платье, едва прикрытая легкой шалью, девушка дрожала всем телом, хотя руки у нее горели, и была страшно бледна.
В кухне она застала Веронику, заснувшую в ожидании барышни, уронив голову на стол. Яркое пламя свечи заставило Полину зажмурить глаза, широко раскрытые всю дорогу от Арроманша; они казались черными, словно до глубины наполненными мраком ночи. Полине с трудом удалось добиться нескольких слов от заспанной служанки: барин вел себя неблагоразумно, теперь он спит, никто не заходил. Полина взяла свечу и отправилась наверх. Холодно и жутко показалось ей в пустом доме, и ее охватило смертельное отчаяние, как будто темнота и безмолвие навалились ей на плечи невыносимой тяжестью.
Взойдя на третий этаж, Полина направилась было к себе, но, повинуясь какому-то странному неодолимому влечению, отворила дверь в комнату Лазара. Она подняла повыше свечу, чтобы лучше видеть: ей показалось, будто комната полна дыма. Ничто не изменилось, все стояло на своем месте, и все-таки у Полины было ощущение беды и гибели, сердце ее сжимал глухой страх, как будто в комнате лежал покойник. Медленно подошла она к столу, взглянула на чернильницу, на перо, на недописанный лист бумаги… Потом ушла. Все кончено. Дверь затворилась, стук ее гулко раздался в пустой комнате.
У себя в спальне Полину снова охватило ощущение, что это место ей незнакомо. Неужели это ее комната с голубыми цветами на обоях, с узкой железной кроватью под кисейным пологом? Но ведь она жила здесь многие годы! Мужество покинуло ее, со свечой в руке она обошла всю комнату, отдернула занавески, заглянула под кровать, под стулья, за комод. Разбитая, в странном оцепенении стояла она и смотрела на привычные предметы. Никогда бы она не поверила, что от этих стен, на которых ей знакомо каждое пятнышко, может исходить такая тоска; теперь она жалела, что не осталась в Кане, этот дом, полный воспоминаний и все же такой пустой, затерянный во мраке холодной, бурной ночи, казался ей страшным. Она не могла и подумать о том, чтобы лечь в постель. Не снимая шляпы, Полина опустилась на стул и несколько минут сидела неподвижно, не сводя широко раскрытых глаз с ярко горевшей свечи; пламя ослепляло ее. Затем она вдруг с удивлением спросила себя: зачем она здесь сидит? В голове шумело, и она ни о чем не могла думать. Был уже час ночи. Не лучше ли ей лечь в постель? Она стала медленно раздеваться, ее горячие руки двигались с трудом.
Однако любовь к порядку не оставила Полину даже в тот час, когда рушилась вся ее жизнь. Заботливо спрятала она шляпу, окинула взглядом ботинки, не измазались ли они. Аккуратно сложенное платье уже висело на спинке стула; Полина осталась в одной нижней юбке и сорочке. Взгляд ее случайно упал на обнаженную девическую грудь. Щеки мало-помалу зарделись. В глубине ее смятенного сознания вставали какие-то смутные образы, и вдруг с необычайной отчетливостью она увидела Луизу и Лазара в их комнате, там, в Кане. Она знает эту комнату, сегодня утром она сама отнесла туда цветы. Новобрачная уже в постели, он входит и с нежной улыбкой приближается к ней. Порывистым движением Полина спустила юбку, скинула сорочку и начала рассматривать свое обнаженное тело. Значит, не для нее созрела эта жатва любви! Никогда, никогда не наступит для нее день свадьбы! Взор ее скользнул по груди, твердой, словно бутон, налившийся соками, по округлости бедер, по животу, в котором дремала вся мощь плодородия. Она созрела, она видела, что тело ее округлилось и расцвело, темное руно осеняло его сокровенные складки; она вдыхала аромат женщины, исходивший от нее, словно от раскрытого цветка, ждущего оплодотворения. Но не она, а другая, образ которой она так ясно видит в глубине той комнаты, изнемогает теперь в объятиях мужа, которого Полина ждала столько лет.
В этот миг Полина увидела, что по ноге ее стекает капля крови, оставляя алый след. Сперва она наклонилась удивленная, затем вдруг поняла: рубашка, лежавшая на полу, была запятнана кровью, словно Полине нанесли удар ножом. Вот почему она с самого отъезда из Кана чувствовала себя разбитой! Полина не ждала в этом месяце так скоро, но потеря любви нанесла ей глубокую рану, и она кровоточила у истоков самой жизни. И при виде этой бесполезно уходившей жизненной силы Полита замерла в отчаянии. Девушка вспомнила, как она в детстве закричала от ужаса, увидя себя однажды утром в крови. И позднее — какое ребячество! — по вечерам, прежде чем погасить свечу, она смотрела украдкой на свое расцветающее тело. И она, глупая, гордилась, она упивалась счастьем при мысли, что становится настоящей женщиной! А теперь! Алая роса зрелости стекала, словно те напрасные слезы, которыми Полина оплакивала свое девичество. Каждый месяц будет повторяться это истечение крови, подобно соку лозы, раздавленной во время сбора винограда, — никогда, никогда она не станет женщиной и состарится бесплодной.
Ревность с новой силой охватила все ее существо. Возбужденное воображение продолжало рисовать ей волнующие картины. Она хотела жить, жить полной жизнью и быть ее источником, ведь она так любила жизнь! К чему жить, если никому не отдавать себя? И снова перед ней вставали те двое; у нее поднималось желание искромсать свое тело, она стала искать глазами ножницы. Ах, взрезать бы эту грудь, эти бедра, рассечь живот и выпустить кровь до последней капли! Полина красивее той белокурой тощей девчонки, она лучше сложена — и все-таки он предпочел не ее. Никогда она не изведает его ласк, никогда он ее не обнимет, не коснется ее губ, ее ног! И красота ее пропадет, как ненужная ветошь. Неужели это правда: они там вместе, а она здесь одна, в холодном доме, дрожит, как в лихорадке?
Вдруг Полина ничком бросилась на кровать. Судорожно обхватив подушку, она впилась в нее зубами, чтобы заглушить рыдания. Она изо всех сил прижималась к кровати, стараясь смирить свою бунтующую плоть. Сильная дрожь сотрясала все ее тело с головы до ног. Тщетно закрывала она глаза, чтобы ничего не видеть: перед ней из тьмы выступали какие-то чудовищные образы. Что делать? Вырвать глаза, и все-таки видеть, видеть всегда, быть может до самой смерти?
Минуты шли, и Полине казалось, что терзания ее будут длиться вечно. Вдруг она в испуге вскочила с кровати: в комнате кто-то был, ей почудился смех. Но нет, она одна. Это лопнула розетка, которой коснулось пламя догорающей свечи. А что, если кто-нибудь подсмотрел ее в таком виде? Воображаемый смех оставил на коже ощущение грубой ласки. Неужели это она лежала здесь голая? Ее охватил стыд. В смущении скрестила она руки на груди, чтобы не видеть своего тела. Затем поспешно накинула ночную сорочку, скользнула под одеяло, закуталась до подбородка и сжалась в комок, по-прежнему дрожа всем телом. Свеча потухла, а Полина все лежала, не шевелясь; ей было мучительно стыдно за все, что она пережила в эти часы.
