Кузен Понс - де Бальзак Оноре (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
И вот что предприняли оба друга — доктор Пулен и Фрезье, — чтобы добиться желаемого результата.
На Орлеанской улице, в соседнем с доктором Пуленом доме жил причетник церкви св. Франциска, по имени Кантине, который прежде держал посудную лавку. Его жена, взимавшая плату с прихожан за церковные стулья, была давнишней даровой пациенткой доктора Пулена, которому, естественно, она чувствовала себя навеки обязанной и нередко поверяла свои огорчения. Оба щелкунчика по воскресным дням и церковным праздникам ходили к службе в церковь св. Франциска и были в добрых отношениях с причетником, церковным сторожем, служителем, подающим святую воду, — словом, со всей церковной братией, известной в Париже под названием «причта» и обычно собирающей дань с прихожан. Жена причетника хорошо знала Шмуке, так же как и он ее. У мадам Кантине были две душевные раны, вследствие чего Фрезье и удалось сделать из нее слепое и послушное орудие своей воли. Кантине-сын, пристрастившись к театру, отказался вступить на церковное поприще, сулившее ему должность привратника, пошел фигурантом в Цирк-Олимпик и начал вести беспутную жизнь, к великому огорчению мамаши, чей кошелек он часто опустошал самовольными займами. Старику Кантине, страдающему двумя пороками — приверженностью к спиртным напиткам и ленью, пришлось бросить торговлю. Но это его не исправило, более того — новая должность только способствовала развитию обеих дурных наклонностей; он целыми днями бездельничал, пил с кучерами свадебных карет, с факельщиками похоронных процессий, с бедняками, подопечными кюре, пил так, что уже к полудню физиономия его полыхала как огонь.
Мадам Кантине боялась, что останется на старости лет нищей; каково это, когда ты принесла мужу двенадцать тысяч приданого! Доктору Пулену, вероятно, уже сотни раз слышавшему повесть об этих несчастьях, пришло в голову воспользоваться ее помощью, чтоб легче всучить Понсу и Шмуке в кухарки и поломойки мадам Соваж. Рекомендовать самому мадам Соваж было совершенно бесполезно, потому что оба щелкунчика стали весьма недоверчивы, в чем Фрезье смог окончательно убедиться, когда Шмуке даже не впустил сестру Ремонанка в квартиру. Но в то же время наши друзья-приятели были твердо убеждены, что благочестивые старички музыканты тут же согласятся взять человека, рекомендованного аббатом Дюпланти. Они сговорились, что мадам Кантине приведет с собой тетку Соваж. А уж раз там водворится служанка Фрезье, можно быть спокойным — она вполне заменит своего хозяина.
В подъезде аббат Дюпланти не сразу пробрался сквозь толпу друзей Сибо, которые пришли осведомиться о здоровье самого уважаемого привратника в квартале.
Доктор Пулен поклонился аббату Дюпланти, отвел его в сторону и сказал:
— Я сейчас собираюсь навестить бедного господина Понса; возможно, что он еще выкарабкается; надо бы его уговорить согласиться на операцию — необходимо извлечь камни, образовавшиеся у него в пузыре; они чувствуются на ощупь и грозят вызвать воспаление со смертельным исходом, может быть, время еще не упущено... Было бы очень хорошо, если бы вы употребили свое влияние и убедили больного. Я ручаюсь за то, что он выживет, если во время операции не произойдет какой-либо досадной случайности.
— Вот только отнесу святые дары в церковь и тут же вернусь, — сказал аббат Дюпланти, — господин Шмуке в таком горе, что ему необходимо утешение религии.
— Я сейчас узнал, что он остался один, — сказал доктор Пулен. — Сегодня утром этот добродушный старичок повздорил с мадам Сибо, которая уже десять лет ведет их хозяйство, и они рассорились, надеюсь, ненадолго, но, принимая в расчет нынешние обстоятельства, его никак нельзя оставить одного. Позаботиться о нем — это доброе дело. Послушайте, Кантине, — сказал доктор, подзывая к себе причетника, — узнайте у жены, не согласится ли она поухаживать несколько дней за господином Пенсом и присмотреть за хозяйством господина Шмуке вместо мадам Сибо, ее ведь все равно пришлось бы на время отпустить, даже если бы они и не поссорились. Мадам Кантине женщина честная, — добавил доктор, обращаясь к аббату.
— Лучше и не найти, — ответил добряк священник, — ведь ей церковноприходским советом поручено собирать деньги за стулья.
Несколько минут спустя доктор Пулен, стоя у кровати больного Понса, следил за ходом агонии, а Шмуке тем временем напрасно молил своего друга согласиться на операцию. Старик музыкант в ответ на все мольбы удрученного немца только отрицательно качал головой, а иногда у него даже вырывалось нетерпеливое движение. В конце концов умирающий собрал последние силы, бросил на Шмуке измученный взгляд и прошептал:
— Дай мне умереть спокойно!
Шмуке сам чуть не умер от горя; но он взял руку Понса, нежно поцеловал ее и уже не выпускал из своей, еще раз пытаясь вдохнуть в друга собственную жизнь. Как раз в эту минуту доктор Пулен услышал звонок и открыл дверь аббату Дюпланти.
— Наш бедный больной кончается, — сказал Пулен. — Он протянет еще несколько часов; вы, верно, пришлете священника читать над покойником. Теперь самое время приставить к господину Шмуке мадам Кантине и кого-нибудь для услуг, он совсем голову потерял, я опасаюсь за его рассудок, а здесь много ценных вещей, присмотр за которыми можно доверить только вполне честному человеку.
Аббат Дюпланти, пастырь добрый и достойный, доверчивый и бесхитростный, был поражен справедливостью замечаний доктора Пулена; к тому же он верил в добродетели квартального врача; поэтому он с порога спальни поманил к себе Шмуке. Шмуке никак не мог решиться высвободить свою руку из рук Понса, который судорожно за него цеплялся, словно чувствовал, что падает в пропасть, и хотел удержаться, ухватясь хоть за что-нибудь. Обычно умирающие, во власти галлюцинаций, ловят что-то вокруг себя, — так люди во время пожара хватают самое для себя дорогое, — и Понс, выпустив руку своего друга, вцепился в простыню и стал ее обирать вокруг тела ужасными по своей выразительности торопливыми и жадными движениями.
— Что вы будете делать один, когда ваш друг скончается? — спросил добрый пастырь немца, который подошел к нему. — Тетушки Сибо с вами нет?
— Она исшадие ада, она убиль Понса! — сказал Шмуке.
— Нельзя же оставлять вас одного, — вставил свое слово доктор Пулен, — ночью кто-то должен читать молитвы над покойником.
— Я буду тшитать над ним! — ответил простосердечный немец.
— Но вам пить-есть надо! Кто теперь будет вам готовить? — не унимался доктор.
— Горе отбиль у менья всякий аппетит, — просто ответил Шмуке.
— Но, — сказал Пулен, — надо заявить о смерти, подтвердить ее факт свидетелями, надо обмыть тело, зашить в саван, уложить, надо заказать похороны в бюро похоронных процессий, надо накормить того, кто будет дежурить при покойнике, и священника, который будет над ним читать, — разве вы один с этим справитесь?.. В столице цивилизованного мира покойника не бросают, как собаку.
Шмуке широко открыл испуганные глаза, на минуту на него напало безумие.
— Но Понс не будет умирать!.. Я не дам ему умирать!..
— Вы не выдержите долго без сна, кто вас заменит? Понса нельзя оставлять ни на минуту, его надо попоить, дать ему лекарство...
— Да, да, это ви отшень правильно сказаль... — согласился немец.
— Ну так вот, — сказал аббат Дюпланти, — я хочу предложить вам в помощницы мадам Кантине, честную, порядочную женщину...
Шмуке так растерялся от мысли о хлопотах, связанных с последним долгом по отношению к умирающему другу, что самым горячим его желанием было умереть вместе с ним.
— Он настоящий ребенок! — шепнул доктор Пулен аббату Дюпланти.
— Настояшший ребенок! — как эхо повторил Шмуке.
— Хорошо, — сказал кюре, — я поговорю с мадам Кантине и пришлю ее к вам.
— Не трудитесь понапрасну, мы с ней соседи, а я иду домой, — сказал доктор.
Смерть похожа на невидимого убийцу, агония — это борьба умирающего со смертью. Она наносит ему последние удары, а он отбивается, старается вырваться. Понс был сейчас при последнем издыхании, он застонал, что-то крикнул. Шмуке, аббат Дюпланти и Пулен подбежали к постели. Вдруг к Понсу, жизненным силам которого смерть нанесла последний удар, разрешающий телесные и душевные узы, вернулось на миг то полное умиротворение, которое следует за агонией, он пришел в себя, спокойствие смерти легло на его лицо, он обвел окружающих просветленным взглядом.
