Мы - живые - Рэнд Айн (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
— Кира!
Она засмеялась звонким, металлическим смехом:
— Ну, как поживаешь, Андрей?!
Его руки медленно и нежно обняли ее. Так нежно, что она даже не почувствовала их прикосновения, ощутив лишь силу и волю его рук; он страстно поцеловал ее, закрыв глаза, а она равнодушно смотрела в потолок.
— Кира, но я не ждал тебя раньше вечера.
— Знаю. Но ты же не выгонишь меня, правда?
Через маленький коридорчик Кира прошла в его комнату. С повелительной небрежностью она бросила сумку на стол, а шляпу на стул.
Только она знала, почему Андрею Таганову пришлось экономить прошлой зимой и перебраться из своей комнаты в этот флигель особняка, который был не нужен райкому и был бесплатно отдан Андрею.
Когда-то здесь было тайное любовное гнездышко какого-то князя. Много лет назад он ожидал здесь легких, крадущихся шагов и шуршания шелковых юбок по мраморной лестнице. Исчезла его роскошная мебель, но камин, стены и потолок сохранились.
Стены были покрыты белой парчой с искусной ручной вышивкой в виде серебряных листочков. Карниз был украшен цепью мраморных купидонов, держащих рога изобилия, из которых сыпались белые мраморные цветы, мраморная Леда вольготно раскинулась в белокрылых объятиях. Из мягкой синевы неба, изображенного на потолке, среди светлых пушистых облачков, белые голуби и голубки — свидетели долгих и роскошных ночных оргий — ныне созерцали железную кровать, поломанные стулья, длинный обшарпанный стол, на котором были свалены книжки в красных обложках. На стенах висели плакаты с изображением красноармейцев и кожаная куртка на гвозде.
Кира категорично сказала:
— Я не приду к тебе сегодня вечером.
— Почему? Кира? Ты не можешь?
— Не могу. Не делай только трагический вид. Вот, я тебе кое-что принесла. Это тебя развеселит.
И она вытащила из кармана маленькую игрушку — стеклянную трубку, заполненную красной жидкостью, в которой плавала черная фигурка.
— Что это?
Она зажала трубку в кулачке, но фигурка не двигалась.
— На, попробуй ты, я не умею.
Она сунула трубку в его руку и сжала его пальцы. Кира знала, что ее прикосновение было ему отнюдь не безразличным, хотя он не показал этого ни единым движением. Он сжал кулак, и жидкость в трубке вдруг заклокотала, и черная рогатая фигурка истерично запрыгала вверх-вниз по трубке.
— Вот, видишь? Называется «Американский резидент». Я купила ее на улице. Правда, забавная штучка?
— Да, очень… — сказал он, глядя на фигурку в трубочке. — Кира, почему ты не придешь сегодня?
— Понимаешь, дела. Ничего особенного, ты ведь не сердишься?
— Нет, если тебе так нужно. Ты побудешь со мной немного?
— Только недолго. — Она сорвала с себя пальто и бросила его на кровать.
— О, Кира!
— Нравится? Сам виноват. Ты ведь хотел, чтобы у меня было новое платье.
Платье было красное, очень простое, очень короткое, отделанное черной лакированной кожей: пояс, четыре пуговицы, плоский круглый воротник и огромный бант. Она стояла, прислонившись к двери, слегка сутулясь. Она показалась Андрею вдруг очень хрупкой и молодой, детское платье облегало ее тело, которое выглядело таким же беспомощным и невинным, как и тело ребенка. Ее спутанные волосы были откинуты назад, юбка открывала стройные ноги, крепко прижатые друг к другу, ее глаза были круглыми и искренними, но улыбка была насмешливой и самоуверенной, а губы широкими и влажными. Он стоял, глядя на нее, испугавшись женщины, которая казалась самой опасной и самой желанной из всех, кого он знал.
Она нетерпеливо дернула головой:
— Ну? Тебе оно не нравится?
— Кира, ты… платье… такое красивое. Я никогда не видел, чтобы женщина так одевалась.
— Ты что-то понимаешь в женских платьях?
— Я просмотрел целый журнал парижских мод вчера в Цензурном бюро.
— Ты смотрел журнал мод?
— Я думал о тебе. Я хотел знать, что нравится женщинам.
— И что же ты почерпнул из него?
— Я хотел бы, чтобы у тебя все это было. Забавные маленькие шляпки. И туфли, похожие на сандалии — состоящие из одних ремешков. И драгоценности. Бриллианты.
— Андрей! Ты ведь не сказал этого своим товарищам из Цензурного бюро, а?
Он засмеялся, пристально и недоверчиво глядя на нее:
— Нет, не сказал.
— Перестань смотреть на меня так. Что с тобой? Ты боишься подойти ближе?
Его пальцы дотронулись до ее красного платья. Потом его губы вдруг уткнулись в ее голый локоть.
Он сидел в глубокой нише окна, а она стояла рядом с ним, в тесном объятии его рук. Его лицо было лишено выражения, и лишь глаза беззвучно смеялись, беззвучно кричали то, чего он не мог ей сказать. Потом он заговорил, уткнувшись лицом в ее красное платье:
— Знаешь, я рад, что ты пришла сейчас, а не вечером. Ведь так много часов мне пришлось бы ждать… Я никогда не видел тебя такой… Я пытался читать и не мог… Это платье будет на тебе и в следующий раз? Этот кожаный бант ты сама придумала?.. Почему ты выглядишь такой… такой взрослой в этом детском платье?.. Мне нравится этот бант… Кира, знаешь, я ужасно скучал по тебе… Даже, когда я работаю, я…
Ее глаза были нежными, молящими, слегка испуганными:
— Андрей, ты не должен думать обо мне, когда ты работаешь.
Он сказал медленно, без улыбки:
— Временами лишь мысли о тебе помогают мне — в этой работе.
— Андрей, что с тобой?
Но он опять улыбнулся:
— Почему ты не хочешь, чтобы я о тебе думал? Помнишь, в прошлый раз, когда ты была здесь, ты сказала мне о той книге, которую читала и в которой был герой по имени Андрей, и ты сказала, что подумала обо мне? С тех пор я все время повторял себе это, и я купил эту книгу. Я знаю, что это — не так уж много, Кира, но… ну… ты ведь не часто говоришь мне такие вещи.
Она откинулась назад, скрестив руки за головой, насмешливая и неотразимая:
— О, я думаю о тебе так редко, что даже забыла твою фамилию. Надеюсь, что встречу ее в какой-нибудь книге. Ведь я даже забыла этот шрам, вон там, над твоим глазом.
Ее палец пробежал вдоль его шрама, скользнул по лбу и разгладил его нахмуренные брови; она смеялась, игнорируя мольбу, которую видела в его глазах.
— Кира, это очень дорого будет стоить — установить телефон в твоем доме?
— Но они… мы… у нас нет электрической проводки в квартире. Это невозможно.
— Мне так часто хочется позвонить тебе. Временами бывает так тяжело ждать, просто ждать тебя.
— Разве я не прихожу так часто, как ты этого хочешь, Андрей?
— Не в этом дело. Иногда… видишь ли… я просто хочу взглянуть на тебя… в тот же день, когда ты уже побывала здесь… иногда даже через минуту, как только ты уйдешь. Когда ты уходишь, я понимаю, что не могу ни позвать, ни найти тебя, у меня нет права даже подойти к твоему дому, словно ты уехала из города. Иногда я смотрю на людей, что ходят по улицам, и я пугаюсь — того, что ты потерялась где-то среди них — а я не могу попасть к тебе, не могу крикнуть тебе поверх всех этих голов.
Она неумолимо сказала:
— Андрей, ты обещал никогда не приходить ко мне домой.
— Но ты позволила бы мне звонить тебе, если бы я выбил тебе телефон?
— Мои родители могут догадаться. И… ох, Андрей, мы должны быть осторожны. Мы должны быть такими осторожными — особенно теперь.
— Почему — особенно теперь?
— О, ну ладно, не более, чем обычно. Но ведь это не так трудно — соблюдать одно лишь условие, просто быть осторожными — ради меня?
— Конечно, нет, дорогая.
— Я буду приходить часто. Я никуда не денусь, даже когда ты устанешь от меня.
— Кира, зачем ты это говоришь?
— Ну, ты ведь устанешь от меня когда-нибудь, ведь так?
— Ты ведь так на самом деле не думаешь, Кира?
Она поспешила сказать: «Нет, конечно, нет… Ну, конечно, я люблю тебя. Ты ведь знаешь это. Но я не хочу чувствовать… чувствовать, что ты привязан ко мне… что твоя жизнь…»
— Кира, почему ты не хочешь, чтобы я сказал, что моя жизнь…
— Вот, почему я не хочу, чтобы ты говорил вообще.
