Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой. Маленькая принцесса. Приключения Сары Кру - Бернетт Фрэнсис Ходгсон
— Они всегда только надеются, — проворчал граф.
Фаунтлерой невольно подвинулся вперед; стоя между дедом и посетителем, он с напряженным вниманием слушал разговор. Он уже сочувствовал Хиггинсу, и ему хотелось узнать, сколько у него детей и как они перенесли скарлатину.
— Хиггинс весьма порядочный человек… — продолжал пастор, стараясь подкрепить свою просьбу.
— И достаточно плохой фермер, — перебил граф. — Невик говорит, что за ним всегда числятся недоимки.
— Но теперь он в большом горе. Он очень привязан к жене и детям, и если вы отнимете у него ферму, им буквально придется умереть с голоду. Он и теперь не может кормить их как надо. Двое из его детей не оправились еще после скарлатины, доктор прописывает им вино и дорогую пищу, а у него ничего нет…
При этих словах маленький лорд еще ближе подвинулся к говорившему.
— Так было с Микелем! — воскликнул он.
Граф слегка вздрогнул.
— Я про тебя и забыл, забыл, что у меня в доме появился филантроп. Кто такой Микель? — уже мягче спросил он.
— Муж Бриджет; он тоже был болен и не мог заплатить за квартиру. Помните, вы еще прислали мне денег для него…
Граф с усмешкой поднял брови и сделал легкую гримасу. Он искоса посмотрел на мистера Морданта.
— Воображаю, какой из него выйдет помещик, — сказал он. — Я велел Хевишэму дать ему денег на удовольствия, а удовольствием для него оказалось — раздать деньги нищим.
— Совсем не нищим, — с живостью возразил Фаунтлерой. — Микель — отличный каменщик, и все они вообще хорошие работники…
— Ну, конечно, не нищие! Отличные каменщики, чистильщики сапог, торговки яблоками…
Говоря это, граф пристально посмотрел на мальчика, и в голове его вдруг промелькнула мысль.
— Подойти-ка сюда, — сказал он внуку.
Фаунтлерой подошел, стараясь не задеть больной ноги деда.
— Что бы ты сделал на моем месте? — спросил граф.
Надо признать, мистер Мордант испытывал в эту минуту довольно странное ощущение. Будучи мыслящим человеком и проведя много лет в поместье Доринкорт, он знал всех фермеров и поселян — богатых и бедных, трудолюбивых и ленивых, честных и нечестных, и ясно представлял себе, какая большая власть делать добро или творить зло достанется впоследствии этому маленькому мальчику, который стоял теперь здесь, широко раскрыв свои темные глаза и засунув руки в карманы. И он думал также и о том, что эта громадная власть может быть по капризу гордого и самонадеянного человека передана ему теперь; и если детская душа не великодушна и не искренна, то, возможно, это худшее из того, что могло случиться — и не только для других, но и для самого ребенка.
— Ну, что же ты сделал бы? — повторил старый граф.
Фаунтлерой положил руку на колено старика и самым доверчивым тоном ответил:
— Если б я был очень богат и не был маленьким мальчиком, я оставил бы ферму за Хиггинсом и дал бы ему денег на лекарство. Но я еще мальчик… — Однако после минутной паузы лицо его вдруг просияло, и он воскликнул: — Да вы ведь можете сделать все, что хотите, не правда ли?
— Гм! — промычал граф, но, видимо, не рассердился. — Ты так думаешь?
— Конечно, вы можете помочь всякому. А кто такой Невик?
— Мой управляющий. По правде сказать, он не пользуется большим расположением моих фермеров.
— Вы сейчас напишете ему письмо? — спросил Фаунтлерой. — Я принесу вам перо и чернила и сниму со стола игру.
По-видимому, ему ни на минуту не приходило в голову, что Невику могут позволить применить самые строгие меры.
Между тем граф продолжал смотреть на внука и наконец спросил:
— Умеешь ли ты писать?
— Умею, но не очень хорошо.
— В таком случае, очисти стол и принеси листок бумаги, перо и чернила.
Любопытство священника с каждой минутой возрастало. Мальчик проворно исполнил приказание деда. В минуту были принесены лист бумаги, большая чернильница и перо.
— Готово! — весело сказал он. — Теперь вы можете писать.
— Ну нет, писать буду не я, а ты.
— Я?! — воскликнул удивленный Фаунтлерой. — Я должен написать? Но я не всегда пишу правильно, когда у меня нет словаря и никто мне не говорит, как надо…
— Сойдет! Хиггинс не будет в претензии на твои ошибки. Филантроп не я, а ты. Обмакни перо.
Фаунтлерой опустил перо в чернильницу и уселся поудобнее, склонившись к столу.
— Что писать? — спросил он.
— Пиши, чтобы Хиггинса оставили пока в покое, и подпишись: «Фаунтлерой».
Фаунтлерой снова опустил перо в чернила и стал медленно и серьезно чертить буквы на бумаге; он старался изо всех сил и через несколько минут со слабой улыбкой, смешанной с опасением, передал оконченное письмо дедушке.
— Так ли я написал?
Граф посмотрел на письмо и слегка усмехнулся.
— Хиггинс найдет его вполне удовлетворительным.
С этими словами он передал письмо священнику, который прочел следующее:
«Дорогой мистер Невик, пожалуйста, оставьте пока в покое мистера Хиггинса, чем обяжете уважающего вас Фаунтлероя».
— Мистер Гоббс всегда подписывал так свои письма, — объяснил маленький лорд, — и я написал «пожалуйста», потому что, мне кажется, так будет учтивее. Не знаю только, правильно ли я написал?
— Не совсем, — ответил граф, — в словаре некоторые слова пишут иначе…
— Вот этого я и боялся! — воскликнул Фаунтлерой. — Мне следовало бы спросить! Когда в слове больше двух слогов, я всегда ошибаюсь. Лучше в таких случаях смотреть в словарь. Дайте, я перепишу.
И он стал переписывать письмо, спрашивая у графа в сомнительных случаях, как надо писать.
Когда письмо, наконец, было окончено, священник взял его с собою. Первое знакомство с маленьким лордом оставило в нем самое приятное впечатление — чувство, которого мистер Мордант никогда не испытывал после своих посещений замка графа Доринкорта. Маленький лорд проводил его до дверей и воротился к деду.
— Могу ли я теперь идти к маме, она, должно быть, ждет меня.
Граф помолчал с минуту.
— Хорошо, но прежде пойди в конюшню: там что-то есть для тебя. Позвони.
— Простите, я вам очень благодарен, — сказал, краснея, Фаунтлерой, — но я лучше посмотрю завтра. Она, наверно, уже давно поджидает меня.
— Прекрасно, — проговорил граф, — я велю заложить экипаж. — Затем сухо прибавил: — Я сперва хотел тебе показать пони.
— Пони? — переспросил, затаив дыхание, мальчик. — Чей же это пони?
— Твой…
— Мой… Мой?.. Как игрушки в моей комнате?
— Да. Не хочешь ли взглянуть на него? Не велеть ли привести его?
Щеки Фаунтлероя краснели все сильнее.
— Я никогда не думал, что у меня будет пони. Как Милочка обрадуется… Вы столько мне дарите!
— Ну, что же, хочешь видеть лошадку?
Маленький лорд вздохнул:
— Очень хочу! Так хочу, что даже не терпится… Но боюсь, уже поздно.
— Ты можешь съездить к матери после обеда, — сказал граф, — разве нельзя подождать?
— Нет, нельзя, мама ждет меня целое утро, и я все это время думал о ней.
— Вот как! Ну, в таком случае позвони!
Старик поехал вместе с внуком, но, проезжая под тенью больших деревьев, упорно молчал, зато Фаунтлерой, не умолкая, расспрашивал деда про пони: какой он масти, каких лет, какого роста, как его зовут и рано ли можно будет завтра увидеть его.
— О, как Милочка будет рада! Как она будет вам благодарна за вашу доброту ко мне! Она знает, что я всегда очень любил пони, но, конечно, мы никогда не надеялись, что у меня будет собственная лошадь. В Нью-Йорке у одного мальчика с Пятой авеню тоже был пони, и он каждое утро катался, а мы только издали смотрели и любовались им.
Цедрик откинулся на подушки кареты и несколько минут с восторгом смотрел на деда.
— Я думаю, вы самый лучший человек в мире! — воскликнул он наконец. — Вы всегда делаете только добро и думаете о других, разве не правда? Милочка говорит, что это и есть настоящая доброта — не думать о себе и заботиться о других. Вот вы совсем такой.
Граф был так поражен этой неожиданной характеристикой, что решительно не знал, что сказать. Он чувствовал, что ему надо подумать, прежде чем ответить. Странно было слышать из уст ребенка, как все его эгоистические дурные намерения вдруг получили другую окраску и превращались чуть ли не в добродетель.
