Приключения в Красном море. Книга 2 (Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс) - Монфрейд Анри де (книги .txt) 📗
Я вижу небольшую фелюгу, подплывающую с севера к пенистой границе рифа. Сделав резкий поворот, она лавирует между подводными скалами и отдает якорь прямо у берега. Видимо, в сплошной полосе рифа есть разрыв, который мне не удалось разглядеть. Я собираюсь последовать примеру фелюги, но, приблизившись к узкому неизведанному проходу, отказываюсь от своего замысла и поворачиваю обратно. Это внезапное и бесповоротное решение было как будто продиктовано свыше.
Оставив дрейфующее судно под командованием Мухаммеда Мусы, я сажусь в пирогу вместе с Абди и Кадижетой на случай, если придется говорить на языке данакили, и плыву к берегу. Высадившись, я углубляюсь в заросли в поисках хвороста и тут же сталкиваюсь с туземцем, который нагло спрашивает меня, откуда я и что мне здесь понадобилось.
— Сначала скажи, кто ты сам, — отвечаю я, — и почему ведешь себя как султан?
— Я — итальянский аскер, покажи мне документы и следуй за мной в штаб.
— Если ты — аскер, то почему ты не в форме? Ступай-ка один в твой штаб и радуйся, что я не преподал тебе урок вежливости.
С этими словами я делаю шаг в сторону кустов. Туземец бросается на меня, пытаясь завладеть моим висящим за поясом револьвером, и я, естественно, сопротивляюсь. Он зовет своих приятелей, и пятеро матросов с фелюги, причалившей к берегу незадолго до нас, спешат к нему на помощь.
Я же могу рассчитывать только на Абди, так как Кадижета удрал обратно к морю. Мой противник не сдается и продолжает цепляться за мой револьвер, понимая, что, обезоружив меня, станет хозяином положения вместе с пятью другими данакильцами.
Но тут с нашего судна раздаются выстрелы: Мухаммед Муса, почуяв неладное на берегу, принялся палить из ружья. Наши судовые карабины старого образца, заряженные черным порохом, стреляют оглушительными залпами, и вскоре корабль заволакивает дымом, точь-в-точь как на старинных гравюрах, изображающих морской бой. Данакильцы тотчас же припадают к земле, и самозванец, назвавшийся итальянским аскером, пускается наутек и прячется за дюнами.
Мы бросаемся к пироге, которую Кадижета уже спустил на воду, и гребем изо всех сил к нашему судну. В тот миг, когда я ступаю на борт, с берега раздается залп. Я вижу за дюнами десяток красных фесок. Это местные солдаты итальянского гарнизона, пришедшие на выручку своему товарищу. Они дружно обстреливают наше судно, и пули так и пляшут вокруг по воде. К счастью, корабль готов к отплытию. Напоследок мы тоже открываем ответный огонь и яростно палим из шести карабинов со своей высоты. Парусник дымится, как кратер вулкана, неимоверный грохот оглушает нас, но мы веселимся вовсю! Наши пули не долетают до цели, так же, как пули итальянцев. Я завершаю фейерверк шуточным залпом из пушки, бросив на воду динамитный заряд с зажженным фитилем.
Грохот взрыва не уступает по силе артиллерийскому залпу, и издали это производит большое впечатление.
Наконец наш веселый поединок подходит к концу. Пересчитав пустые гильзы, я прихожу к выводу, что мы сделали сто двадцать пять выстрелов. Это отнюдь не мало. Я не подозреваю, что противник, в отличие от нас, воспринял перестрелку всерьез и наш бой переполошил всю колониальную Эритрею. Я узнал об этом лишь по возвращении.
Взяв карту, я отыскиваю на ней историческое место нашей битвы. Этот пункт называется Такалай, и поблизости от него находится итальянская воинская часть с солдатами-тиграми, о чем мне было неизвестно.
Этот случай наделал много дыма, но оставил нас без огня. Я не решаюсь предпринять еще одну попытку подойти к берегу, пока мы не отойдем на безопасное расстояние. Думаю, что лучше всего миновать границу итальянских владений.
Я выхожу в открытое море, чтобы убедить береговую охрану в том, что мы держим курс на аравийское побережье, и таким образом избежать преследования по суше. Я не мог предугадать, что последствия этого маневра приведут к новым осложнениям в моем запутанном деле. Во время поединка с аскером я потерял, подобно Золушке, одну из своих каталонских сандалий, которая послужила впоследствии уликой против меня.
Но мне повезло в том, что я оставил корабль вдали от берега, повинуясь интуиции. В противном случае я угодил бы в ловушку и оказался бы во власти итальянского гарнизона. Недоразумение, вызванное моей высадкой на берег, скорее всего бы разрешилось, но мне пришлось бы предъявить мой груз, и неизвестно, чем бы это кончилось. Мое внезапное непонятное нежелание подходить к берегу было одним из тех таинственных озарений, что не раз в жизни удерживало меня на краю пропасти.
Двое суток прошло после такалайской стычки. Судя по высоте полуденного солнца, мы продвинулись на север не более чем на сорок миль. Видимо, сильное южное течение служит нам помехой.
XVII
Чудесные колодцы
Сверившись с лоциями, я вижу упоминание о древних развалинах и колодцах на острове Эррих. Предполагают, что здесь когда-то находился маяк, построенный Птоломеем. Возможно, там найдется и вода, раз идет речь о колодцах.
В этом пекле нас постоянно мучит жажда — каждый поглощает в день десять литров воды, причем моемся мы только морской водой. Зловещие грозовые тучи вновь собираются над горами. Сейчас только три часа пополудни, но, наученный горьким опытом, я спешу до наступления темноты найти место для причала. Просторная изумрудная бухта за островом Сейл-Бахр, закрытая горами со всех сторон, словно создана для отдыха усталых моряков.
В спокойной прозрачной воде открывается широкий проход. В глубине бухты виднеется какое-то судно, окруженное пирогами, словно наседка цыплятами. До него — рукой подать.
Но в этом прекрасном озере, куда мы вошли без опаски, пестреют желтые пятна подводных скал. Если бы освещение было хуже, судно наверняка получило бы пробоину. Один из матросов забирается на вершину мачты и служит впередсмотрящим. После многочисленных зигзагов мы наконец оказываемся в тихой бухте, где уже бросила якорь замеченная нами фелюга. Это суданское судно ведет промысел морских улиток ради их твердой оболочки, напоминающей по форме медиатор мандолины и служащей животным для передвижения и защиты в случае опасности. Нужно наловить бессчетное множество улиток, чтобы собрать достаточное количество этого ценного и очень дорогого продукта, который применяется в Индии как возбуждающее наркотическое средство. При горении оболочки выделяется дым с большим содержанием аммиака, который используют для ингаляций при коликах, простудах и других болезнях.
Обменяв немного табака на рыбу, наша команда мирно беседует с суданцами. Тем временем налетает хамсин, с яростным свистом обрушиваясь на наши снасти. Какое счастье, что судно прочно стоит на якоре в тихой бухте!..
Капитан фелюги — очень старый суданец, уже сорок лет проплававший в этих широтах. Он утверждает, что на одном из островов к северу отсюда есть питьевая вода. Разумеется, он не может отыскать это место на карте, в которой ничего не смыслит. Его собственные лоции хранятся у него в голове, и он с презрением отворачивается от бумаги, которой я придаю такое значение. Его разъяснения кажутся мне довольно туманными, тем более что на всякий непонятный вопрос он отвечает утвердительно. Тем не менее я прихожу к заключению, что речь идет об острове Эррих, нанесенном на моей карте.
На следующее утро с попутным бризом мы входим в северную бухту острова — очень мелкий залив, который возможно пересечь только в пироге. Я причаливаю к холму, — самой высокой точке плоского голого острова — на котором виднеются развалины древней стены. Видимо, это следы былого города. Уцелевший фундамент разрушенных построек свидетельствует о некогда оживленных улицах и площадях. Солнце до того накалило землю, что лишь толстые подошвы могут спасти ноги от ожога. Мухаммед Муса ступает осторожно, выбирая участок в тени или густую траву. Внезапно он проваливается в невидимый люк, но тут же вылезает на поверхность. Он упал в колодец.
Я вижу множество одинаковых углублений и обследую их не для того, чтобы отыскать воду (нелепо было бы на это надеяться), а просто из любопытства, которое неизменно разжигают в нас странные вещи. Колодцы напоминают по форме амфоры диаметром в три метра. Их глиняные стенки сохранились в превосходном состоянии без единой трещинки. Видимо, глина обжигалась прямо на месте. Колодцы на три четверти заполнены песком, и, конечно, в них нет воды.
