Убить пересмешника - Ли Харпер (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Миссис Мерриуэзер рассказывала про подвиги полковника Мейкомба целых полчаса, а тем временем я сделала открытие: если согнуть коленки, ноги умещаются под костюмом, и тогда можно кое-как посидеть. Я сидела, слушала жужжание миссис Мерриуэзер вперемежку с грохотом барабана и незаметно уснула крепким сном.
После мне рассказали, что было дальше: миссис Мерриуэзер подошла к грандиозному финалу: «О-ко-рок», — проворковала она спокойно и уверенно, ибо и сосны и восковая фасоль являлись мгновенно. Подождала чуть-чуть, потом позвала погромче: «Око-рок!» Но ничто не явилось, и тогда она крикнула во весь голос: «Окорок!!!»
Наверно, сквозь сон я её услышала, а может быть, меня разбудил оркестр — он заиграл гимн южных штатов, но я выбрала для своего появления ту самую минуту, когда миссис Мерриуэзер торжественно развернула на сцене флаг штата. Не то что выбрала, просто мне захотелось быть вместе со всеми.
Мне потом рассказали, судья Тейлор выскочил из зала и так хохотал и хлопал себя по коленкам — миссис Тейлор даже принесла ему воды и какую-то пилюлю.
Миссис Мерриуэзер не зря старалась, успех был огромный, все кричали и хлопали, но всё равно она поймала меня за кулисами и сказала: я погубила её живую картину. Я готова была сквозь землю провалиться, но тут за мной пришёл Джим, и он мне посочувствовал. Он сказал, с того места, где он сидел, меня и видно-то не было. Не пойму, как он догадался, какая я несчастная, я ведь ещё не вылезла из костюма, но он сказал — я всё делала как надо, просто немножко опоздала, вот и всё. Когда всё совсем плохо, Джим теперь умеет утешить почти как Аттикус. Но Джим не уговорил меня показаться на люди и согласился ждать за кулисами, пока все не уйдут из зала.
— Хочешь снять эту штуку, Глазастик? — спросил он.
— Не хочу, — сказала я. — Так и пойду.
Пускай никто не видит, как мне плохо.
— Подвезти вас домой? — спросил кто-то.
— Нет, сэр, спасибо, — сказал Джим. — Нам совсем близко.
— Берегитесь привидений, — посоветовал тот же голос. — А вернее сказать, пускай привидения берегутся Глазастика.
— Ну вот, уже почти никого нет, — сказал Джим. — Пошли.
Мы через зал прошли в коридор и спустились по лестнице. На улице по-прежнему было темным-темно. Несколько машин ещё не отъехали, но они стояли по другую сторону школы, и от их фар нам было мало толку.
— Если кто-нибудь поедет в нашу сторону, нам будет виднее, — сказал Джим. — Слушай, Глазастик, давай я буду держать тебя за косточку. А то как бы ты не потеряла равновесие.
— Мне всё видно.
— Ну, да, но вдруг ты потеряешь равновесие.
Что-то легонько надавило мне на макушку, наверно, Джим ухватился за ножку окорока.
— Чувствуешь?
— Угу…
Мы пошли тёмным школьным двором, и я всё время глядела под ноги, но ничего не было видно.
— Джим, — сказала я, — я забыла туфли, они там, за сценой.
— Ладно, пошли назад. — Но только мы повернули, свет в окнах погас. — Завтра возьмёшь, — сказал Джим.
— Так ведь завтра воскресенье, — возразила я, когда Джим повернул меня к дому.
— Попросишь сторожа, он тебя впустит… Глазастик…
— А?
— Нет, ничего.
Джим долго молчал. Интересно, про что он думает. Сам скажет, когда захочет, — наверно, когда придём домой. Его рука надавила мне на макушку, по-моему, уж слишком сильно. Я мотнула головой.
— Джим, ну чего ты?…
— Помолчи минуту, Глазастик, — сказал он и сильнее сжал ножку окорока.
Дальше мы шли молча.
— Минута уже прошла, — сказала я. — Про что ты всё время думаешь? — я повернулась к Джиму, но было так темно, лица совсем не видать.
— Мне что-то послышалось, — сказал он. — Постой-ка.
Мы остановились.
— Слышишь что-нибудь? — спросил Джим.
— Нет.
Через пять шагов он снова меня остановил.
— Джим, ты что, хочешь меня напугать? Я уже не маленькая, я…
— Тише, — сказал Джим, и я поняла: он меня не разыгрывает.
Вечер был совсем тихий. Я даже слышала дыхание Джима. Изредка по моим босым ногам пробегал ветерок, а ведь когда мы шли в школу, он задувал вовсю. Сейчас всё стихло, как перед бурей. Мы прислушивались.
— Собака залаяла, — сказала я.
— Нет, не то, — сказал Джим. — Это слышно, когда мы идём, а остановимся — и не слышно.
— Это мой костюм шуршит. А, знаю, просто ты меня разыгрываешь, потому что сегодня такой день.
Это я доказывала не Джиму, а себе, потому что, как только мы пошли, я поняла, про что он. Мой костюм тут был ни при чём.
— Это всё Сесил, — немного погодя сказал Джим. — Ну, теперь он нас не проведёт. Пойдём потише, пускай не думает, что мы трусим.
Теперь мы ползли, как черепахи. Я спросила, как это Сесил идёт за нами в такой темнотище и почему же он на нас не наткнулся.
— А я тебя вижу, Глазастик, — сказал Джим.
— Как же так? А мне тебя не видно.
— У тебя полоски сала светятся. Миссис Креншо намазала их светящейся краской, чтоб они блестели. Я тебя очень хорошо вижу, и Сесилу, наверно, тебя видно, вот он за нами и идёт. Ладно же, пускай не думает, что провёл нас.
Я вдруг обернулась и закричала во всё горло:
— Сесил Джейкобс — мокрая ку-урица!
Мы остановились. Но Сесил не отозвался, только где-то у школы откликнулось эхо: «Ку-урица!»
— Вот я его, — сказал Джим. — Э-эй!!
«Эй-эй-зй-эй», — откликнулась школа.
Что-то не похоже на Сесила — так долго терпеть: раз уж ему удался какой-нибудь фокус, он его сорок раз повторит. Сесил бы уже давно на нас прыгнул.
Джим опять меня остановил. Потом сказал очень тихо:
— Глазастик, ты можешь снять с себя эту штуку?
— Могу, но ведь на мне почти ничего нет.
— Твоё платье у меня.
— В темноте мне его не надеть.
— Ладно, — сказал он. — Ничего.
— Джим, ты боишься?
— Нет. Мы, наверно, уже около дуба. А там уже и дорога в двух шагах. И уличный фонарь видно.
Джим нарочно говорил медленно, очень ровным голосом. Интересно, долго ещё он будет рассказывать мне сказки про Сесила?
— Давай запоём, а, Джим?
— Не надо. Тише, Глазастик, не шуми.
Мы шли всё так же медленно. Ведь если пойти быстрее, непременно ушибёшь палец или споткнёшься о камень. Джим знает это не хуже меня, и он помнит, что я босиком. Может, это ветер шумит в деревьях. Да, но ветра никакого нет, и деревьев тут нет, один только старый дуб.
Наш спутник шаркал и волочил ноги, будто у него тяжёлые башмаки. И на нём холщовые штаны, я думала, это шелестят листья, а это его штаны шуршат и шуршат на каждом шагу.
Песок у меня под ногами стал холодный — значит, мы у самого дуба. Джим надавил мне на макушку. Мы остановились и прислушались.
На этот раз шарканье продолжалось. Холщовые штаны всё шуршали и шуршали. Потом всё стихло. Потом он побежал, он бежал прямо на нас, тяжело, неуклюже — мальчишки так не бегают.
— Беги, Глазастик! Беги! — закричал Джим.
Я сделала один огромный шаг и чуть не упала: руки у меня были всё равно что связаны, кругом тьма — разве тут удержишь равновесие.
— Джим, помоги! Джим!
Что-то смяло на мне проволочную сетку. Железо чиркнуло о железо, я упала на землю и откатилась подальше. Я изо всех сил барахталась и извивалась, стараясь вырваться из своей клетки. Где-то совсем рядом дрались, топали, тяжело возили ногами и всем телом по земле, по корням. Кто-то подкатился ко мне — Джим! Он мигом вскочил и потащил меня за собой, но я совсем запуталась в проволоке, я успела высвободить только голову и плечи, и мы недалеко ушли.
Мы были уже у самой дороги, как вдруг Джим отдёрнул руку и опрокинулся на землю. Опять послышался шум драки, что-то хрустнуло, и Джим пронзительно крикнул.
Я кинулась на крик и налетела на чей-то живот. Человек охнул и хотел схватить меня за руки, но они были под костюмом. Живот у него был мягкий, но руки как железо. Он сдавил меня так, что я не могла вздохнуть. И пошевелиться не могла. Вдруг его рвануло в сторону, он опрокинулся на землю и чуть не повалил меня тоже. Наверно, это Джим подоспел.
