Крестьяне - де Бальзак Оноре (книга регистрации .TXT) 📗
— Дядя Сокар, у вас не дочь, а гадина. Ничем я не хуже ее, слышите? Если вы не хотите взять себе в зятья Бонебо, так скажите ему, пусть отправляется играть на бильярде в другое место!.. Пусть там и проигрывает свои деньги...
Сокар сейчас же прервал поток слов, которые выкрикивала Мари, — схватил ее в охапку и, невзирая на вопли и сопротивление, вытолкал за дверь, и как раз вовремя: на пороге бильярдной снова появился Бонебо, злобно сверкая взглядом.
— Я тебе еще покажу! — крикнула Мари Тонсар.
— Проваливай отсюда! — зарычал Бонебо, за которого уцепился Виоле, боясь, как бы приятель не натворил беды. — Убирайся к черту, а не то я никогда не скажу с тобой ни слова, не взгляну на тебя.
— Ты не взглянешь? — крикнула разъяренная Мари, испепеляя его взглядом. — Сначала верни мои деньги, а тогда убирайся к своей Аглае, если она достаточно богата, чтобы тебя содержать...
И Мари Тонсар в ужасе убежала на дорогу, так как видела, что геркулес Сокар едва удерживает ринувшегося на нее, подобно тигру, Бонебо.
Ригу усадил Мари в свою тележку, чтобы укрыть от ярости Бонебо, крики которого слышны были даже в доме у Судри; упрятав Мари, он вернулся, чтоб выпить заказанный лимонад, а заодно понаблюдать за Плиссу, Амори Люпеном, Виоле и половым, пытавшимися успокоить Бонебо.
— Пошли, гусар, вам играть! — звал Амори, хилый белокурый юноша с мутными глазами.
— Да и она уж удрала, — убеждал Виоле.
Вряд ли кому-либо случалось испытать такое удивление, какое почувствовал Плиссу, заметив, что сидевший за одним из столиков бланжийский ростовщик больше заинтересован его особой, нежели ссорой двух девиц. Судебному приставу не удалось скрыть гримасы изумления, обычной при встрече с человеком, против которого имеешь зуб или злой умысел, и он тут же вернулся в бильярдную.
— Прощайте, дядя Сокар, — сказал ростовщик.
— Обождите немного, я приведу вашу лошадь, — сказал трактирщик.
«Как бы мне разузнать, о чем они за игрой говорят?» — раздумывал Ригу, глядя на полового, который виден был ему в зеркале.
Половой этот был человеком на все руки: он обрабатывал виноградник Сокара, подметал кофейню и бильярдную, поддерживал в порядке сад и поливал «Тиволи», и все это за двадцать экю в год. Он надевал куртку только в особо торжественных случаях, обычно же носил синие холщовые штаны, грубые башмаки и полосатый плисовый жилет, а когда прислуживал в бильярдной или кофейне, повязывал еще холщовый фартук. Фартук с нагрудником был отличительным признаком его должности. Парень этот был нанят трактирщиком на последней ярмарке, ибо в Авонской долине, как и во всей Бургундии, прислугу нанимают на ярмарочной площади, сроком на год, совершенно так же, как покупают на ней лошадей.
— Как тебя зовут? — спросил Ригу.
— С вашего позволения Мишелем, — ответил половой.
— Тебе иной раз случается видеть здесь дядю Фуршона?
— Раза два или три в неделю он сюда захаживает вместе с господином Вермишелем, и тот каждый раз дает мне по нескольку су, чтобы я предупредил, если нагрянет его жена.
— Дядя Фуршон хороший человек, образованный и толковый, — сказал Ригу и, расплатившись за лимонад, вышел из вонючей кофейни, ибо заметил, что дядя Сокар подвел лошадь к крыльцу.
Садясь в тележку, Ригу увидел аптекаря и окликнул его: «Эй, господин Вермю!» Узнав богача, Вермю поспешил к нему. Ригу сказал вполголоса:
— Как вы думаете, существуют реактивы, которые могут разъесть кожу, да так, чтобы вызвать настоящую болезнь, вроде ногтееды на пальце?
— Если господин Гурдон пожелает в это дело впутаться, да, существуют, — ответил тщедушный ученый.
— Никому ни слова, Вермю, или мы поссоримся. Но поговорите на этот счет с господином Гурдоном и скажите, чтобы он ко мне заехал послезавтра; я доставлю ему случай сделать довольно тонкую операцию — отрезать указательный палец.
Затем бывший мэр, оставив тщедушного аптекаря в полном недоумении, уселся в свою тележку рядом с Мари Тонсар.
— Ну, гадючка, — сказал он, когда лошадь побежала хорошей рысью, и взял девушку под руку, сначала привязав вожжи к кольцу кожаного фартука, закрывавшего тележку. — Ты, стало быть, воображаешь, что удержишь Бонебо такими безобразными выходками?.. Кабы ты была умна, ты сама бы постаралась женить его на этой толстой дурехе, а потом можно и подумать, как ей отомстить.
Мари не могла удержаться от улыбки:
— У, какой вы гадкий! Вы нас всему научаете.
— Слушай, Мари, я люблю крестьян, но никому из вас не советую вырывать у меня кусок изо рта. Аглая сказала, что твой брат Никола не дает проходу Пешине. Это нехорошо, я этой девочке покровительствую; после моей смерти она получит тридцать тысяч франков, и я хочу найти ей хорошего мужа. До меня дошло, что Никола вместе с Катрин чуть не убили бедняжку сегодня утром; ты увидишь брата и сестру, так вот скажи им: «Оставьте в покое Пешину, и дядя Ригу избавит Никола от солдатчины...»
— Вы черт, да и только! — воскликнула Мари. — Говорят, будто вы заключили договор с нечистым... Неужто это верно?
— Да, — серьезно ответил Ригу.
— Так на посиделках говорили, да я не верила.
— Он поклялся, что меня не убьют, не обворуют, что я проживу сто лет без всякой хвори, что мне во всем будет удача и что до самой смерти я буду молодым, как двухлетний петух...
— Это и видно, — сказала Мари. — Вам, значит, чертовски легко спасти моего брата от солдатчины...
— Если он захочет, потому что ему придется расстаться с одним пальцем на руке, вот и все, — ответил Ригу. — Я расскажу ему, как это сделать.
— Слушайте, вы сворачиваете на верхнюю дорогу? — воскликнула Мари.
— Ночью я здесь уже не езжу, — ответил бывший монах.
— Из-за креста? — простодушно спросила Мари.
— Вот именно. И хитра же ты! — ответил этот дьявол в образе человека.
Они подъехали к месту, где кантональный тракт прорезал небольшую возвышенность и шел между двумя довольно крутыми откосами, как это часто бывает на французских дорогах.
В конце узкого проезда, длиною с сотню шагов, дороги в Ронкероль и Сернэ образуют перекресток, на котором поставлен крест. И с одного, и с другого откоса очень легко прицелиться в проезжего и выстрелить в него почти в упор, тем более что возвышенность эта засажена виноградником, а злоумышленник прекрасно может укрыться в кустах пышно разросшейся здесь ежевики. Не трудно догадаться, почему предусмотрительный ростовщик никогда не ездил тут по ночам. Туна огибает этот бугор, носящий название «Крестового». Нельзя найти более подходящего места для нападения или убийства, потому что ронкерольская дорога уходит к мосту, перекинутому через Авону перед охотничьим домиком, а дорога в Сернэ ведет к почтовому тракту. Таким образом, убийца может скрыться по одной из четырех дорог — на Эни, Виль-о-Фэ, Ронкероль или Сернэ — и поставить в затруднение своих преследователей.
— Я ссажу тебя при въезде в деревню, — сказал Ригу, завидев первые дома Бланжи.
— Анеты боишься, старый греховодник! — воскликнула Мари. — Да скоро ли вы ее от себя прогоните? Вот уж три года, как она у вас!.. Смешно мне, что ваша старуха еще здоровехонька. Видно, бог тоже мстит за себя...
