Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена - Стерн Лоренс (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Глава XXIX
– Если бы, – сказал Дидий, вставая и кладя себе на грудь правую руку с растопыренными пальцами, – если бы такой промах при наречении имени случился до Реформации – (– Он случился позавчера, – сказал про себя дядя Тоби) – когда крещение совершалось по-латыни – – (– Оно было совершено от первого до последнего слова по-английски, – сказал дядя), – можно было бы привлечь для сравнения обширный материал и, основываясь на многочисленных постановлениях относительно сходных случаев, объявить это крещение недействительным, с предоставлением права дать ребенку новое имя. – Если б, например, священник, по незнанию латинского языка, вещь довольно обыкновенная, окрестил ребенка Тома о’Смайлза in nomine patriae et filia et spiritum sanctos [222] – крещение считалось бы недействительным. – Извините, пожалуйста, – возразил Кисарций, – в этом случае, поскольку ошибка была только в окончаниях, крещение имело силу – и чтобы сделать его недействительным, промах священника должен был касаться первых слогов каждого слова – а не последних, как в вашем примере. —
Мой отец, которого приводили в восторг подобного рода тонкости, слушал с напряженным вниманием.
– Допустим, например, – продолжал Кисарций, – что Гастрифер крестит ребенка Джона Стредлинга in gomine gatris etc. etc. вместо in nomine patris etc. – Имеет ли силу такое крещение? Нет, – говорят наиболее сведущие канонисты, – поскольку корень каждого слова здесь вырван, вследствие чего смысл и значение из них изъяты и заменены совершенно другими; ведь gomine не значат именем, a gatris – отца. – Что же они значат? – спросил дядя Тоби. – Ровно ничего, – сказал Йорик. – Ergo, такое крещение недействительно, – сказал Кисарций. – Разумеется, – отвечал Йорик тоном на две трети шутливым и на одну треть серьезным. —
– Но в приведенном случае, – продолжал Кисарций, – где patriae поставлено вместо patris, filia вместо filii и так далее – так как это ошибка только в склонении и корни слов остаются нетронутыми, изгибы их ветвей в ту или другую сторону никоим образом не являются помехой крещению, поскольку слова сохраняют тот же смысл, что и раньше. – Но в таком случае, – сказал Дидий, – должно быть доказано намерение священника произносить их грамматически правильно. – Я с вами совершенно согласен, уважаемый собрат Дидий, – отвечал Кисарций, – и по поводу именно такого случая мы имеем постановление в декреталиях папы Льва Третьего. – Но ведь ребенок моего брата, – воскликнул дядя Тоби, – не имеет никакого отношения к папе – он законный сын протестанта, окрещенный Тристрамом, вопреки воле и желанию его отца и матери, а также всех его родных. —
– Если вопрос этот, – сказал Кисарций, перебивая дядю Тоби, – должен был решаться волей и желанием только лиц, находящихся в родстве с ребенком мистера Шенди, то миссис Шенди никоим образом не принадлежит к их числу, – Дядя Тоби вынул изо рта трубку, а отец придвинул ближе к столу свой стул, чтобы послушать окончание столь странного вступления.
– Вопрос: «Родственница ли мать своего ребенка», – продолжал Кисарций, – был не только поставлен, капитан Шенди, лучшими нашими законоведами и цивилистами [223], – но, после обстоятельного беспристрастного исследования и сопоставления всевозможных доводов за и против, – он получил отрицательное решение – именно: «Мать не родственница своего ребенка» [224].
Тут отец быстро зажал рукой рот дяди Тоби с таким видом, будто он хочет сказать ему что-то на ухо, – а на самом деле из страха перед Лиллибуллиро; – очень желая услышать продолжение столь любопытного разговора – он упросил дядю Тоби не чинить ему препятствий. – Дядя Тоби кивнул головой – засунул в рот трубку и удовольствовался мысленным насвистыванием Лиллибуллиро. – Кисарций, Дидий и Триптолем тем временем продолжали рассуждать таким образом.
– Решение это, – сказал Кисарций, – как будто в корне противоречащее ходячим взглядам, все-таки имело за себя веские доводы, а после громкого тяжебного дела, известного обычно под именем дела герцога Саффолкского, отпали всякие сомнения относительно его правильности. – Оно приводится у Брука [225], – сказал Триптолем. – И упоминается лордом Куком [226], – прибавил Дидий. – Вы можете также найти его у Свинберна [227] в книге «О завещаниях», – сказал Кисарций.
– Дело это, мистер Шенди, заключалось в следующем: – В царствование Эдуарда Шестого Чарльз, герцог Саффолкский, у которого был сын от одного брака и дочь от другого, сделал завещание, по которому отказывал свое имущество сыну, и умер; после его смерти умер также его сын – но без завещания, без жены и без детей – когда его мать и единокровная сестра (от первого брака его отца) были еще в живых. Мать вступила в управление имуществом своего сына, согласно статуту двадцать первого года царствования Генриха Восьмого, коим постановляется, что в случае смерти лица, не сделавшего завещания, управление его имуществом должно быть передано ближайшему родственнику.
Когда же это управление было (исподтишка) предоставлено матери, единокровная сестра умершего начала тяжбу в церковном суде, ссылаясь на то, во-первых, что ближайшей родственницей является она сама, а во-вторых, что мать вовсе не родственница покойного; на этом основании она просила суд отменить передачу матери управления его имуществом и, в силу упомянутого статута, предоставить это имущество ей самой, как ближайшей родственнице покойного.
А как дело это было громкое и многое зависело от его исхода – поскольку создавался прецедент, согласно которому, вероятно, решались бы в будущем многие крупные имущественные дела, – то величайшие знатоки законов нашего королевства и гражданского права вообще держали совет касательно того, родственница ли мать своего сына или нет. – По означенному вопросу не только светские юристы – но и знатоки церковного права – jurisconsulti – jurisprudentes – цивилисты – адвокаты – епископские уполномоченные – судьи кентерберийской и Йоркской консистории и палаты по разбору духовных завещаний, во главе с председателем церковного суда при архиепископе Кентерберийском, были все единодушно того мнения, что мать не родственница своего ребенка [228]. —
– А что сказала на это герцогиня Саффолкская? – спросил дядя Тоби.
Неожиданный вопрос дяди Тоби привел Кисарция в большее замешательство, чем возражение самого искусного адвоката. – – Он запнулся на целую минуту, уставившись на дядю Тоби и ничего ему не отвечая, – – этой минутой воспользовался Триптолем, чтобы отстранить его и самому взять слово.
– Основной принцип права, – сказал Триптолем, – состоит в том, что в нем не существует восходящего движения, а только нисходящее, и в настоящем деле для меня нет никакого сомнения, что хотя ребенок, конечно, происходит от крови и семени своих родителей – последние тем не менее не происходят от его крови и семени, поскольку не родители произведены ребенком, а ребенок родителями. – Это выражено так: Liberi sunt de sanguine patris et matris, sed pater et mater non sunt de sanguine liberorum [229].
– Ваше рассуждение, Триптолем, – воскликнул Дидий, – доказывает слишком много – ибо из цитируемых вами слов следует не только то, что мать не родственница своего ребенка, как это всеми признано, – но что и отец тоже не родственник его. – Мнение это, – сказал Триптолем, – надо признать наиболее правильным, потому что отец, мать и ребенок, хоть это и три лица, составляют, однако, только (una саго) одну плоть и, следовательно, не находятся ни в какой степени родства – и в природе нет никакого способа приобрести его. – Вы опять доказываете этим рассуждением слишком много, – воскликнул Дидий, – ибо не природа, а только Моисеев закон запрещает человеку иметь ребенка от своей бабушки – а такой ребенок, если предположить, что это девочка, будет находиться в родстве и с… – – Но кто же когда-либо помышлял, – воскликнул Кисарций, – о связи со своей бабушкой? – – Тот молодой джентльмен, – отвечал Йорик, – о котором говорит Сельден [230] и который не только помышлял об этом, но и оправдывал перед отцом свое намерение при помощи довода, заимствованного из закона – око за око и зуб за зуб. – Вы лежите, сэр, с моей матерью, – сказал юнец, – почему же я не могу лежать с вашей? – – Это argumentum commune [231], – добавил Йорик. – Лучшего они не стоят, – сказал Евгений, схватив шляпу.
