Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Было десять часов вечера. Штайнер, Марилл, Рут и Керн сидели в «Матушке Марго». Официанты уже начали сдвигать стулья, мыть пол и чистить его вениками. Кошка у кассы потянулась и спрыгнула вниз. Хозяйка дремала, плотно закутавшись в вязаную кофточку. Лишь изредка она открывала глаза, чтобы посмотреть, все ли в порядке.
– Думаю, что нас уже собираются попросить об уходе, – сказал Штайнер, подзывая официанта. – К тому же уже время. Пора идти к Эдит Розенфельд. Сегодня приехал отец Мориц.
– Отец Мориц? – спросила Рут. – А кто это?
– Отец Мориц – это ветеран эмигрантов, – ответил Штайнер. – Ему уже семьдесят пять, маленькая Рут. Он знает все границы, все города, все отели, все пансионы и частные квартиры, где можно жить, не заявляя об этом в полицию, и тюрьмы пяти государств – очагов культуры. Его зовут Мориц Розенталь, а родом он из Годесберга-на-Рейне.
– В таком случае я его знаю, – заметил Керн. – Переходил с ним однажды границу. Из Чехословакии в Австрию.
– А я из Швейцарии в Италию, – сказал Марилл.
Официант принес счет.
– Я тоже несколько раз переходил с ним границу, – сказал Штайнер. – Нам можно захватить бутылку коньяку с собой? – спросил он официанта. – Курвуазье. Разумеется, по той же цене.
– Минуточку, я спрошу хозяйку.
Официант направился к дремлющей хозяйке. Та приоткрыла один глаз и кивнула. Официант вернулся, достал с полки бутылку и подал ее Штайнеру. Тот сунул ее в боковой карман пальто.
В этот момент входная дверь распахнулась, и в ресторан вошла какая-то призрачная фигура. Хозяйка прикрыла рот рукой, зевнула и открыла оба глаза.
На лицах официантов появилось недовольное выражение.
Вошедший мужчина безмолвно, словно лунатик, прошел через весь зал, в сторону большой жаровни, где над тлеющими углями жарилось несколько курочек.
Мужчина пронзил их рентгеновским взглядом.
– Сколько стоит вот эта? – спросил он у официанта.
– Двадцать шесть франков.
– А эта?
– Двадцать шесть франков.
– Они все стоят по двадцать шесть франков?
– Да.
– Почему же вы не сказали сразу?
– Потому что вы об этом не спрашивали.
Мужчина поднял глаза, и на мгновение в глазах этого лунатика вспыхнул какой-то злобный огонек. Потом он показал на самую крупную курочку.
– Дайте мне вот эту!
Керн подтолкнул Штайнера. Тот уже тоже внимательно следил за происходящим. Уголки его рта вздрагивали.
– С каким гарниром? С салатом, жареным картофелем или рисом? – спросил официант.
– Без всякого гарнира. Гарниром будет нож и вилка! Давайте ее сюда!
– Цыпленок, – прошептал Керн. – Наш старый знакомый – Цыпленок!
Штайнер кивнул.
– Да, это он. Цыпленок из тюрьмы в Вене.
Мужчина уселся за столик, вынул бумажник и пересчитал деньги. Потом сунул его обратно в карман и торжественно развернул салфетку. Перед ним уже красовалась жареная курочка. Мужчина поднял руки, словно священник, приготовляясь к благословению. Глаза его светились от восторга. Он переложил курочку из миски на свою тарелку.
– Не будем ему мешать, – тихо сказал Штайнер и ухмыльнулся. – Эта жареная курочка наверняка досталась ему после больших трудов.
– Напротив, я предлагаю немедленно смыться! – сказал Керн. – Я уже два раза встречался с ним. И оба раза – в тюрьме. Его каждый раз арестовывали в тот момент, когда он собирался есть жареную курочку. Исходя из этого, сюда каждую минуту может нагрянуть полиция.
Штайнер рассмеялся.
– Ну, тогда быстро! Новогодний праздник лучше провести у обделенных судьбой, нежели в префектуре.
Они вышли на улицу. В дверях они еще раз обернулись. Цыпленок как раз оторвал от курочки румяную поджаристую лапку, внимательно посмотрел на нее, – как паломник на гроб господень, – смиренно надкусил ее, а потом начал пожирать ее с непостижимой быстротой и жадностью.
Эдит Розенфельд была маленькой, совершенно седой женщиной шестидесяти шести лет. Она приехала в Париж два года назад, вместе с семью детьми. Шестерых из них она уже определила. Старший сын, врач, уехал на войну в Китай; старшая дочь, филолог из Бонна, получила с помощью комитета беженцев место горничной и уехала в Шотландию; второй сын сдал в Париже государственные экзамены по юриспруденции, но, не найдя практики, устроился официантом в отеле «Карлтон» в Каннах; третий записался в иностранный легион; четвертый уехал в Боливию; вторая дочь жила на апельсиновой плантации в Палестине, Остался только самый младший сын. Комитет помощи беженцам пытался устроить его шофером в Мексике.
Квартира Эдит Розенфельд состояла из двух комнат: большой, где она жила сама, и поменьше – для ее последнего сына Макса Розенфельда, фанатически преданного автомобилям. К тому времени, когда туда пришли Штайнер, Марилл, Керн и Рут, в обеих комнатах уже собралось человек двадцать – все беженцы из Германии. Некоторые имели разрешение на работу, но большинство его не имело. Кто мог, захватил с собой немного выпить. Почти все принесли с собой дешевое французское красное вино. Штайнер и Марилл сидели со своим коньяком, словно два краеугольных камня. Они щедро разливали коньяк направо и налево, чтобы избежать ненужной щепетильности.
Мориц Розенталь пришел в одиннадцать часов. Керн с трудом узнал его. Менее чем за год он, казалось, постарел лет на десять. Лицо его было изжелта-бледным, без единой кровинки; шел он с трудом, опираясь на палку черного дерева с ручкой из слоновой кости.
– Эдит, старая любовь моя! Вот я и снова здесь, – произнес он. – Раньше прийти я не мог. Чувствовал себя очень усталым.
Он нагнулся, чтобы поцеловать ей руку, но у него ничего не получилось. Эдит поднялась – легко, как птичка. Она взяла Морица за руку и поцеловала его в щеку.
– Кажется, я старею, – произнес Мориц Розенталь. – Не могу больше целовать тебе руки. А ты целуешь меня прямо в щеку – и хоть бы что! Да, если бы мне было только семьдесят!
Эдит Розенфельд взглянула на него и улыбнулась. Ей не хотелось показывать ему, что она испугана его жалким видом. А Мориц Розенталь не показывал ей, что догадывается о ее мыслях. Он чувствовал себя спокойно и радостно – он приехал в Париж, чтобы дожить в этом городе свои последние дни.
Мориц Розенталь огляделся.
– Сколько знакомых лиц, – сказал он. – Те, у кого нет своего дома, часто встречаются друг с другом. Странно, но это так… Штайнер, где мы виделись с вами последний раз? В Вене, правильно? А с Мариллом? В Бриссажо, а позднее – в Локарно, когда находились в полиции под арестом, верно?.. Ба! Да здесь и Классман – Шерлок Холмс из Цюриха! Да, память моя еще кое на что годится! Здесь и Вазер! И Брозе! И Керн из Чехии! Майер – друг карабинеров в Палланцо! О, боже ты мой, дети! Куда ушло старое чудесное время?! Теперь уже все не так. Ноги отказываются служить.
Он осторожно сел на стул.
– Откуда вы теперь, отец Мориц? – спросил Штайнер.
– Из Базеля. И скажу вам одно, дети: избегайте Эльзаса! Будьте осторожны в Штрассбурге и избегайте Кольмара. Атмосфера там, как в тюрьме. Матиас Грюневальд и Изенхаймер Альтар ничего не смогли сделать. Три месяца тюрьмы за нелегальный въезд в страну. Любой другой суд осуждает самое большее на пятнадцать дней. А там, если попадешься второй раз, сразу получишь полгода. К тому же и тюрьма – настоящая каторга! Избегайте Кольмара и Эльзаса, дети. Идите через Женеву.
– Как сейчас в Италии? – спросил Классман.
Мориц Розенталь взял рюмку с вином, которую поставила перед ним Эдит Розенфельд. Рука его заметно дрожала, когда он ее поднимал. Ему стало стыдно, и он снова поставил рюмку на стол.
– Италия наводнена немецкими агентами, – сказал он. – Там нам больше нечего делать.
– А в Австрии? – спросил Вазер.
– Австрия и Чехословакия – это ловушки. Франция – вот единственная страна в Европе, где мы еще можем жить. Всеми силами старайтесь удержаться здесь.
– Ты слышал что-нибудь о Мэри Альтман, Мориц? – спросила через какое-то мгновение Эдит Розенфельд. – Последнее время она жила в Милане.
