Сыновья и любовники - Лоуренс Дэвид Герберт (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
В этот день он повстречался с Кларой в час обеда, когда бежал вниз мыть руки.
— Вы не ушли обедать! — воскликнул он. Обычно она в обед не оставалась на фабрике.
— Да. И я будто пообедала старыми протезами. Сейчас мне необходимо выйти, не то буду чувствовать, словно я вся из отработанной резины.
Но она медлила. И Пол мигом понял, чего она хочет.
— Вы куда-нибудь идете? — спросил он.
Они пошли вместе к Замку. Верхнее платье Клары было очень будничное, чуть ли не уродливое; в помещении же она всегда была одета мило. Неуверенными шагами она шла рядом с Полом, опустив голову и отворотясь от него. Скверно одетая и ссутулившаяся, она предстала сейчас перед ним в самом невыгодном свете. Он с трудом узнавал ее статную фигуру, в которой словно бы дремала тайная сила. Съежившись под взглядами прохожих, она стала вовсе неприметной.
Парк Замка был зелен и свеж. Взбираясь по крутому подъему. Пол смеялся и болтал, а Клара шла молчаливая, похоже, невесело о чем-то задумалась. У них едва ли хватило бы времени зайти в приземистое квадратное здание, которое венчало отвесную скалу. Они прислонились к стене, в том месте, где утес прямо спускается в парк. Пониже, в ямках, выдолбленных в песчанике, прихорашивались и нежно ворковали голуби. Внизу, в стороне, у подножия скалы, на бульваре в озерцах собственной тени стояли крохотные деревца, и крохотные человечки, смехотворные в своей озабоченности, торопливо семенили кто куда.
— Так и чудится, будто можешь сгрести весь этот люд, точно головастиков, и зажать в горсти, — сказал Пол.
— Да, — со смехом ответила Клара. — Нужно отойти подальше, чтобы увидеть, какие мы есть на самом деле. Деревья куда значительней.
— Только по величине, — сказал он.
Клара язвительно засмеялась.
Дальше, за бульваром, тонкими металлическими нитями обозначались железнодорожные пути, по обеим сторонам их теснились крохотные штабели досок и бревен, возле них суетились, дымя, игрушечные паровозики. Среди черных отвалов блестела серебряная тесьма канала. Еще дальше, на речном берегу, тесно сгрудились жилища; будто черные ядовитые сорняки, они тянулись плотными рядами и густо засеянными грядками, и там и сям на равнине, рядом с блестящим иероглифом реки, поднимались растения повыше. Крутые отвесные утесы по ту сторону реки казались мелкотой. Широкие пространства то темные, поросшие лесом, то слабо светящиеся полями пшеницы, уходили в туманную даль, где высились синие горы.
— Одно утешение — что город не растет дальше, — сказала миссис Доус. — Он пока только маленькая болячка на зеленом просторе.
— Маленький струп, — сказал Пол.
Ее передернуло. Город она терпеть не могла. Она с тоской смотрела на поля, в которых ей было отказано, лицо ее побледнело, враждебно замкнулось, и она напоминала Полу исполненного муки и раскаяния падшего ангела.
— Но город — это совсем неплохо, — сказал Пол. — Он такой временно. Это непродуманное, нескладное воплощение идеи, мы еще поймем, какой же он должен быть. Город станет совсем неплохим.
В углублениях скалы, среди нависающих кустов, уютно ворковали голуби. Слева над беспорядочной каменной свалкой городских зданий высилась большая церковь святой Марии, под стать Замку. Глядя в поля, Клара весело улыбнулась.
— Теперь мне лучше, — сказала она.
— Спасибо, — отозвался Пол. — Ай да комплимент!
— А как же! — засмеялась миссис Доус.
— Гм! Стало быть, отбираете левой рукой то, что дали правой, — сказал он.
Она рассмеялась, он ее забавлял.
— Но что с вами было? — спросил он. — Что-то вас тревожило. На лице и сейчас еще печать тревоги.
— Пожалуй, не стоит вам говорить.
— Ну и держите про себя, — сказал он.
Клара покраснела, прикусила губу.
— Нет, — сказала она. — Это все из-за наших девушек.
— А что? — спросил Пол.
— Они уже неделю что-то затевают, а сегодня, кажется, особенно полны своей затеей. Все как одна. А от меня скрывает, и мне обидно.
— Вот как? — озабоченно спросил он.
— Меня бы не трогало, если б они не тыкали мне в нос, что есть у них какой-то секрет, — продолжала она, голос гневно зазвенел.
— Чисто по-женски, — сказал он.
— Это гадость, низкое злорадство, — ее голос был как натянутая струна.
Пол молчал. Он знал, почему девушки злорадствуют. И ему неприятие было, что из-за него опять повали раздоры.
— Пускай секретничают сколько угодно, — горько рассуждала вслух Клара, — но могли бы не хвастаться, что у них от меня секреты, мне и без того невесело, что я вечно на отшибе. Это… это просто невыносимо.
Пел с минуту раздумывал. Он был в смятении. Даже побледнел, заговорил взволнованно.
— Я вам объясню, в чем деле. Это из-за моего дня рожденья, девушки купили мне целую кучу красок, все вскладчину. Они к вам ревнуют, — он почувствовал — при слове «ревнуют» Клара сделалась высокомерно холодной, — просто потому, что иногда я приношу вам какую-нибудь книгу, — медленно прибавил он. — Но послушайте, это ж пустяк. Не огорчайтесь из-за этого, пожалуйста… ведь… — он усмехнулся, — вот они торжествуют, а что бы они сказали, если б увидели нас сейчас?
Клара рассердилась на него — зачем так неловко упомянул об их дружеской прогулке. В сущности, это оскорбительно. Но так он скромно держится… и она его простила, хотя и не без труда.
Их руки лежали на грубом каменном парапете крепостной стены. Пол унаследовал от матери изящное сложение, и кисти у него были маленькие и крепкие. А у Клары — большие, под стать ее большим рукам и ногам, но белые и на вид сильные. Глядя на ее руки, Пол лучше ее понимал. «Как она нас ни презирает, все равно ей хочется, чтоб кто-нибудь взял ее руки в свои», — подумалось ему. А Клара смотрела на руки Пола, такие теплые, живые, и показалось, лишь для нее они и живут. Пол невесело задумался, сдвинув брови, уставился вдаль, поверх полей. Хоть и малое, но живописное разнообразие очертаний исчезло; только и осталась безбрежная, темная, связующая всех скорбь и трагедия, одна и та же во всех домах, на берегах реки, у людей и у птиц; лишь по видимости отличались они друг от друга. А теперь, когда очертания словно истаяли, осталась масса, составляющая весь этот край, темная масса борьбы и боли. Фабрика Джордана, фабричные девушки, мать, большая, вознесенная вверх церковь, городские джунгли — все слилось воедино и каждая частица погружена была во тьму и скорбь.
— Это что, два пробило? — удивленно спросила миссис Доус.
Пол вздрогнул, и все разом обрело форму, всему возвращена была своя особость, непохожесть, дар забывать и радоваться.
Они заторопились назад, на фабрику.
Когда он в спешке проверял еще пахнущую глажкой работу, принесенную из комнаты Фанни, готовясь отправить ее вечерней почтой, пришел почтальон.
— Мистер Пол Морел, — с улыбкой сказал он, вручая Полу пакет. — Почерк дамский! Поосторожней, чтоб девушки не углядели.
Сам любимец девушек, почтальон любил пошутить над их влюбленностью в Пола.
В пакете оказался томик стихов и короткая записка: «Позвольте послать вам это и таким образом покончить с моим пребыванием на отшибе. С наилучшими чувствами и добрыми пожеланиями. К.Д.». Пол жарко покраснел.
— Боже милостивый! — воскликнул он про себя. — Миссис Доус. Ей же это не по карману. Боже милостивый, кто бы мог подумать!
Его вдруг глубоко тронул ее поступок. Захлестнуло сердечным теплом. Озаренный им, он ощутил ее всю, будто она была тут, рядом — ее руки, и плечи, и грудь, он видел их, чувствовал, чуть ли не заключал их в себе.
Этот Кларин шаг еще больше их сблизил. Девушки подметили, что когда Пол встречался с миссис Доус, он поднимал глаза и здоровался с той особой живостью, которая все им объяснила. Клара не сомневалась, что он ничего такого за собой не замечает, и не подавала виду, что понимает его состояние, лишь, столкнувшись с ним, отворачивалась.
Они очень часто гуляли вместе в обеденный час; делали это совершенно открыто, ничуть не таясь. Все, видно, понимали, что он не отдает себе отчета в своем чувстве и что нет ничего дурного в его поведении. Он разговаривал с ней теперь почти так же пылко, как, бывало, с Мириам, но разговор уже занимал его меньше; собственные умозаключения нисколько его не беспокоили.
