Маски - Белый Андрей (читать книги txt) 📗
– Все мы родимся от похоти в – в похоть, – расставил он ноги.
– Течем, как струя из сортирных пространств.
И с прикряхтом застегивался.
– Даже имя, – два шага к фарфоровой чашке, – сотрется; скажу – а пропо; писсуары опрятнее, чем будуары.
Стряхнул бледный пепел в фарфоровый и округленный оскал:
– Их же дезинфицируют.
И он с мечтательным вздохом сапфировый выпыхнул дым:
– Как не бывшее бывшее: несколько лет, – и кто вспомнит, что Тертий Мертетев с Друа-Домардэном стояли здесь, выпятив ноги; и – мыслили здесь.
Но Мандро не ответил, принюхиваясь; но зачиркали блеском вторые глаза:
– Караулимый вами, – пунцовые десны беззубо оскалил, – спокойнее вас; и – свободнее вас.
И заикою став, продрожал:
– Негодяй я ужасный, – попал, – эдак скалясь, похабничают, – негодяю ужасному в лапы.
О, странно живые, – ужасно живые, – мерцающие над беззубым оскалом глаза!
– Вы, почтеннейший, – тише, – Мертетев ему, подходя к умывальнику:
– Этот Вадим Велемирыч – откормленный скот, – «непщевати вины о гресех», – так его называем, – чудовище грязное; ну, а приходится, в корне беря, с философским спокойствием действовать: вы не волнуйтесь.
Свои руки вытер:
– Пренэ: сэрвэ ву [117].
Передал полотенце:
– Прискорбная штука есть жизнь.
Но ударило, как по щеке: это – чмокнули губы:
– Мэрси!
Что-то вроде неистового поцелуя!
– Не мучайте: сразу, – глазами хотел приласкаться, – убейте!
С неистовой ненавистью:
– Задразненье!
И Мандро, понимая, – за все отольется, – простроил невинную мину, как пляшущая обезьяна: под лапой бичующей.
– О, – ненароком – профессор Душуприй влетел, торопливо насаживая на горбину дерглявого носа расставом локтей золотое пенсне: золотые показывал зубы:
– Ну?
– Как?
Бросил руки сочувственно и патетически:
– Вот человек? Ему лавры срывать, – а он вот что!
Мертетев же в ухо Душуприю:
– Плох!
Но Душуприй свои золотые показывал зубы:
– Вы знаете?
И очень сухо с горбины низринул на черную ленту пенсне свое:
– Я – старый медик: а я ничего в нем не вижу особенного: шизофрениками кишит мир.
И – пошел к писсуару, где стал облегчаться, чтобы, убежав к рукомойнику, – руки помыть; —
– да, —
– кордон —
утонченный; в глаза не бросается; цепче он проволоки; и – надежнее кандал.
____________________
Мандро же, зафыркав, шарчил и кидался простроенным клином своей бороды над бабацавшим в тяжких усилиях телом, бросая в Содомы во веки веков свой оскаленный рот, попирая ковер, на котором скрещалися темные, сизые полосы в клеточку с синими шашками; громко в пустой коридор брекотали – бры, бры, – каблуки – над историями: древней, средней и новой;
а следом за ним, держась линии кайм, вдоль стены, поправляя орла, шел Мертетев;
и ерзавшим задом свой корпус качал.
Перед дверью в тринадцатый номер Мандро торопился ему досказать писсуарные мысли:
– Кривая не вывезет: и – кривизной кривизны не исправите. Непротивление, – я, к сожаленью, к нему пришел поздно; тогда б не имел удовольствия с вами в беседу вступать.
И Мертетев, подбросивши руки, одной головой согласился:
– О, да! Суета сует! И – честь имею.
Защелкал в двенадцатый номер.
Мандро же затылочной шишкой – в тринадцатый; и – налетел на Жюли де-Лебрейльку.
Убит публицист Домардэн
Нога на ногу, стан изломавши, без лифа, показывая мускулистую, смуглую, голую руку, подмышку и груди, – застрачивала что-то наспех она в свой блокнот, отняв столик.
Как? Корреспондирует?
– Акикуа?
А она, настоящий гарсон, повалясь на козетку, сучила ногами с тем видом развратным, с каким обнажала когда-то пред ним свои прелести:
– А-а-а!
С перекатами: про «Фигаро».
Что? Кому?
Вопрос – праздный, – как если бы спрашивать, – кто он: Иван, Каракалла, Нерон, – питекантропос?
В доисторической бездне сидели.
Схвативши за плечи Лебрейльку, ее протолкав за альков, он ей лиф зашвырнул, чтоб оделась:
– Лэссе муа сёль [118].
– Крэатюр! [119]Он услышал:
– Саль сэнж! [120]
Надев лиф, ставши взаверть, бросая блеснь черноче-шуйчатой талии, юбку рукой захватив, точно вставшая на лапки задние ящерица, шустро шуркнула, точно сухою осокой, в двенадцатый номер, не видя его, будто он и не воздух, которым он все еще дышит; лизнувшись, одернувшись, дернувши носиком, – дверь за собою на ключ; офицерам чеканила твердо головкою, рукою, зажатою бровью.
____________________
Мандро же, забытый, блокнотный листок зачитал; и в глазах у него заплясали французские буквы:
– О, о! О, лала!
Там стояло: «Такого-то, там-то» (но – пропуски; не обозначено)… – «Пулей шальною убит публицист Домардэн».
– Дьё де дьё! [121]
Дом ар дэн – существует!
В эфире он, отображение прошлого, легкой волной световой, километры отчесывающей от нашей земли: триста тысяч таких километров в секунде; и скоро уже: Домардэн будет зрим в телескоп с Волопаса: с созвездия Солнца – он стерт. Все же: он виден в эфире!
В его физиологии, все еще мысль истощающей, психики нет: психа психика.
Мысль далека, как…созвездие Пса.
Ждали случая стибрить
Мертетев в двенадцатом номере громко докладывал перед Велес-Непещевичем, Миррой Миррицкой, достав портсигар:
– Силы нет!
С треском бросил на стол портсигар.
– Поскорее!
Велес, вздернув плечи, оправил субтильно визитку, над пепельницей тупо дуясь.
– Имейте терпенье.
Почтенный свинух, пережевывал что-то кровавою челюстью, тонус тупого молчания для; и Лебрейль – ногу вытянула, свои икры разглядывая:
– Бьен пикан: са шатуайль! [122]
И он выбросил:
– Случая нет: пока этот торчит Кокоакол, – воняет английским посольством.
Лебрейль, тряся белой копною волос, подавилась, как дымом, от смеха:
– Фэ рьен! [123]
Но Мертетев шагал и рукою зацапывал, тыкая пальцем с сигарой в тринадцатый номер:
– Он – мучается!
– Надо длить!
Непещезич бычиную шею с надутою жилой показывал, ухом разинувшись:
– А то придут: и – украдут.
И тонус тупого молчания – длился.
– В чем дело?
Мертетев брезгливо подергал мизинцем, над пеплом сигары, которую в пальцах зажал он:
– Сэрвис милитэр? [124]
– Нет, – печать не приложена, Тертий, – Велес помигал, точно боров, с корыта топыривший рыло.
– А мы-то? Вторая неделя. Да он безопасен теперь: не ворующий вор!
Но Велес помотался:
– Коли англичанам отдать, они спрячут его в Полинезию… Маленькая табакерка недавно еще продавалась; в ней чортик: откроете, – чортик пружиною дергает под потолок.
Щелки: глазиков – нет; а в них жил – умный глаз:
– Он и выскочит из Полинезии: к Грею; а Грец – к Клемансо.
И тут —
– глаз осьминога, преумный, —
– из глазика: вымерцал.
– Пусть он один погибает, коль, – пусть ненароком, – узнал слишком многое; вбить в это дело осиновый кол, чтобы прочная точка была.
Он пошлепал губой кровожаждущей.
– Дочь же насиловал, глаз выжигал, – приводила резоны Миррицкая Мирра.
– Пустяк-с! – Непещевич пошлепал губой кровожаждущей.
– Суть в разговоре Бриана и Грея, который он знает.
Лебрейль, сломав руку, пропятивши впалый живот, неприлично расставивши ноги, хваталась ладонью за перекисеводородные космы, дымочком выстреливая: нетг куда провалились – мадам Тилбулга, Тотилтос, Лавр Монархов, которому можно… показывать…; «эти» – не смотрят.
117
Пренэ: сэрвэ ву (фр.). – Берите, к услугам.
118
Лэссе муа сель! (фр.) – Вот созданье!
119
Крэатюр! (фр.) – Оставьте меня!
120
Саль сэнж! (фр.) – Грязная обезьяна!
121
дьё де дьё (фр.) – бог богов.
122
Бьен пикан: са шатуайль! (фр.) – Пикантно: это щеночек!
123
Фэ рьен! (фр.) – Ничего!
124
сэрвис милитэр (фр.) – военная служба.