Человек, который смеется - Гюго Виктор (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗

Урсус хранил про себя все, что сообщал ему дядюшка Никлс об интригах и жалобах, поданных высокому начальству, и не затоваривал об этом с Гуинпленом, не желая лишать его спокойствия, необходимого актеру. Если нагрянет беда, об этом всегда успеешь узнать.

5. Жезлоносец

Впрочем, однажды Урсус счел необходимым отказаться от этой осторожности и во имя осторожности потревожить Гуинплена. Правда, он считал, что на этот раз речь идет о вопросе более важном, нежели происки ярмарочных фигляров и служителей церкви. Как-то раз, подобрав с полу фартинг, упавший при подсчете выручки, Гуинплен принялся внимательно рассматривать его; пораженный тем, что на этой монете, являвшейся как бы символом народной нищеты, изображена королева Анна, олицетворявшая паразитическое великолепие трона, он позволил себе в присутствии хозяина гостиницы весьма резкое суждение по этому поводу. Его слова, подхваченные Никлсом, передавались из уст в уста и в конце концов, через Фиби и Винос, дошли до Урсуса. Урсуса бросило в жар и в холод. Крамольные слова! Оскорбление ее величества! Он жестоко разбранил Гуинплена.

– Заткни ты свою омерзительную пасть. Закон сильных мира сего – бездельничать; закон маленьких людей – молчать. У бедняка только один друг – это молчание. Он должен произносить лишь односложное «да». Все принимать, со всем соглашаться – вот его единственное право. Отвечать «да» судье. Отвечать «да» королю. Знатные люди могут, если им вздумается, избивать нас – меня самого били не раз – такова уж их привилегия, и они ничуть не умаляют своего величия, ломая нам кости. Костолом – это разновидность орла. Преклонимся же перед скипетром: он – первый среди палок. Почтение не что иное, как осторожность, безропотное подчинение – самозащита. Тот, кто оскорбляет короля, подвергает себя той же опасности, что и девушка, отважившаяся отрезать гриву у льва. Мне передавали, будто ты болтал какие-то глупости насчет фартинга, который по существу совершенно то же, что и лиар, и что ты отозвался неуважительно об этой монете с изображением высочайшей особы – монете, за которую нам на рынке дают осьмушку соленой селедки. Берегись. Будь серьезнее. Вспомни, что на свете есть наказания. Проникнись уважением к закону. Ты находишься в стране, где человека, срубившего трехлетнее дерево, преспокойно ведут на виселицу, где охотникам божиться попусту надевают на ноги колодки. Пьяницу помещают в бочку с выбитым дном с отверстием для головы и с отверстиями по бокам для рук, так что ходить он может, но лечь не в состоянии. Ударивший кого-либо в зале Вестминстерского аббатства подлежит пожизненному заключению в тюрьме и конфискации имущества. У того же, кто сделает это в королевском дворце, отрубают правую руку. Щелкни кого-нибудь по носу так, чтобы у него пошла кровь, – и вот ты уже без руки. Уличенного в ереси сжигают на костре по приговору епископского суда. За пустячную провинность колесовали Кетберта Симпсона. Всего три года назад, в тысяча семьсот втором году, – как видишь, совсем недавно, – поставили к позорному столбу некоего злодея, Даниэля Дефо, за то, что он имел наглость напечатать имена членов палаты общин, которые накануне выступали с речами в парламенте. У человека, который предал ее величество, рассекают грудь, вырывают сердце и этим сердцем хлещут его по щекам. Вдолби себе в голову эти основные понятия права и справедливости. Никогда не позволять себе лишнего слова и при малейшей тревоге быть готовым к отлету – в этом вся моя отвага; советую и тебе поступать так же. Будь храбр, как птица, и болтлив, как рыба. Помни, Англия тем и хороша, что ее законодательство отличается поразительной мягкостью.

После этого внушения Урсус еще долго не мог успокоиться, Гуинплен же нисколько не встревожился: молодость неопытна, а потому бесстрашна. Однако, невидимому, Гуинплен имел все основания сохранять спокойствие, ибо несколько недель протекло без всяких волнений и его слова о королеве как будто не повлекли за собой никаких последствий. Урсус, как известно, не отличался беспечностью и, подобно косуле, все время был настороже.

Однажды, несколько дней спустя после заданной Гуинплену головомойки, Урсус выглянул в слуховое окно, выходившее на площадь, и побледнел.

– Гуинплен!

– Что?

– Погляди.

– Куда?

– На площадь.

– Ну, и что же?

– Видишь этого прохожего?

– Человека в черном?

– Да.

– С дубинкой в руке?

– Да.

– Ну так что же?

– Так вот, Гуинплен, этот человек – wapentake.

– Что это такое – wapentake?

– Это жезлоносец, окружной пристав.

– А что значит окружной пристав?

– Это значит praepositus hundredi.

– Кто он такой, этот praepositus hundredi?

– Очень страшное должностное лицо, начальник сотни.

– А что у него в руке?

– Это – iron-weapon.

– Что такое iron-weapon?

– Железный жезл.

– А что он с ним делает?

– Прежде всего приносит на нем присягу. Потому-то его и зовут жезлоносец.

– А затем?

– А затем прикасается им к кому-либо.

– Чем?

– Железным жезлом.

– Жезлоносец прикасается железным жезлом?

– Да.

– Что это означает?

– Это означает: следуйте за мной.

– И нужно за ним идти?

– Да.

– Куда?

– Почем я знаю?

– Но сам-то он говорит, куда?

– Нет.

– А спросить у него можно?

– Нет.

– Как это так?

– Он ничего не говорит, и ему ничего не говорят.

– Но…

– Он дотрагивается до тебя железным жезлом, и этим все сказано. Ты должен идти за ним.

– Но куда?

– Куда он поведет.

– Но куда же?

– Куда ему вздумается, Гуинплен.

– А если отказаться?

– Повесят.

Урсус снова высунул голову в окошко, вздохнул всей грудью и сказал:

– Слава богу, прошел мимо! Это не к нам.

Урсус, по-видимому больше, чем следовало, страшился сплетен и доносов, которые могли последовать за неосторожными словами Гуинплена.

Дядюшке Никлсу, в чьем присутствии они были сказаны, не было никакой выгоды навлечь подозрение властей на бедных обитателей «Зеленого ящика». «Человек, который смеется» приносил немалый доход ему самому. «Побежденный хаос» оказался залогом двойного преуспеяния: в то время как в «Зеленом ящике» торжествовало искусство, в кабачке процветало пьянство.

6. Мышь на допросе у котов

Урсусу пришлось пережить еще одну тревогу, и достаточно страшную. На этот раз дело касалось непосредственно его. Он получил предложение явиться в Бишопсгейт, в комиссию, состоящую из трех пренеприятных лиц. Это были доктора, официальные блюстители порядка: один был доктор богословия, представитель вестминстерского декана; другой – доктор медицины, представитель Коллегии восьмидесяти, третий – доктор истории и гражданского права, представитель Грешемской коллегии. На этих трех экспертов in omni re scibili [204] был возложен надзор за всеми речами, произносимыми публично на всей территории ста тридцати приходов Лондона, семидесяти трех приходов Миддлсекского графства, а заодно уж и пяти саутворкских. Эти богословские судилища существуют в Англии еще и поныне и беспощадно расправляются с провинившимися. 23 декабря 1868 года решением Арчского суда, получившим утверждение тайного совета лордов, преподобный Маконочи был приговорен к порицанию и возмещению судебных издержек за то, что зажег свечи на простом столе. Литургия шутить не любит.

Итак, в один прекрасный день Урсус получил от трех ученых докторов письменный вызов в суд, который, к счастью, был вручен ему лично, так что он мог сохранить дело в тайне. Не говоря никому ни слова, он отправился по этому вызову, трепеща при мысли, что в его поведении что-то могло подать повод заподозрить его, Урсуса, в какой-то дерзости. Для него, столько раз советовавшего другим помалкивать, это было жестоким уроком. Garrule, sana te ipsum. [205]