Жизнь против смерти - Пуйманова Мария (читать книги бесплатно .txt) 📗
Пленные австрийцы отдали ключи, и Карел отпер склад. Это была просто сокровищница! Глядишь — и дыхание захватывает! В течение шести лет рабства чехи не держали винтовки в руках, изголодались, истосковались по оружию. Шесть лет без оружия! Сейчас мужчины упивались прикосновением к стали. Каждый тянулся пощупать оружие, каждому хотелось подержать его. Все сразу почувствовали себя уверенней. Но только так не годится, ребята. Свозил начал наводить порядок. Оружие должно попасть в умелые руки, иначе от него не будет толку. Правда, большинство рабочих побывало в армии. Но за шесть лет можно и отвыкнуть, а кроме того, за это время появились новые образцы. Какой толк от пулемета или фаустпатрона, если не уметь с ними обращаться? Ладно, пленные австрийцы научат! И надо позаботиться, чтобы ружья не достались таким людям, которые отнесут их домой и спрячут под матрас. Вооружиться нужно до зарезу, каждый пистолет на счету. Ребята с Авиа поделились с рабочими Буловки, отвезли оружие и в Прагу.
Потом они поехали на помощь Летову. Этому заводу приходилось туго от многочисленной и отлично вооруженной немецкой команды. На других заводах команды сдавались, а эта прямо-таки когтями вцепилась. Соединенными усилиями рабочих Авиа и Летова немцев выгнали с завода, но вскоре они снова вернулись. На Летове у них было отличное жилье и большие запасы продовольствия, с которыми им особенно не хотелось расставаться. Засели в бомбоубежище и не уходят ни в какую! Рабочие заняли нижний этаж, а противник перебрался в башню. С автоматами в руках рабочие осторожно ползли к винтовой лестнице. Откроешь люк — и бог весть что тебя там ждет…
Необстрелянные новички вначале просто боялись, хоть и старались не показать виду. Но потом они, как говорится, принюхались к пороху, и боевой дух у них поднялся. Товарищ Свозил был хороший командир и быстро научил их владеть оружием.
Боевая дружина с завода Авиа помогла не только Летову; повоевала она и под Ладви.
За полигоном, где нацисты расстреляли Елену Гамзову, тянется по склону холма чудесная Дяблицкая роща. В мирное время туда по воскресеньям отправлялись отдыхать семьи рабочих и трамвайщиков из Либени, Кобылис и Дяблиц; расставив бутылки с пивом, разложив крутые яйца, усаживались они с шитьем или газетой под веселыми лиственницами, строгими буками и светлыми березами. В траве копошились ребятишки с измазанными ежевикой мордочками… И вот теперь женщины с детьми, в страхе перед нацистами, устремились к этому лесу. Ясное дело: их привлекал туда чехословацкий флаг на наблюдательной вышке. Но это была хитрость гитлеровцев: занимая выгодную высоту, они нарочно подняли этот флаг, чтобы их там никто не трогал. Нацисты прятались в лесу, а несчастные женщины и дети бежали туда и попадали прямо под пули. Сколько крови там пролилось! У самой Дяблицкой рощи обрыв и каменоломня… Эх, лучше и не рассказывать! На Ладви фашисты творили свои кровавые дела, ох, и звери!
Услыхав о том, что происходит в Дяблицах, дружинники с Авиа поспешили на выручку женщинам. Гитлеровцы оборудовали пулеметное гнездо на скале, где стоит старый каменный стол и чугунный крест, и хорошо пристрелялись на местности. Как только парни с Авиа появились на опушке, пятерых из них скосила пулеметная очередь. Лойзика ранило в ногу. Зеленка взвалил его на плечи, как мешок, и потащил обратно к машине. Вдруг снова огонь.
— Пусти меня, — прошипел Лойзик. — Ложись в траву! Да сбрось же меня, осел!
Он боялся, что Зеленку подстрелят.
Зеленка положил товарища на землю, сам залег рядом. Когда стрельба прекратилась, он снова встал и, крякнув, взвалил раненого на плечи. Тот был тяжеленек — здоровый детина. И снова: тра-та-та! «Пусти меня!» Тра-та-та! «Оставь меня и сматывайся, дубина!» Так они и ругались все время. Лойзик бранил Зеленку, а тот поднимал Лойзика, нес его, опускал на землю, опять с трудом поднимал и наконец доставил в безопасное место.
Хотя наших ребят и оттеснили с Ладви, рук они не опустили. Выкатив вручную вагон, стоявший на заводской ветке, на железнодорожные пути, они прицепили его к маневровому паровозу и разъезжали, обстреливая гитлеровцев, а потом, подучившись, начали палить и из пушки по Кбелскому аэродрому. Своими боевыми действиями они сбили с толку нацистов; те решили, что на заводе Авиа гораздо больше восставших, чем их было на самом деле, и не отважились напасть на завод.
А тем временем господа из бывшей дирекции завода сидели во втором этаже, выпивали, резались в карты и пытались из окна руководить боевыми действиями рабочей дружины. Можно было бы посмеяться, если бы это не вызывало возмущения.
Корпуса цехов и ангары были в руках рабочих, которые расставили пулеметы на зеленом поле заводского аэродрома и оттуда вели огонь. Над заводом летал немецкий наблюдательный самолет «аист». Он сбросил связки гранат около котельной.
Перед тем как начать орудийный обстрел кбелских казарм, светловолосый председатель комитета распределил людей.
— Дети есть?
— Трое.
— Останешься здесь. А у тебя?
— Нету, — ответил Кашлик. — Только ожидаю.
— Тебя, значит, тоже не возьмем. Пойдут холостяки.
— Ну нет, — заупрямился Кашлик. — Уж вы меня не срамите. Не хочу краснеть перед будущим сыном.
— А если родится девчонка? — засмеялись товарищи.
— Та проживет и с матерью.
Кашлик пошел с холостяками — что с ним поделаешь! — и все твердил себе: «Хорошо, что Ярушка не знает, это могло бы ей повредить. И хорошо, что я ее не вижу. Всякое может случиться. Так-то лучше».
Дружина обстреляла из орудий кбелские казармы, завладела ими и через главные ворота устремилась к ангарам. Немецкий гарнизон наконец сдался, поставив условие, что ему будет разрешено покинуть Прагу. Но самолеты останутся тут! Ни одного винтика вы отсюда не унесете! Рабочие заняли аэродром, спасли для республики сотни самолетов и тут же, еще ночью, смертельно усталые, начали осматривать машины и приводить их в порядок. Ночью по радио было передано обращение: «Военные пилоты и механики! Срочно явитесь на аэродром в Кбелах!» И что вы думаете, много их пришло? Ни одного! Только утром, в половине восьмого, появилась одинокая фигура: какой-то кавалерист, выспавшись, пришел «принимать аэродром». Наши ребята его выставили.
Рабочие завода Авиа удержали кбелский аэродром, и, когда туда прибыло паше правительство, они вместе с советскими войсками проводили его как почетный эскорт до самого Града.
НЫНЧЕ-TO ЧТО!
Нынче-то что! Теперь, когда мы уже знаем, чем все кончилось, легко вспоминать, как это было. А ведь тогда никто не знал, что будет через день, через час. Будущее Праги лежало в ее разрытых улицах с вывороченной брусчаткой и с железными прутьями, торчащими, как на стройке… Да, все это напоминало стройку, где еще только сносили старый небоскреб нацистской гордыни.
Если теперь, задним числом, подвергнуть строгой оценке разума все совершенные тогда отважные поступки и подвиги, трудно понять, как чехи набрасывались на вооруженных эсэсовцев, уничтожая их голыми руками, как останавливали и захватывали проезжавшие машины, как брали приступом бронепоезда и немецкие танки, как Станя, который видеть не мог крови, из револьвера, захваченного на немецкой свадьбе, убил солдата и взял его автомат, как Андела научилась на баррикаде бросать ручные гранаты…
И все это было потому, что Пражское восстание началось не 5 мая 1945 года, а 15 марта 1939 года, в ту самую минуту, когда первые гитлеровские мотоциклисты въехали в Прагу. С этого трагического дня пражане, как бы они ни были заняты будничными заботами о хлебе насущном и о детях, не стремились ни к чему иному, не мечтали ни о чем ином, кроме изгнания чужеземцев. И когда пал Берлин — пробил час, и гнев народа, скрытно нараставший в течение шести лет, взметнулся и горячей лавой разлился по улицам.
В первый день по городу ходили самые отрадные вести. Захвачена радиостудия, хотя еще несколько раз за день она переходила из рук в руки; выпущены узники Панкрацкой тюрьмы (но от бомбы, которую гитлеровский летчик сбросил на взбунтовавшийся Панкрац, дрогнули окна даже на Штепанской улице). В руки чехов перешли почтамт и жижковская телефонная станция — слух и речь восставшего города. Гитлеровцам не удалось взорвать мосты через Влтаву, и кровь восстания беспрепятственно пульсирует в артериях Большой Праги. Люди с заводов удерживают свои рабочие твердыни, а синяя армия железнодорожников стала хозяином вокзалов. Дыхательные и двигательные центры прекрасного организма Праги невредимы, и город, крепко став обеими ногами на влтавских берегах, сильными руками строит баррикады. Голые это руки — им так не хватает оружия! Но руки умелые, проворные и работящие. Золотые руки!
