Бэббит - Льюис Синклер (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
И тут он услыхал, что мисс Мак-Гаун через неделю после ухода поступила к его злейшим соперникам — Сандерсу, Торри и Уингу.
Он не только огорчился — он испугался. «Чего же она ушла? — беспокоился он. — Неужели почувствовала, что наша фирма разваливается? Узнала, что Сандерс ведет теперь дела Транспортной компании. Тонущий корабль — фу, чепуха!»
Но мрачный страх преследовал его ежечасно. Бэббит следил за молодым Фрицем Вейлингером, разъездным агентом, раздумывая, не уйдет ли и этот из конторы. Везде ему мерещились обиды. Он отметил про себя, что его не пригласили выступить на ежегодном обеде Торговой палаты. А когда Орвиль Джонс устроил большой вечер с покером и не позвал Бэббита, тот окончательно понял, что его обошли. Он боялся ходить завтракать в Спортивный клуб и боялся не ходить туда. Он был уверен, что за ним шпионят, что стоит ему выйти из-за стола, как все начинают шушукаться. Везде слышал он этот шипящий шепот: в конторах клиентов, в банке, где он вносил вклад, в своей собственной конторе, у себя дома. Он без конца ломал голову, гадая, что они говорят про него. Весь день он воображал, как они удивляются: «Бэббит? Слушайте, да он настоящий анархист! Надо отдать должное его смелости — смотрите, он стал форменным вольнодумцем и теперь живет, как хочет, честное слово! Да, это опасный человек, безусловно, опасный, не мешало бы его вывести на чистую воду».
Он был так издерган, что если ему случалось, завернув за угол, наткнуться на двух знакомых, которые о чем-то говорили — шушукались! — у него сердце так и подпрыгивало, и он проскальзывал мимо них, как смущенный школьник. Когда он видел вместе своих соседей — Говарда Литтлфилда и Орвиля Джонса, — он заглядывал в их лица и скрывался в доме, чтобы они за ним не шпионили, в тягостной уверенности, что они что-то замышляют — сговариваются — шушукаются о нем.
Но даже в этом страхе таился вызов. Он упорно стоял на своем. Иногда ему казалось, что он отчаянный человек, смелее самого Сенеки Доуна; иногда он собирался пойти к Доуну и рассказать ему, каким он стал революционером, но дальше сборов дело не шло. Зато гораздо чаще, слыша, как перешептываются все кругом, он стонал: «Господи, да что я такого сделал? Повеселился с компанией, высмеял Кларенса Драма, чтоб не воображал себя заправским воякой. Зато я никогда не осуждаю людей, никому своих убеждений не навязываю!»
Он не мог вынести этого напряжения. Он сознался себе, что ему давно хочется вернуться в лоно правоверной жизни, только бы найти достойный и не унизительный путь к возвращению. Но он упрямо не хотел уступать насилию, он клялся, что «пятки лизать» никому не будет.
Только в резких стычках с женой его страхи всплывали на поверхность. Она жаловалась, что он стал раздражительным, удивлялась, почему он не желает «забежать» вечером к Литтлфилдам. Он пытался, но никак не мог объяснить ей туманную сущность своего бунтарства и предстоящего возмездия. Он потерял Поля и Танис, и теперь ему было не с кем поговорить. «Господи, да у меня только и осталась Тинка, она мой настоящий друг!» — вздыхал он и все больше льнул к дочке, по целым вечерам играл с ней в разные игры.
Он собирался навестить Поля в тюрьме, но, хотя Поль и писал ему каждую неделю сухие, короткие записочки, Бэббиту казалось, что он умер. И он по-настоящему тосковал без Танис.
«Я-то думал, когда расстался с Танис: „Ах, какой я умный, какой независимый“, — а оказывается, она мне нужна, нужна до зарезу! — бушевал он. — Майра ни черта не понимает! Она только одно и умеет — жить, как все, лишь бы не отличаться от других! Вот Танис, наверно, сказала бы, что я прав».
Наконец он не выдержал и как-то вечером помчался к Танис. Он не надеялся застать ее, но она оказалась дома — и одна! Но это уже была не Танис. Это была учтивая, высокомерная, одетая в ледяную броню особа, внешне похожая на Танис. Она сказала ровным и равнодушным тоном: «А-а, Джордж! Так в чем же дело?» — и он уполз домой, как побитая собака.
Единственно, кто его утешил, это Тед и Юнис Литтлфилд.
Они вбежали в гостиную однажды вечером, когда Тед приехал из университета, и Тед весело сказал:
— Что это Юни мне рассказывает, папка? Говорят, что ее отец сказал, будто ты всех взбудоражил — хвалил старого Сенеку Доуна. Елки-палки! Так им и надо! Бей их по башке! Шевели их! Наш городишко совсем закис!
А Юнис прыгнула к Бэббиту на колени, расцеловала его, прижалась стриженой головкой к его подбородку и замурлыкала:
— По-моему, вы во сто раз лучше Говарда. Скажите, — доверчиво спросила она, — почему Говард такой старый ворчунишка? Сердце у него доброе, и, честно говоря, он очень умен, но никак не научится поддавать газу, когда надо, хоть я его и муштрую вовсю! Как вы думаете, милейший, можно ли с ним что-нибудь сделать?
— Нет, Юнис, нехорошо так говорить о своем папе! — заметил Бэббит самым внушительным тоном, как было принято на Цветущих Холмах, но впервые за много недель почувствовал себя счастливым. Он вообразил себя старым вольнодумцем, которого поддерживает любовь младшего поколения. Все втроем они пошли грабить холодильник. Бэббит снял:
— Хорошо, что мамы дома нет, она бы нам задала!
А Юнис захлопотала, сделала им огромную яичницу, чмокнула Бэббита в ухо и голоском заботливой аббатисы произнесла:
— Сам черт не поймет, почему такие феминистки, как я, все-таки нянчатся с мужчинами!
Ободренный ее поддержкой, Бэббит вызывающе встретил Шелдона Смийса, заведующего воспитательной частью ХАМЛа и руководителя хора в церкви на Чэтем-роуд. Смийс сжал потной рукой пухлую руку Бэббита и запел сладким голосом:
— Что ж это, брат Бэббит, вас так давно не видно в церкви? Знаю, у вас множество чрезвычайно сложных дел, но не надо забывать ваших дорогих друзей и наш отчий дом — святую церковь.
Бэббит освободил руку от нежного пожатия — Смийс обожал долго жать руки — и буркнул:
— И без меня отлично обойдетесь! Простите, Смийс, бегу! Всего!
Но потом он сетовал: «Если уж эта глиста имеет наглость тащить меня в церковь, значит, их святая братия, наверно, тоже про меня болтает».
И снова он слышал, как они все шушукаются — доктор Джон Дженнисон Дрю, Чамондли Фринк, даже Уильям Вашингтон Иторн. И вся его независимость испарялась, он одиноко бродил по улицам, боясь их пристальных, беспощадных глаз и неумолимого шипящего перешептывания.
33
Перед сном он попытался объяснить жене, какой противный этот Шелдон Смийс, по она только сказала:
— У него такой прекрасный голос, такой одухотворенный! По-моему, тебе не стоило говорить о нем так резко только потому, что ты не любишь музыки.
И жена показалась ему чужой: насупившись, он смотрел на эту полную суетливую женщину с пухлыми голыми руками и удивлялся, как это она очутилась здесь.
Ворочаясь с боку на бок в еще не согревшейся постели, он думал о Танис. Дурак он, что потерял ее. Ему нужен человек, с которым можно было бы поговорить откровенно. Он… он просто лопнет, если будет переживать все один, про себя! А Майра… нет, бесполезно, все равно она не поймет. Да, черт возьми, нечего себя обманывать. Жаль, конечно, очень жаль, что между мужем и женой после стольких лет начинается отчуждение, жаль до слез; трудно им сейчас сблизиться, если он по-прежнему будет бунтовать против всего Зенита — а он не позволит собой командовать! Нет, черт подери, не даст он себя запугивать, уговаривать, да и упрашивать тоже не даст!
Он проснулся в три часа ночи от шума грузовика и вылез из-под одеяла, чтобы выпить воды. Проходя через спальню, он услышал, как жена тихо стонет. Все обиды были смыты ночной тишиной, он заботливо спросил:
— Что с тобой, дружочек?
— Страшная боль… в боку… невыносимо… так и колет.
— С желудком неладно? Дать тебе соды?
— Нет… боюсь, не поможет… Вчера вечером мне было худо, да и позавчера, а потом прошло, я уснула. Меня грузовик разбудил.
Голос у нее с трудом пробивался сквозь боль, как корабль сквозь бурю. Он испугался.
