Маски - Белый Андрей (читать книги txt) 📗
– By, Жюли?
– By, Терти?
Оба – не видят, не слышат, не знают: носы опустили в носки; видит – шейная складка Велеса; квадратную спину он выставил, пальцем – в бумагу, которую держит чиновник в очках; Домардэну он знак отстранительный делает:
– Прошу вас выждать.
Друа!
Он едва дотащился до стула; задохся и сел; видно, обухом ошеломленные, соображать не умеют; раз – обух: его отшибивший от мысли о смерти профессора; два – обух: дочь; третий обух профессора – нет в роковую минуту!
Очки – из дверей: в руках – виза.
– Вам виза!
И – обух, четвертый: дают-таки: сертификация, легализация; и – взгляд сквозь пальцы на прошлое; по настоянию Англии лорд Ровоам Абрагам, Рододордер – таки: дело сделали; да: пертурбация всех положений; возможность – куа – длить нить!
И —
– пес на кость, —
– к визе лапой дрожащей: зацапать!
«Очки» же – в пространство пустое, минуя Друа-Домардэна:
– Друа-Домардэн!
– Я… – настаивал.
Но за плечами – знакомый, его самого, – голос;
– Вла: мё вуаля! [139]
И минуя «Друа», отведя его руку, чрез голову, – визу пространству пустому: очки отдают.
Повернулся и видел: —
– с цилиндром опущенным, сжатым в руке изогнувшейся, с бронзового бородою, как в отблесках пламени рыжего, мягко просунулся в двери – Друа-Домардэн, – позой, сжатой, как крепким корсетом, он переступил, став в пороге, вперяясь в древнее выцветом серо-прожухлое золото стен.
И чиновник в очках, неся папку с чернильницей мимо Друа-Домардэна, – того, кто без челюсти, без парика, без очков, – к тому, кто – в парике, в челюстях и в очках:
– Распишитесь!
____________________
– А… как же – я, я? – приставало.
Оно потерялось, коли – не подлог: личность, – сперли, как – сперли – парик: он – его ж; разве эту каемочку не подшивала Жюли?
Самозванец, сперев Домардэна, под носом того, кто таким точно способом спер документы «Друа-Домардэна» – прошел под портьеру.
Э, что документы: за деньги спирают и души!
За деньги спирают и души
– А вы, господин фон-Мандро, потрудитесь ответить, зачем вам чердак поджигала Копыто?
– Я… не…
– А – я-с – знаю: понадобилось скрыть следы?… Эту книжечку вот, – и очки протянули к Мандро записную, забытую там эту книжечку, – в ту незадачную ночь в бумагах профессора похоронили.
Закрыв свою папку, чиновник пошел от того, кто уже стал оно; и «оно» —
– с бычьим ревом – в переднюю, где мужики не пустили; «оно» телефонную трубку сорвав, попыталось поведать хоть барышне, телефонистке, его не могущей спасти, —
– что «оно» —
– в западне! Дескать, Бобчинский – есть: где-то в мире!
Хрип трубки: —
– прр – тр! —
– Сумасшедшее под сумасшедшее ухо: с отчетливостью: —
– интендант Тинтендант! В боковую дверь выскочил синий, худой, – «тот», который стоял в коридоре «Пелль-Мелля»; в его руке – лом; он бодается лбом; Домардэн – в коридор мимо пятен «боевого» цвета во что-то синявое, серое, тусклое; но, спотыкнувшись о ящик, – в него; две махалися пятки: над паклею: —
– уши заткнуть: будет больно!
Подхвачен железными лапами; петлю на шее почувствовал; вырыв дыхания, воспламененье мозгов; и холстина, которая нос щекотала!
Напяливанье мешка – длилось долго; мешали особенно пятки, которые били: в носы; но нащупав веревку сквозь ткани, – дотягивали: с палким сапом, не зная, что из безвоздушного мира, когда недодох перешел все пределы, открылись восторги: «Веди к недоступному счастью того, кто надежды не знал!» Сердце, сердце… —
Кусочек базара: профессор по ящику хлопает:
– Мы понесем!
Вскрики мысли:
– Какого я друга имею!
И —
– ноль; —
– минус ноль!
Разрастанье, подобное, что ли, круженью с выпрыгиваньем (хлороформ так же действует); и ощущенье ударов двух пяток о пол: скоки – к новым возможностям!
Скоки к новым возможностям
А де-Лебрейль и Мертетев стояли в передней, не глядя, сопя; пробежал Сослепецкий, дрожащий и синий, – мыть руки; Велес, не решавшийся вовсе пойти, – вое же: был; и – вернулся:
– Еще: пусть додергается.
Языком подоткнув свою щеку, стоял, – пуча щечную шишку. Едва перебрасывались:
– Пора в ящик.
– Рогожу неси!
– Гвозди.
– А – где игла?
Как? —
– Туп-туп —
– из дыры коридора на них: —
– о, о!
Перетаращенный (видно, ослабли ручные веревки) мешок, как громадная желтая рожа, без глаз и без носа, без рук и без ног; видно: рвали, царапаясь, пальцы, за ткань ухватившиеся; и ходили от этого складки, слагая морщины, слагая погано осклабленный рот: до ушей (без ушей); и он – дергался.
Немо хохочущий, желтый мешок мимо них совершенно сознательно дергал: в подъездную дверь, – ту, которую, – вот-таки казус, – в последний момент с перепугу не заперли, так что мешок, ее выдавив, дергал уже по площадке, как зрячий, имея намеренье скоком, ступенями, прямо в подъезд прочесать; из щеки холстяной появилися пальцы – пять, – и за перила сквозь ткань ухватились; намеренье – явное: перечесав все ступени, чесать балаганною пляской в толпе: под аптекою!
Тут де-Лебрейль обнаружила мужество: точно циркист-ка, взвив в воздухе юбки, – на плечи мешка, панталончиками бирюзовыми горло сжимая, руками вцепляясь в плечи, качаясь над темным прощелом перил; с риском пасть меж перилами в пропасть; мешок – ослабел, так что дикая башня, иль тело на теле, обрушилась: перед перилами!
Бросились: уволокли.
И – пора!
Иоахим Терпеливиль, лицом, как Душуприй, и чех, как и он, – возвращался: под доску, под собственную: —
– «Иоахим Терпеливиль!»
Через полчаса де-Лебрейль, Тертий, оба – с дорожными сумками, с тем, кто был в шубе Друа-Домардэна, садились в машину; а два мужичка в ноги вдвинули ящик, зашитый в рогожу.
Они отъезжали к «Пелль-Меллю»; Лебрейль выходила в контору, чтобы дать заявление: спешной телефонограммой Друа-Домардэн вызван в Луцк; даже видели, как за стеклом, в шубу кутаясь, выпятив бороду и два очка, с нетерпением он ожидал секретаршу, которую выписали (а подстроили те, кому нужно).
В газетах прочли: «Луцк. Такого-то. Около Торчина пулей шальною убит публицист Домардэн».
Но известие это прошло незамеченным.
Джемал-Оснаки командовал
Козиев ли?
Цепь солдат; штыки, накрест патронные ленты; походная кухня дымит: на дворе Неперепрева; выставлен через забор пулемет: на забор дома Тителевой, где из форточки красное дразнится знамя; и – весь Гартагалов оцеплен полицией; прямо в забор дома Тителевой, точно пробками щелкают городачи револьверами; руки дрожат; надзиратель квартальный, испуганный, серенький, рукой махнул; не командует: будут казаки; Жебривый и Бриков кишат обывателями, проживающими в переулках соседних.
Стоит любопытное стадо: глазами расхлопалось: на Гартагалов, куда не пускают, где – бой: с домом Тителевой; здесь Бегмотен, барон, с Проживулина, первого, здесь Вор-пакчи, – озираючись, шопотом: Дашеву, Саше:
– – Терпенье народное – лопнуло!
Здесь Ахшерваньев, Илкавина; здесь Питирим Вирни-чихин и Фрол Вивачихин, эс-эры, готовы прорвать цепь солдат, чтобы слиться с рабочими; здесь же Матрена Мав-рикиевна Мерзодерова, здесь Пфирщихцворш, здесь Плю-люев, Легалиев, Йжех, Буктукин, Желдицкая, панна; француз, гувернер, Пьер Жавуль, объясняет Жержееву, Жоржику:
– Се сон лэ бош! [140]
И сочувствует им знаток крапленых карт, Прищенкащ, отставной офицер, Перципович, – сочувствует.
Оля же Иколева с Колей Каклевым у Велекеклевой, Лены (в Клеоклева доме живет) собираются – тоже пойти; интересное зрелище; но Хиерейко им:
139
Вла: мё вуаля! (фр.) – А вот и мы!
140
Это – боши! (фр) (Бошами французы называли немцев.)
