Улисс - Джойс Джеймс (книги без регистрации полные версии txt) 📗

В стране прекрасной Инисфайл один есть край [1096]. То дивный край, земля святого Мичена. Там высится сторожевая башня, всем путникам видна издалека. Могучие покойники там спят, как бы во сне живые пребывая, прославленные воины, князья. Отрадно там журчанье вод, привольных и рыбообильных, где резвятся маслюк и пикша, лиманда и палтус, камбала обыкновенная и калкановая, плотва, сайда и тинда, резвится без разбору всяческое рыбье простонародье, резвятся и прочие обитатели водного царства, числа коих никому не исчислить. Под дуновеньем ласкающих зефиров с запада и с востока могучие деревья колышут свое первосортное лиственное убранство, кедры ливанстии и благовонные сикоморы, платан вознесшийся и целительный евкалипт, и прочие украшения древесного мира, коими земля эта щедро наделена. Там прелестные девы, усевшись у подножия прелестных дерев, напевают прелестнейшие мелодии, забавляясь всяческими прелестными вещицами, как то золотыми слитками и серебряными рыбками, бочками сельди и полными неводами угрей, корзинами мальков трески и лосося, багряными дарами моря и шаловливыми букашками. И славные рыцари стремятся со всех концов искать их взаимности, от Эбланы до Сливмарги, несравненные принцы из непокоренного Манстера и Коннахта праведного, с шелковых равнин Ленстера, из страны Круахана и из Армы великолепного и из благородного округа Бойл, принцы, королевские сыновья.

И высится там роскошный дворец, хрустальный купол которого, сияющий тысячами огней, отовсюду заметен морякам, что бороздят просторы морей в ладьях, нарочно для этого построенных, и стекаются туда все стада и скот тучный и первые плоды той земли, и О'Коннелл Фицсаймон взимает с них дань, вождь и потомок вождей. На исполинских колесницах туда подвозят плоды полей, мешки капусты, полные отборных кочнов простой и цветной и брюссельской, и капусты кольраби, вороха шпината, консервированные ананасы, рангунские бобы, горы помидоров, связки фиг, груды брюквы, корзины грибов, кабачки, репу, вику, ячмень, и округлые картофелины, и с радужным отливом луковицы, сии перлы земли, и красные зеленые желтые смуглые розовые сладкие крупные кислые зрелые покрытые пушком яблоки и лукошки земляники и сита крыжовника, сочного и мохнатого, и земляники, достойной принцев, и малины прямо с куста.

– Пускай он остережется, говорит, и дважды остережется. А ну-ка, вылезай сюда, Герати, ты, отпетый бандюга с большой дороги!

И туда же устремляются бесчисленные стада племенных овец и могучих баранов с бубенцами, и ягнят, и ярочек, впервые остриженных, и серых гусей, и молодых бычков, и запаленных кобыл, комолых телят, мериносов, овец на откорм, стельных коров от Каффа, отбракованных недомерков, свиноматок и беконных свиней и самых отборных свиней всех прочих разнообразнейших разновидностей свиного рода, телочек из графства Энгус и племенных бычков с безупречной родословной, мясных быков и удойных коров-рекордисток; и никогда там не молкнут топот и гогот, ржанье и блеянье, мычанье и рев и хрюканье и чавканье свиных, овечьих, коровьих орд, пришедших тяжкою поступью с бескрайних пастбищ Ласка и Раша и Каррикмайнза с пойменных лугов Томонда и неприступных хребтов Макгилликадди-Рикс, с берегов величавого глубоководного Шаннона и с приветливых склонов страны рода Кир, вымена их набухли от преизбытка молока, и там же громоздятся бочонки и кадки масла, головы сыру, бараньи туши, меры и меры зерна, сотни и тысячи яиц, всевозможных размеров, продолговатой формы, цвета агата и мела.

Стало быть, заворачиваем к Барни Кирнану, и там, как полагается, в углу Гражданин, в живой беседе с самим собой, этот его паршивый пес, Гарриоун, при нем, и ждут, когда и чего им перепало бы насчет выпить.

– Вот он, – говорю, – в своей берлоге, с кружкой-подружкой, над кипой бумаг, трудясь ради великого дела.

Тут окаянный пес так зарычал, что поджилки все затряслись. Благое дело для общества, если бы кто его наконец придавил. Мне рассказали, он тут однажды в лоск изодрал штаны полисмену, который пришел с повесткой насчет патента.

– Стой, кто идет, – это он.

– Спокойно, Гражданин, – Джо ему. – Тут свои.

– Следовать к месту сбора, – он на это.

И потом трет глаз ладонью и спрашивает:

– Каково ваше мнение о сложившейся обстановке?

Играет патриота-боевика, Рори, засевшего в горах [1097]. Но тут, чтоб я лопнул, Джо был на высоте.

– Я полагаю, акции поднимаются, – говорит он, поглаживая себя по ширинке.

И тут, чтоб я лопнул, Гражданин трахает себя по коленке и орет:

– Войны за границей, вот что всему причина!

А Джо на это, колупаясь большим пальцем в кармане:

– Все русские, так и рвутся тиранить [1098].

– Слушай, – это уж я, – ты кончай зубоскалить, Джо. У меня жажда такая, что за полкроны не продал бы.

Джо тогда говорит:

– Назови марку, Гражданин.

– Вино нашей родины, – тот ему.

– Ну, а ты? – это мне Джо.

– Присоединяюсь к предыдущему оратору, – говорю.

– Значит, три кружки, Терри, – говорит Джо. – А как здоровьишко, Гражданин?

– В лучшем виде, радость моя, – тот ему. – Ну как, Гарри? Наша возьмет?

У– у!

И хватает своего шелудивого за шкирку, да так, что из того, еще бы самую малость, и дух вон.

Фигура, сидевшая на гигантском валуне у подножия круглой башни, являла собою широкоплечего крутогрудого мощночленного смеловзорого рыжеволосого густовеснушчатого косматобородого большеротого широконосого длинноголового низкоголосого голоколенного стальнопалого власоногого багроволицего мускулисторукого героя. В плечах он был нескольких косых саженей, а колени его, подобные горным утесам, как и все остальное тело, видное глазу, густо покрыты были колючею рыжеватой порослью, цветом и жесткостью походившей на дикий терн (Ulex Europeus). Ноздри с широчайшими раскрыльями, откуда торчали пучки волос того же рыжеватого цвета, были столь дивно поместительны, что в их сумрачной мгле полевой жаворонок без труда свил бы себе гнездо. Глаза его, в которых слеза и улыбка [1099] вечно оспаривали первенство, превосходили размерами отборный кочан капусты. Мощная струя горячего пара размеренно исторгалась из его бездонной груди, и столь же ритмически могучие звучные удары его исполинского сердца громоподобными раскатами сотрясали почву, заставляя содрогаться до самых вершин башню, что вознеслась высоко, и стены пещеры, вознесшиеся еще выше.

На нем было длинное одеяние без рукавов, из свежесодранной бычьей шкуры, свободно ниспадавшее до колен, словно килт, и перехваченное в поясе кушаком из стеблей тростника и соломы. Под этим одеянием имелись штаны из оленьей кожи, грубо сшитые жилами. Нижние конечности его защищали высокие болбриггенские гетры, крашенные пурпурным лишайником, а стопы были обуты в башмаки дубленой коровьей кожи, зашнурованные трахеей того же животного.

На поясе подвешены были морские камешки, побрякивавшие при каждом движении его устрашающей фигуры; на них грубо, но с поразительным мастерством были вырезаны изображения покровителей кланов, древних героев и героинь Ирландии, Кухулина [1100], Конна Ста Битв, Ниалла Девяти Заложников, Брайена Кинкорского, Малахии Великого, Арта Макморра, Шейна О'Нила, отца Джона Мэрфи, Оуэна Роу, Патрика Сарсфилда, Рыжего Хью О'Доннелла, Рыжего Джима Макдермотта, Соггарта Оуэна О'Грони, Майкла Двайера, Френси Хиггинса, Генри Джоя Маккракена, Голиафа, Горацио Уитли, Томаса Коннефа, Пег Уоффингтон, Деревенского Кузнеца, Ночного Капитана, Капитана Бойкота, Данте Алигьери, Христофора Колумба, св.Ферсы., св.Брендана, маршала Макмагона, Карла Великого, Теобальда Вулфа Тона, Матери Маккавеев, Последнего из Могикан, Розы Кастилии, Настоящего Голуэйца, Человека, Сорвавшего Банк в Монте-Карло, Защитника Ворот, Женщины, Которая Не Решилась, Бенджамина Франклина, Наполеона Бонапарта, Джона Л.Салливена, Клеопатры, Саворнин Дилиш [1101], Юлия Цезаря, Парацельса, сэра Томаса Липтона, Вильгельма Телля, Микеланджело Хейса, Магомета, Ламмермурской Невесты, Петра Отшельника, Петра Обманщика, Смуглой Розалин, Патрика В.Шекспира, Брайена Конфуция, Морга Гутенберга, Патрицио Веласкеса, Капитана Немо, Тристана и Изольды, первого Принца Уэльского, Томаса Кука и Сына, Бравого Парня Солдата, Аррана-Пог [1102], Дика Терпина, Людвига Бетховена, Коллин Бон [1103], Косолапого Хили, Энгуса Раба Божия, Доллимаунта, проспекта Сидни, мыса Хоут, Валентина Грейтрейкса, Адама и Евы, Артура Уэлсли, босса Крокера, Геродота, Мальчика с пальчик, Будды Гаутамы, леди Годивы, Лилии Килларни, Бейлора Дурной Глаз, царицы Савской, Экки Нэгла, Джо Нэгла, Алессандро Вольты, Джереми О'Донована Россы, Дона Филипа О'Салливена Бира. Подле него покоилось заостренное копье из тесаного гранита, а у самых ног его прикорнул свирепый зверь собачьих кровей, чье прерывистое дыхание указывало на то, что зверь погружен в беспокойный сон, – догадка, находившая подтверждение в хриплых рыках и диких вздрагиваньях, которые хозяин время от времени укрощал успокоительными ударами мощной палицы, грубо выделанной из палеолитического камня.