Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович (книги без сокращений .txt) 📗
Подошел Михеич и подал ему бинокль: «Виднее будет».
Ровно в два Анатолий, устремив взгляд вперед, уверенно вел «Победу» в Москву. А перед его мысленным взором было иное… Кран величиной с уэллсовского марсианина из «Борьбы миров» поднимал ракету вертикально. Фантастического вида сквозная башня заключила ракету в свои металлические объятия. Машины отъехали. …А потом по местному радио Анатолий услышал отсчет времени и наконец стук метронома, отсчитывающего последние минуты… Вдруг у основания геофизической ракеты забурлило, заклубился дым с огненными хвостами. И ракета не полетела. Она стояла, окутанная пламенем. Виднелась только верхушка.
— Неудача! — крикнул Анатолий.
Но вот ракета медленно, медленно приподнялась и так же медленно, будто нехотя, двинулась вверх по направляющей ферме. Вот она остановилась и неподвижно повисла в воздухе. Все! Сейчас упадет! Но ракета, будто набравшись сил, повернулась, наискось вознеслась в небо… и сразу стала точкой.
— Фу! — громко выдохнул Анатолий и засмеялся. Засмеялся и Михеич, которого развеселило волнение молодого шофера.
— А почему она пошла косо?
— Обман зрения! — пояснил Михеич и добавил: — И я, первый раз глядя, решил: неудача! А, оказывается, ракета не двигается до тех пор, пока тяга не сравняется с весом, а когда тяга превысит вес — летит как… ракета!
В Москве Анатолий поставил «Победу» в гараж, познакомился с диспетчером и поспешил в школу. Ракета ракетой, но уроки он заставил себя записывать не менее прилежно, чем сосед по парте Петр Онегин.
Усталый, возбужденный первым днем работы в аэрологической обсерватории, встречей с Кленовым, зрелищем старта ракеты, Анатолий спешил домой из школы, почти ничего не замечая вокруг. Во дворе дома перед ним неожиданно вырос какой-то высокий, долговязый человек и сунул руку. Трудно было узнать Хозяина, так ужасно была разукрашена его физиономия синяками и кровоподтеками. Левый глаз совсем заплыл. Говорить мешала безобразно распухшая верхняя губа.
— Наше вам с кисточкой! Видал, как разукрасили?
— Подрался?
— А ну, кыш! — крикнул Хозяин окружившим их ребятам. Те отбежали. — Чума мне мозги вправлял…
— Чума? Ленька Чума? Врешь!
— Собственной персоной. Персональными кулаками и ногами. «Или, говорит, в шурш пущу, или возвращайся ко мне».
— А ты разве знаешься с Чумой?
— А как же! Крестный. Я на него да еще на одного такого немало поишачил. Почти всё, гады, отбирали, мне оставляли только мелочь да на приманку дуриков вроде тебя, что тогда вокруг меня околачивались. Ну, когда из последней отсидки вырвался, думаю: «Амба! Хватит. Человек я больной, совсем доходягой стал. Начну, думаю, жить потихоньку». А тут такое дело! Берет за хомут, за горло!
— Да ты что? Обалдел? Пошли его к черту! Ты бы мне сказал.
— А что ты можешь? И все равно мне подыхать, не от Чумы, так от туберкулеза…
— Вылечат. И чего ты так сдрейфил?
— У меня не две головы… А вот где ты с Чумой связался?
— А откуда ты взял, что я с ним связался?
— А то, что Чума так наказал мне: «Встреться, говорит, с Мамоной и пригласи его ко мне на пир, а не захочет— шепнешь мне». Я, Толька, тебе так скажу: я тебя с тюрягой тогда повенчал и ты, когда дело твое пересматривали, тоже меня под статью подвел. Значит, квиты. Теперь, Мамона, ты меня жалеешь и я тебя жалею. Значит, я тебя не видел и ничего такого не передавал. А ты сматывайся отсюда в другой город, и всё.
— Плевать мне на Чуму!
— Ну гляди. Дело твое.
— А как же ты?
— Я?.. — Хозяин хитро подморгнул. — Есть у меня намерение… Только я и богу ничего не расскажу… Ну да ладно! За участие в шайке дают много, а если один, да на чепухе, вот и будь здоров, Чума, расти большой, ищи меня в лагере. А там и доктора есть, и зубы даром вставят.
— Чего ты его так боишься? Где он сейчас шурует?
— Ну, знаешь… Иди ты к черту! Пойду с ребятами в картишки переброшусь!
— Гришка!
— Ну я Гришка!
— Помнишь, я тебя предупреждал? Ты ребят с нашего двора не трогай.
— А то что?
— Второй раз говорю: будешь со мной дело иметь. Не пожалею!
— Ох, напугал! Я к нему с добром, а он опять грозит. Да если я шепну Чуме, знаешь, что будет?
— Вот что! Ты на моем пути не становись и Чумой не прикрывайся. Кулаки не только у Чумы. У меня тоже крепкие.
— Ну, ну… Я так, шутки шутю. Черт с тобой! Дай на пол-литра! — Хозяин протянул дрожащую руку.
Поколебавшись, Анатолий сунул ему бумажку.
Радостное, приподнятое настроение испарилось. Снова на его пути замаячил почти забытый Чума. Надо что-то предпринимать. Или выждать?..
Через несколько дней, когда в самом радужном настроении Анатолий пришел из школы, позвонила Лика.
— Анатолий, буду говорить тихо, чтобы в комнатах не услышали. Там гремит радио… Опять с Бобом творится что-то неладное. Ну, опять грубит, пропускает уроки…
— Пашка?
— И с ним видели, и еще с каким-то великовозрастным стилягой.
— Что же ты молчала?
— Так ведь снова это началось только на днях. После скандала на Пятницкой он стал было совсем пай-мальчиком, но в прошлую ночь явился под утро пьяный. Что посоветуешь?
— Для этого надо увидеться с Бобом. К слову: рассказал он отцу или маме о своих прежних похождениях? Знаете ли вы, в какую западню он попал?
— Не знаю. По-моему, с мамой у него разговора не было.
— Узнай и сейчас же выйди и сообщи мне.
— Однако, сэр, вы ловкий Дон-Жуан. А если я с балкона… то есть по телефону…
— Лика, это очень серьезно. Если Боб продолжает видеться с той компанией, то можно ожидать наихудшего. Выйди, поговорим.
…Они шли по Тверскому бульвару, и Лика рассказывала о Бобе. Анатолий требовал подробностей, фактов, но Лика почти ничего не знала.
— Сейчас поздно, но завтра у тебя нет вечером занятий, вот и поговори с ним сам.
Как бы ни уставал Анатолий, вечерний разговор с Ликой обо всем случившемся за день становился привычной необходимостью.
Агния Львовна терпела их «телефонную дружбу» — пусть себе болтают на здоровье. Зато она болезненно ревниво охраняла Лику от встреч с Анатолием вне квартиры. Встречи были редкими. Поэтому, когда они встречались, то говорили обо всем и не могли наговориться. Вот и сегодня Анатолий снова с увлечением рассказывал о своей работе, о Кленове.
— Какое непостоянство!—Лика засмеялась. — То клянется в любви к автомашинам, а сейчас с пылом-жаром, взахлеб говорит об исследованиях атмосферы! От Боба заразился?
— Да нет же! Я люблю механизмы, а летающие лаборатории— радиозонды и ракеты — тоже механизмы! Но дальнего, сверхдальнего действия. Дух захватывает! Эх, если бы вместо какого-то тфибора да меня посадили в ракету и запустили в космос!
— Какой ты еще мальчишка!
Они дошли до Никитских ворот и, не сговариваясь, повернули обратно.
— Мальчишки бывают разные, Юра попросил меня и других комсомольцев сделать радиомеханического робота для Дома пионеров. Я, честно говоря, не очень верил в успех этой затеи. Ну куда нам конструировать такой сложный механизм! А что получилось на деле? Да сами пионеры из технических кружков мастерят этого радиочеловечка. Конечно, Юра и еще один инженер — «главные конструкторы», они руководят расчетами, составляют схемы. Я и еще двое помогаем слесарить. Этим «человечком» можно управлять на расстоянии. По радиоприказу он будет двигать головой, руками, садиться, вставать. И знаешь, Лика, даже будет сам действовать, сам «понимать» разные сигналы: звонок, свет, голос. Чудеса! А мальчишки какие чудесные! Побудешь с этой пионерской братвой — и на сердце праздник, особенно после того, как потолкаешься по бригадмильским делам, среди кое-каких «деток».
— Вроде Бобки! Но в нем странно сочетаются отвратительные черты и все-таки какие-то хорошие задатки…
Они подошли к Пушкинской площади, повернули на улицу Горького. Лика, поглядывая на нарядные витрины, на гуляющих, рассказывала о себе в каком-то новом для Анатолия, снисходительно-насмешливом тоне.
