Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена - Стерн Лоренс (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
– Как жаль, – сказал дядя Тоби с глубоким вздохом, – как жаль, Трим, что я не уснул.
– Ваша милость, – отвечал капрал, – слишком опечалены; – разрешите налить вашей милости стаканчик канарского к трубке. – Налей, Трим, – сказал дядя Тоби.
– Я помню, – сказал дядя Тоби, снова вздохнув, – хорошо помню эту историю прапорщика и его жены, и особенно врезалось мне в память одно опущенное им из скромности обстоятельство: – то, что и его и ее по какому-то случаю (забыл по какому) все в нашем полку очень жалели; – однако кончай твою повесть. – Она уже окончена, – сказал капрал, – потому что я не мог дольше оставаться – и пожелал его милости покойной ночи; молодой Лефевр поднялся с кровати и проводил меня до конца лестницы; и когда мы спускались, сказал мне, что они прибыли из Ирландии и едут к своему полку во Фландрию. – Но увы, – сказал капрал, – лейтенант уже совершил свой земной путь, – Так что же тогда станется с его бедным мальчиком? – воскликнул дядя Тоби.
Глава VIII
К великой чести дядя Тоби надо сказать, – впрочем, только для тех, которые, запутавшись между влечением сердца и требованием закона, никак не могут решить, в какую сторону им повернуть, – что, хотя дядя Тоби был в то время весь поглощен ведением осады Дендермонда параллельно с союзниками, которые благодаря стремительности своих действий едва давали ему время пообедать, – он тем не менее оставил Дендермонд, где успел уже закрепиться на контрэскарпе, – и направил все свои мысли на бедственное положение постояльцев деревенской гостиницы; распорядившись запереть на засов садовую калитку и таким образом превратив, можно сказать, осаду Дендермонда в блокаду, – он бросил Дендермонд на произвол судьбы – французский король мог его выручить, мог не выручить, как французскому королю было угодно; – дядя Тоби озабочен был только тем, как ему самому выручить бедного лейтенанта и его сына.
– Простирающий свою благость на всех обездоленных вознаградит тебя за это.
– Ты, однако, не сделал всего, что надо было, – сказал дядя Тоби капралу, когда тот укладывал его в постель, – и я тебе скажу, в чем твои упущения, Трим. – Первым долгом, когда ты предложил мои услуги Лефевру, – ведь болезнь и дорога вещи дорогие, а ты знаешь, что он всего лишь бедный лейтенант, которому приходится жить, да еще вместе с сыном, на свое жалованье, – ты бы должен был предложить ему также и кошелек мой, из которого, ты же это знаешь, Трим, он может брать, сколько ему нужно, так же, как и я сам. – Вашей милости известно, – сказал Трим, – что у меня не было на то никаких распоряжений. – Твоя правда, – сказал дядя Тоби, – ты поступил очень хорошо, Трим, как солдат, – но как человек, разумеется, очень дурно.
– Во-вторых, – правда, и здесь у тебя то же извинение, – продолжал дядя Тоби, – когда ты ему предложил все, что есть у меня в доме, – ты бы должен был предложить ему также и дом мой: – больной собрат по оружию имеет право на самую лучшую квартиру, Трим; и если бы он был с нами, – мы бы могли ухаживать и смотреть за ним. – Ты ведь большой мастер ходить за больными, Трим, – и, присоединив к твоим заботам еще заботы старухи и его сына, да мои, мы бы в два счета вернули ему силы и поставили его на ноги. —
– Через две-три недели, – прибавил дядя Тоби, улыбаясь, – он бы уже маршировал. – Никогда больше не будет он маршировать на этом свете, с позволения вашей милости, – сказал капрал. – Нет, будет, – сказал дядя Тоби, вставая с кровати, хотя одна нога его была уже разута. – С позволения вашей милости, – сказал капрал, – никогда больше не будет он маршировать, разве только в могилу. – Нет, будет, – воскликнул дядя Тоби и замаршировал обутой ногой, правда, ни на дюйм не подвинувшись вперед, – он замарширует к своему полку. – У него не хватит силы, – сказал капрал. – Его поддержат, – сказал дядя Тоби. – Все-таки в конце концов он свалится, – сказал капрал, – а что тогда будет с его сыном? – Он не свалится, – сказал дядя Тоби с непоколебимой уверенностью. – Эх, что бы мы для него ни делали, – сказал Трим, отстаивая свои позиции, – бедняга все-таки умрет. – Он не умрет, черт побери, – воскликнул дядя Тоби.
Дух-обвинитель, полетевший с этим ругательством в небесную канцелярию, покраснел, его отдавая, – а ангел-регистратор, записав его, уронил на него слезу и смыл навсегда.
Глава IX
Дядя Тоби подошел к своему бюро – положил в карман штанов кошелек и, приказав капралу сходить рано утром за доктором, – лег в постель и заснул.
Глава X
На другое утро солнце ясно светило в глаза всех жителей деревни, кроме Лефевра и его опечаленного сына; рука смерти тяжело придавила его веки – и колесо над колодезем уже едва вращалось около круга своего [302] – когда дядя Тоби, вставший на час раньше, чем обыкновенно, вошел в комнату лейтенанта и, без всякого предисловия или извинения, сел на стул возле его кровати; не считаясь ни с какими правилами и обычаями, он открыл полог, как это сделал бы старый друг и собрат по оружию, и спросил больного, как он себя чувствует, – как почивал ночью, – на что может пожаловаться, – где у него болит – я что можно сделать, чтобы ему помочь; – после чего, не дав лейтенанту времени ответить ни на один из заданных вопросов, изложил свой маленький план по отношению к нему, составленный накануне вечером в сотрудничестве с капралом. —
– Вы прямо отсюда пойдете ко мне, Лефевр, – сказал дядя Тоби, – в мой дом, – и мы пошлем за доктором, чтобы он вас осмотрел, – мы пригласим также аптекаря, – и капрал будет ходить за вами, – а я буду вашим слугой, Лефевр.
В дяде Тоби была прямота, – не результат вольного обращения, а его причина, – которая позволяла вам сразу проникнуть в его душу и показывала вам его природную доброту; с этим соединялось в лице его, в голосе и в манерах что-то такое, что неизменно манило несчастных подойти к нему и искать у него защиты; вот почему, не кончил еще дядя Тоби и половины своих любезных предложений отцу, а сын уже незаметно прижался к его коленям, схватил за отвороты кафтана и тянул его к себе. – Кровь и жизненные духи Лефевра, начинавшие в нем холодеть и замедляться и отступавшие к последнему своему оплоту, сердцу, – оправились и двинулись назад, с меркнувших глаз его на мгновение спала пелена, – с мольбой посмотрел он дяде Тоби в лицо, – потом бросил взгляд на сына, и эта связующая нить, хоть и тонкая, – никогда с тех пор не обрывалась.
Но силы жизни быстро отхлынули – глаза Лефевра снова заволоклись пеленой – пульс сделался неровным – прекратился – пошел – забился – опять прекратился – тронулся – стал. – Надо ли еще продолжать? – Нет.
Глава XI
Я так рвусь вернуться к моей собственной истории, что остаток истории Лефевра, начиная от этой перемены в его судьбе и до той минуты, как дядя Тоби предложил его мне в наставники, будет в немногих словах досказан в следующей главе. – Все, что необходимо добавить к настоящей, сводится к тому, что дядя Тоби вместе с молодым Лефевром, которого он держал за руку, проводил бедного лейтенанта, во главе погребальной процессии, на кладбище – что комендант Дендермонда воздал его останкам все воинские почести – и что Йорик, дабы не отставать, – воздал ему высшую почесть церковную – похоронив его у алтаря. – Кажется даже, он произнес над ним надгробную проповедь. – Говорю; кажется, – потому что Йорик имел привычку, как, впрочем, и большинство людей его профессии, отмечать на первой странице каждой сочиненной им проповеди, когда, где и по какому поводу она была произнесена; к этому он обыкновенно прибавлял какое-нибудь коротенькое критическое замечание относительно самой проповеди, редко, впрочем, особенно для нее лестное, – например: – Эта проповедь о Моисеевых законах – мне совсем не нравится. – Хоть я вложил в нее, нельзя не признаться, кучу ученого хлама, – но все это очень избито и сколочено самым убогим образом. – Работа крайне легковесная; что было у меня в голове, когда я ее сочинял?
