Приключения в Красном море. Книга 2 (Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс) - Монфрейд Анри де (книги .txt) 📗
На мой взгляд, в евреях скрыт некий мистицизм, столь же древний, как они сами. Если, по ошибке природы, их коммерческая жилка и деловая хватка ослаблены и не находят себе обычного применения, то они проявляют свою мистическую сущность и заключенные в них тайные силы творят чудеса. Кажется, что еврейское смирение и униженность не что иное, как коллективное самоотречение и гениальная сосредоточенность народа, дающего миру исключительных людей: пророков, предтеч, великих революционеров.
XXXVI
Как рождаются легенды
Жак провожает меня на вокзал. Мы вспоминаем Массауа и происходившие там события: таинственное кораблекрушение, во время которого исчез Занни, странную смерть старого араба и его чудом уцелевшие ценности…
— Ах! год на год не приходится, — вздыхает он с сожалением, — только что я два месяца бил баклуши в Массауа вместо того, чтобы отправиться на острова Дахлак, что я делал каждый год. Невозможно было получить разрешение. А тем временем арабские маклеры свободно разгуливали повсюду.
— Но почему ты не получил разрешение, — спрашиваю я, — если каждый год это не составляло для тебя труда? К тому же губернатор очень предупредителен к иностранцам.
— Его вины тут нет, он был даже расстроен тем, что вынужден мне отказать, но военные установили новый порядок. Кажется, турецкие войска предприняли попытку вторжения из Эритреи в Такалай, на побережье к северу от Массауа. Колония приготовилась к войне, два крейсера прибыли из Италии, в Такалай был направлен полк с артиллерией, чтобы укрепить это уязвимое место…
— Ты говоришь, в Такалай?.. А когда именно была предпринята эта попытка?
— Немногим больше месяца назад. Только благодаря мужеству местного гарнизона план захвата провалился. Капрал чуть было не взял в плен переодетого турецкого офицера, возможно, это был сам Саид Паша. Нашли обувь на веревочной подошве, в которой разведчики признали сходство с той, что обычно носит генерал, когда он не в военной форме. Даже размер совпадает. Если бы захват удался, Массауа была бы окружена и отрезана от всех коммуникаций…
— Подожди, Жак, остановись, прошу тебя, — прерываю я его со смехом. — Саид Паша стоит перед тобой, загадочная обувь — это одна из моих холщовых туфель, а роль турецкой эскадры играл мой парусник.
Жак смотрит на меня круглыми от изумления глазами, видимо решив, что я сошел с ума. Следует рассказать ему об этом деле со всеми подробностями, чтобы он смог отличить реальность от вымысла, порожденного буйной фантазией итальянцев. И я излагаю ему факты, уже известные читателю.
— Кроме того, — завершаю я свой рассказ, — я отправил из Кусейра письмо губернатору Асмэры с жалобой на того солдата, который называл себя аскером, хотя не был одет в форму — именно поэтому я отказался подчиниться его нахальным приказам. Странно, что после этого страсти не улеглись.
— Видимо, твое письмо пришло уже после моего отъезда, и я ничего о нем не знаю. Но ты напрасно писал, дело приняло серьезный оборот, о нем трубили все газеты. Думаю, тебе не следует больше появляться в Массауа, где ты поднял такой переполох. По-моему, итальянцы скорее простят того, кто действительно пытался завладеть силой их территорией, чем человека, заставившего их сражаться с ветряными мельницами.
— Напротив, я собираюсь туда вернуться. Моя совесть чиста, и если итальянцы опростоволосились, я здесь ни при чем. К тому же это всего лишь твои догадки, а мне кажется, что ты смотришь на вещи слишком пессимистично и не совсем справедлив к властям Массауа, всегда оказывавшим иностранцам прекрасный прием. Нет, я не вижу никакого резона прятаться, особенно после того, как мое письмо все прояснило.
— Ты — сумасшедший, самый настоящий сумасшедший! Ты поплатишься за свою проделку. Тебя могут даже расстрелять, чтобы навсегда отбить охоту к шуткам, выставляющим армию на посмешище.
— Да нет, Жак, успокойся, если бы такое произошло, это покрыло бы армию несмываемым позором. Скорее всего меня попросят молчать, ибо я уверен, что мое письмо хранится в тайне.
Разволновавшись, Жак прощается со мной со слезами на глазах. Видимо, ему кажется, что он видит меня в последний раз.
XXXVII
Трус берет реванш
Поезд прибывает в Каир в полночь. Горгиса на платформе не видно, но это не страшно, ведь у меня есть его адрес. Я направляюсь к выходу, но внезапно какой-то молодой человек хлопает меня по плечу с бесцеремонностью стража порядка. Мы пристально смотрим друг на друга, и, угадав мою мысль, он говорит с улыбкой:
— Я вас тут встречаю с семи часов, мы ждали вас к ужину.
Успокоенный его словами, я все же соблюдаю осторожность и, чтобы показать этому юнцу, что я не лыком шитспрашиваю:
— Но кто вы, сударь, я не имею чести вас знать.
— Меня послал Горгис, — отвечает он, улыбаясь, — онне смог прийти и поручил мне проводить вас в гостиницу. Ставро там еще с полудня. Он получил известия от Омара все обошлось, но лучше не идти прямо к Горгису. Поэтому я пришел вас встретить.
Эти слова, точно передающие суть нашего дела, окончательно развеивают мои сомнения. Юноша любезно берет мой чемодан и добавляет, что узнал меня, так как я заходил в магазин похоронных принадлежностей, где он служит.
Ему двадцать пять — двадцать восемь лет, и его скромная одежда подобрана таким образом, чтобы он как можно меньше бросался в глаза. Этот наряд и навел меня на мысль, что его хозяин — полицейский, ибо подобные люди, неприметные в толпе, поодиночке выглядят несколько странно, и наметанный глаз немедленно причисляет их к отряду «мусоров», как называют полицейских на воровском жаргоне. Его лицо — одно из тех незапоминающихся лиц, чтопозволяют слиться с толпой. Он говорит на всех европейских и восточных языках и знает всех тайных агентов Каира, Порт-Саида и Александрии. Он указывает мне на некоторых из них по дороге.
Та же коляска с бессловесным кучером поджидает нас в привокзальном дворе. Мы едем в гостиницу, где я уже останавливался. Хозяин встречает меня с понимающим видом. Ставро тоже здесь, но он спит, из-за его двери слышится могучий храп.
На следующее утро молодой человек, встречавший меня на вокзале, будит меня и ведет нас в лавку похоронных принадлежностей. Я снова вижу Горгиса, сидящего за своим письменным столом с озабоченным видом. Он осунулся, побледнел, словно провел бессонную ночь.
— Значит, — спрашиваю я, — все прошло благополучно?
— Dio grande! [40] — отвечает он по-итальянски. — Надеюсь, но я уже час жду Омара, он должен подтвердить эту новость… Он давно должен был вернуться. Вчера вечером, в десять часов, он заходил ко мне и поделился опасениями по поводу передвижений полиции, о которых сообщил Михаэль.
Михаэль — тот самый, кого я вчера принял за полицейского. Тактично удалившись, он принялся стирать масляные пятна с витрины магазина. Слуга в длинном египетском халате без рукавов ставит чашки с турецким кофе на роскошный гроб, выставленный у входа.
Я еще не совсем освоился со здешней обстановкой.
— Нет, нет, — кричит ему Горгис, — не сюда!.. Останутся пятна. Возьми столик в том углу и поставь его здесь.
В то время как слуга исполняет приказ, Горгис подходит к одному из роскошных гробов, небрежно открывает его и достает оттуда блюдо, уставленное икрой, ракушками со свежим маслом, гренками и лимонами. При виде этих яств великолепный ангорский кот, лежавший в витрине, встает, потягивается, спрыгивает на землю и, мяукая, принимается ласкаться к хозяину.
— Ах ты, разбойник, вот чего ты ждал, — говорит Горгис, поглаживая кота. — Хочешь позавтракать со мной, как вчера? Капитан, — обращается он ко мне, — давайте позавтракаем. Я поджидал вас, чтобы отведать икру, доставленную вчера с Азовского моря. Каждый месяц капитан одного русского парохода привозит мне свежую икру.
Я никогда не заставляю себя упрашивать, если речь идет о таких деликатесах. Горгис накладывает мне икру, как овсяную кашу, и предлагает есть без хлеба ложкой. До чего же прогадывают скупые, которые намазывают икру на тонкие ломтики хлеба! Он же, Горгис, съедает целый фунт за один присест, только так можно почувствовать вкус… И ощутить себя богачом. Он улыбается, довольный моим изумлением при виде этого гастрономического изобилия. Но тут же вся его веселость проходит: в комнату входит Ставро, занимавшийся сбором сведений. У него мрачный вид, и на предложение присоединиться к нашей трапезе он отвечает замогильным голосом:
