Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой. Маленькая принцесса. Приключения Сары Кру - Бернетт Фрэнсис Ходгсон
Бывали, однако, дни, когда ее детское сердечко не вынесло бы такой жизни, если бы в числе окружающих не было Бекки, Эрменгарды и Лотти.
А особенно Бекки. В продолжение всей первой ночи, которую Сара провела на чердаке, она не раз вспоминала, что по ту сторону стены, за которой грызлись и дрались мыши, лежит другая, любящая ее девочка, и у нее становилось легче на душе. А в следующие ночи это чувство еще усилилось.
Саре редко приходилось разговаривать с Бекки днем. У каждой из них было много дел, и им не позволили бы терять даром время.
— Не сердитесь на меня, мисс, — шепнула в первый день Бекки, — если я покажусь вам невежливой, то есть не буду говорить «пожалуйста», «извините», «благодарю вас». Нам обеим досталось бы за это.
Каждое утро, прежде чем идти вниз и топить кухонную печь, Бекки приходила в комнату Сары, чтобы застегнуть ей платье и оказать другие маленькие услуги. А когда наступал вечер, в дверь Сары слышался легкий стук, и она знала, что пришла ее маленькая горничная, чтобы сделать для нее все нужное.
В первое время после смерти отца Сара чувствовала себя такой несчастной, что ей было не до разговоров. И Бекки заходила к ней только на минутку: она понимала сердцем, что Саре лучше оставаться одной со своим горем.
Второе место после Бекки принадлежало Эрменгарде. Она, однако, заняла его не сразу.
Когда Сара немного опомнилась от своей потери и стала сознавать окружающее, она вспомнила об Эрменгарде, о существовании которой совсем было забыла. Они были дружны, но Саре всегда казалось, что сама она на несколько лет старше своей подруги. Эрменгарда была добрая, любящая, но очень недалекая девочка. Она сильно привязалась к Саре, смотрела на нее как на высшее существо и искала у нее покровительства и защиты. Она приходила к Саре со своими уроками, чтобы та объяснила ей все непонятное, ловила каждое ее слово и осаждала ее просьбами рассказать какую-нибудь интересную историю или сказку. Но сама она не могла сказать ничего интересного и ненавидела все без исключения книги.
Переживая свое первое тяжелое горе, Сара забыла о ней. Это было тем легче, что Эрменгарда неожиданно уехала домой и пробыла там несколько недель. Вернувшись, она два дня не встречалась с Сарой. В первый раз они встретились в коридоре, когда Сара несла данное ей для починки белье. Сара уже выучилась чинить и штопать. Она была бледна и казалась совсем не похожей на себя в своем коротком старом платье. И отчего у нее стали такие длинные, худые ноги?
Эрменгарда совсем растерялась от такого превращения и не знала, что сказать. Ей было, конечно, известно о смерти капитана Кру, но она никак не ожидала, что Сара может так измениться, что она будет такой странной, обтрепанной и похожей на служанку. Сердце ее сжалось от сострадания, но она не сумела высказать его и, как-то неестественно засмеявшись, задала совершенно ненужный, не имеющий смысла вопрос:
— О, Сара! Это — ты?
— Да, — ответила Сара и слегка покраснела от промелькнувшей у нее мысли. «Она такая же, как и все другие, — подумала она. — Ей не хочется говорить со мной. Она знает, что со мной не говорит никто».
Придерживая подбородком ворох белья, чтобы оно не упало, Сара пристально взглянула на Эрменгарду. Под ее взглядом та еще больше растерялась. Ей казалось, что Сара стала какой-то другой девочкой, незнакомой ей. Должно быть, такая перемена произошла в ней оттого, что она теперь бедная и принуждена чинить белье и работать, как Бекки.
— Как твое здоровье? — нерешительно спросила она.
— Не знаю, — ответила Сара. — А твое?
— Я… Я здорова, — растерянно сказала Эрменгарда и прибавила, решившись перейти на другой, более искренний и дружеский тон: — Ты очень несчастна?
Саре было тяжело в эту минуту, и она не поняла ее доброго побуждения. Если Эрменгарда до такой степени глупа, то пусть лучше оставит ее в покое.
— А как ты полагаешь? — спросила она. — Ты, должно быть, думаешь, что я очень счастлива?
И, не прибавив больше ни слова, Сара ушла.
Впоследствии она поняла, что напрасно обидела бедную недалекую Эрменгарду.
Та была неловка всегда, а когда что-нибудь сильно трогало или волновало ее, неловкость ее еще увеличивалась.
Но внезапно промелькнувшее у Сары подозрение сделало ее особенно чувствительной к оскорблениям.
В продолжение нескольких недель между бывшими подругами как будто встала стена. Когда они случайно встречались, Сара отворачивалась, а Эрменгарда от волнения и замешательства была не в силах произнести ни слова. Иногда, встречаясь, они кивали друг другу, но случалось, что они расходились, даже не поздоровавшись.
«Если она не желает говорить со мной, — думала Сара, — то я буду держаться подальше от нее. С помощью мисс Минчин это сделать нетрудно».
С помощью мисс Минчин это оказалось настолько легко, что они даже редко видели друг друга. Приехав из дому, Эрменгарда, как заметили все, стала еще бестолковее обыкновенного и была очень грустна. В свободное от уроков время она чаще всего садилась на подоконник и, прижавшись в уголок, молча смотрела в окно. Раз Джесси, проходившая мимо, остановилась и с удивлением посмотрела на нее.
— О чем ты плачешь, Эрменгарда? — спросила она.
— Я не… плачу, — дрожащим голосом ответила Эрменгарда.
— Нет, плачешь, — настаивала Джесси. — Слеза только что скатилась у тебя по носу до самого кончика и упала. А вот катится и другая.
— Ну и пусть, — сказала Эрменгарда. — Мне тяжело, и я не хочу, чтобы ко мне приставали.
Она повернулась к Джесси своей толстой спиной и, уже не скрываясь, вынула платок и стала вытирать глаза.
В этот вечер Сара пришла к себе на чердак позднее обыкновенного. У нее было много работы, а потом, уже спустя некоторое время, после того как воспитанницы улеглись спать, она отправилась со своими учебными книгами в класс и довольно долго занималась там.
Взойдя на лестницу, Сара с удивлением увидала, что из-под двери ее комнаты виднеется полоска света.
«Никто никогда не приходит ко мне, — подумала она, — а между тем кто-то зажег свечу».
Да, кто-то действительно зажег свечу, и она горела не в кухонном подсвечнике Сары, а в одном из таких, какие стояли в спальнях учениц. Этот кто-то был в ночном костюме и сидел на старой, расшатанной табуретке, завернувшись в большой красный платок. Это была Эрменгарда.
— Эрменгарда! — воскликнула Сара, удивившись, но еще более испугавшись. — С тобою что-нибудь случилось?
Эрменгарда встала со скамейки. Она была в ночных туфлях, которые сваливались у нее с ног. Глаза и нос ее покраснели от слез.
— Со мной что-нибудь случится… если узнают, что я здесь, — ответила она. — Но я не боюсь — ни крошечки не боюсь. О, Сара, скажи мне… почему ты не любишь меня больше?
От этих простых дружеских слов знакомый клубок поднялся в горле Сары.
Это было так похоже на прежнюю Эрменгарду, когда-то просившую Сару подружиться с ней. Ее слова, ее голос доказывали, что она совсем не такая, какой казалась Саре в последнее время.
— Я люблю тебя, — сказала Сара. — Я думала… все теперь так переменилось. Я думала… что переменилась и ты.
Эрменгарда широко открыла свои мокрые глаза.
— Не я, а ты стала совсем другая! — воскликнула она. — Ты не хотела говорить со мной. Я не знала, что делать. Ты переменилась с тех пор, как я вернулась из дому.
Сара на минуту задумалась. Она поняла свою ошибку.
— Я в самом деле переменилась, — сказала она, — но не так, как ты думаешь. Мисс Минчин не желает, чтобы я разговаривала с воспитанницами. Они и сами по большей части не хотят говорить со мной. Я думала, что, может быть, не хочешь и ты. А потому я и старалась держаться в стороне.
— О, Сара! — жалобно и с упреком воскликнула Эрменгарда.
А потом подруги нежно обнялись, и черная головка Сары лежала несколько минут на плече Эрменгарды, под ее красным платком. Сара чувствовала себя страшно одинокой, когда думала, что и Эрменгарда отвернулась от нее.
