Рассечение Стоуна - Соколов Сергей И. (мир книг .txt) 📗
Я здесь трудилась не покладая рук, Мэрион. Магазин «Квик-Март», часто две смены подряд. Потом пять ночей на парковке. Копила и копила. Я была первой эфиопской таксисткой в Бостоне. Изучила город. Находила эфиопам работу. Складской рабочий, парковщик, таксист, продавщица в магазине сувениров. Ссужала эфиопам деньги под проценты. Тайиту работала на меня еще в баре, и, когда она появилась, я сняла этот дом. Она готовила. Дом я в конце концов купила. Теперь забот полон рот: смолоть теф, сделать инжеру, ощипать кур, приготовить вот, помыть, прибраться. Работы на троих-четверых. Эфиопы валят ко мне будто новорожденные ягнята, все имущество в узелке, в руках рентгеновский снимок. Я стараюсь им помочь.
– Ты поистине Царица Савская.
Она шаловливо улыбнулась и перешла на английский. Никогда не слышал, чтобы она говорила по-английски.
– Мэрион, ты знаешь, чем я была вынуждена заниматься в Аддис-Абебе, чтобы накормить ребенка. А в Судане я скатилась еще ниже – там я была просто бария. – Она употребила жаргонное слово, означающее «раб». – В Америке, как говорят, можешь стать кем только захочешь. Я верю в это. Трудилась я в поте лица. Так что когда меня называют «Царица Савская», я думаю про себя: «Да уж, из рабынь в царицы».
Я рассказал Циге, что в день своего бегства из Аддис-Абебы видел, как она вылезала из своего «фиата».
– А что получилось сегодня? Открывается дверь машины, и появляются твои стройные ноги. Лица я еще не вижу. И картинка на память из Аддис-Абебы точно такая же: авто и твои красивые ноги. Я хотел тогда попрощаться с тобой. И не мог.
Она засмеялась и невольно одернула юбку.
– Знаю, ты исчез сразу вслед за Генет. Думали, ты участвовал в захвате самолета.
– Неужели люди считали меня эритрейским партизаном? Она пожала плечами:
– Я – нет. Но когда мы виделись с Тенет, она не сказала ни «да» ни «нет».
Я пришел в недоумение:
– Как ты могла увидеться с Генет? Мы с ней исчезли в один день. Из-за этого мне пришлось бежать… Вы встретились в Хартуме?
– Нет, Мэрион, здесь.
– Как, в Америке?
– Здесь. В этом самом доме… Господи. Так ты ничего не знал?
У меня перехватило дыхание. Под ногами у меня разверзлась зловонная пропасть.
– Генет? Разве она не с партизанами в Эритрее?
– Нет, нет, нет. В Америку она попала в статусе беженки, как и все мы. Кто-то привел ее сюда. На руках у нее был ребенок. Сначала она меня будто бы не узнала. Пришлось ей напомнить. – Лицо у Циге застыло. – Знаешь, Мэрион, здесь мы все равны. Неважно, кто ты – эритреец, оромо, амхара. Был ты в Аддис-Абебе важная шишка или бария, начинать приходится с нуля. Те, кто многого добился здесь, там был никем. Но Генет вбила себе в голову, что она – особенная, не такая, как все мы…
– Когда это случилось?
– Два, не то три года тому назад. Она сказала, что потеряла с тобой контакт и не знает, куда ты делся. Вела себя так, будто понятия не имеет, что ты бежал из Аддис-Абебы.
– Что? Она притворялась. Бежать-то мне помогли эритрейцы. А Генет была их звезда… легендарная героиня. Она должна была знать.
– Может, она не доверяла мне, Мэрион. Я ведь не знала ее так хорошо, как тебя, мы с ней за всю жизнь и двух слов не сказали. Люди меняются. Когда покидаешь родину, ты как вырванное с корнем растение. Некоторые грубеют и никогда уже не расцветут. Помню, она рассказывала, как ей на поле боя все вдруг стало противно. И борьба за свободу, наверное,^ тоже. Она родила мальчика. Какие-то женщины из Нью-Йорка дали ей работу и приняли на себя заботу о малыше. Так что от меня ей ничего не требовалось.
Все-таки хорошо, что я ничего об этом до сих пор не знал, представления не имел, что Генет в Нью-Йорке.
– Она и сейчас там?
– Нет. – Циге как будто колебалась, рассказывать ли дальше. – Была масса слухов. Я слышала, что… она встретила мужчину и они поженились. Между ними что-то произошло, и она его чуть не убила. Из-за чего, при каких обстоятельствах, понятия не имею. Знаю только, что она в тюрьме. Мальчика отдали приемным родителям. – Циге заметила, как я потрясен. – Извини. Думала, ты в курсе. Я могу разузнать, может, ее выпустили?
Я покачал головой:
– Нет! Ты не понимаешь. Даже видеть ее не хочу. Разве только чтобы плюнуть ей в лицо.
– Но она же тебе сестра…
– Нет! Не говори так! – выкрикнул я.
Стало тихо. Мне пришлось подождать пару минут, пока муть в голове не осядет.
– Циге, – я взял ее за руку, – извини. Позволь, я объясню. Понимаешь, Генет была мне не сестра. Она – любовь всей моей жизни.
– Ты был влюблен в свою сестру? – потрясенно спросила Циге.
– Она мне не сестра!
– Извини. Разумеется.
– Какое это имеет значение, Циге? Сестра она мне или нет, я любил ее. Своих чувств к ней мне не изменить. Мы собирались пожениться, когда закончим медицинский факультет…
– Что стряслось?
– Мой брат предал меня. Она предала меня. – Сделать это признание оказалось очень тяжело. – Они служили друг другу подушкой, – употребил я выражение из амхарского.
Тут я понял, что никогда никому этого не говорил, даже Хеме. Чуть было не сказал Томасу Стоуну в ресторане, да в последнюю минуту раздумал. Оказалось, это такое облегчение. Я ничего не пропустил – ни ложного обвинения в свой адрес, ни изуверства, сотворенного с Генет, ни смерти Розины.
Циге прижала руку ко рту, глаза ее были полны изумления и сочувствия. Отняв руку, она печально покачала головой.
– Твой брат хотел переспать со мной. – Она усмехнулась. – Да, да. Вы были тогда совсем юнцы, лет четырнадцать-пятнадцать. Молодые, да ранние. Шива, тот спросил меня напрямик: «Сколько стоит переспать с тобой?»
Циге рассмеялась, обратившись мыслями к далеким временам.
– И как? – выдавил я, в горле у меня было до того сухо, что тедж в желудке, казалось, вот-вот загорится. Она и не подозревала, как важен для меня ответ.
– Что «как»?
– Переспал он с тобой?
– Ну, ты очаровашка. Нет! – Она ущипнула меня за щеку. – Ты бы видел свое лицо! Нет и нет! (Я перевел дух.) Знаешь ведь: если бы на его месте был ты, все пошло бы по-другому. Если бы ты попросил… За мной должок, Мэрион. До сих пор.
Уверен, я покраснел. Перед глазами у меня мелькнула Генет и пропала.
– Какой еще должок, Циге. И прости, но я бы никогда ни о чем таком не попросил – это слишком личное.
– Мэрион, у тебя должна быть куча девушек. Хирург в Нью-Йорке! От медсестер отбою нет, а? Ты куда это? Зачем встал? В чем дело?
– Циге, уже поздно, мне пора…
Она с силой дернула меня за руку, так что я чуть было не свалился прямо на нее. Хорошо, она меня придержала. Запах ее тела и духов щекотал мне ноздри, я пожирал глазами ее шею, подбородок, грудь. В мечтах она была частой гостьей моей комнаты в Госпитале Богоматери, и мне в голову не могло прийти, что я дотронусь до нее в реальной жизни. Я, сертифицированный хирург общей практики, вдруг ощутил себя прыщавым подростком.
– Ты так покраснел! Тебе плохо? Благослови меня, Мария… Благословен будь Гавриил и святые… Ты до сих пор девственник, ведь так?
Я застенчиво кивнул и спросил:
– Почему ты плачешь?
Она только головой покачала, не отрывая от меня глаз. Слезы катились у нее по щекам. Наконец она погладила меня по лицу и чуть слышно сказала:
– Плачу, потому что это так прекрасно.
– Ничего подобного, Циге. Это глупо.
– С чего ты взял?
– Я берег себя для Генет. Вот ведь болван. Когда она с Шивой… я весь ушел в учебу. Хуже всего было то, что я ее по-прежнему любил. Шива не любил, а я любил. Когда она чуть не умерла, мне казалось, я в ответе. Веришь, нет? Спал с ней Шива, а в ответе я. Потом, когда она с друзьями угнала самолет, то опять меня предала. Ей было плевать, что будет со мной, с Хемой или с Шивой. В тот день, когда я бежал из Эфиопии, мне показалось, что я стряхнул с себя наваждение. Прибыв в Америку, я постарался ее забыть, надеялся, ее убили на этой дурацкой войне – ее войне. И вот, оказывается, она – здесь. Может, мне уехать, а, Циге? Куда-нибудь в Бразилию. Или в Индию. Не желаю находиться с этой женщиной на одном континенте.
