Абсент - Бейкер Фил (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗

Наши отцы еще знали времена, когда абсент был изысканным напитком. На террасах кафе старые алжирские воины и бездельники-буржуа потребляли это сомнительное зелье, пахнущее так, словно им полощут рот. Плохой пример подали сверху, и мало-помалу абсент опростился.

Профессор Ашар знал точную причину: дело в том, что рабочие стали жить лучше, им больше платили, а рабочий день сократился до восьми часов. Тем самым у них появилось «больше времени и денег, которые они могли потратить на выпивку».

Намного вероятней, что сыграло роль изменение сравнительной стоимости абсента и вина. В свою лучшую пору абсент был довольно дорогим напитком, а позже его цена значительно упала, особенно когда появились более дешевые и плохие марки. Гибель виноградников от филлоксеры в 70-е годы и (снова) в 80-е годы XIX века повысила стоимость вина. Это повлияло и на стоимость виноградного спирта, а производители абсента, которые прежде его использовали, обратились к промышленному спирту, что сделало абсент еще дешевле. Стакан абсента, стоивший 15 сантимов, был в три раза дешевле хлеба, а бутылка вина в то время могла стоить и целый франк (100 сантимов). Самый дешевый абсент продавался в тех барах для рабочих, например вокруг Центрального рынка, где можно было выпить стакан у стойки всего за два су (10 сантимов). В барах самого низкого пошиба, например у Папаши Люнетта, не было ни столов, ни стульев, только цинковая стойка.

В иконографии абсента появился новый предмет — рабочая сумка с инструментами, праздно лежащая рядом со столиком. Картина Жюля Адлера «Мать» (1899) изображает жалкую женщину, с ребенком на руках, которая спешно проходит мимо двух мужчин, пьющих в кафе. По-видимому, она отвлекает ребенка, словно кто-то из отупевших от пьянства мужчин — его отец. Один из них явно доказывает что-то другому, подняв руку с неестественной и неуклюжей выразительностью пьяницы. Под столом лежит открытая сумка с инструментами. На окне написано: «Стакан абсента — 15 сантимов». На немного более поздней карикатуре в журнале «Le Rire» [48] изображена такая же сумка, похожая на сумку для крокета и на кожаный ранец, который еще можно увидеть у железнодорожных рабочих. На этот раз растрепанный субъект, сгорбившийся на стуле, ломает голову над одной из тайн жизни: «Абсент убивает, но помогает жить».

Убивает, но помогает жить. Эта отчетливо двойственная риторика развивается вокруг наркотиков, вызывающих зависимость, означая, что они дают человеку все, но приводят его к гибели. Пытаясь объяснить притягательность хирургии, один врач сказал братьям Гонкур: «Наступает момент, когда ничто больше не имеет значения, кроме операции, которую вы делаете, и науки, которую вы применяете на практике. Как это прекрасно! Мне иногда кажется, что я бы умер, если бы перестал оперировать. Это мой абсент». Что же касается обратной стороны зависимости, в романе «Нана» есть мрачное предупреждение, воплощенное в Королеве Помарэ, престарелой куртизанке. Атласка рассказывает подруге ее историю:

Да, когда-то она была роскошной женщиной, весь Париж восхищался ее красотой. А какая ловкая и наглая! Она водила мужчин за нос, вельможи рыдали у ее порога! Теперь она пьет запоем, и женщины из ее квартала шутки ради подносят ей абсент, а уличные мальчишки швыряют в нее камни. Словом, она действительно пала, королева шмякнулась в грязь. Нана слушала, холодея.

Одним из первых «делом абсента» всерьез занялся Анри Балеста. Его книга I860 года «Absinthe et Absintheurs» [49], по большей части — сенсационная, состоит из случаев, источниками которых вполне могли быть гравюры и трактаты о воздержании. Чтобы утешить шестилетнюю дочь, горюющую по умершей матери, отец дает ей хлебнуть абсента и невольно прививает ей «зависимость». После ее смерти он кончает с собой. Еще один любитель абсента разоряет семью и в конце концов встречает проститутку, которая оказывается его дочерью.

Балеста замечает, что «абсентомания» — порок, «свойственный не одним лишь богатым бездельникам» (это замечание через несколько лет станет излишним), «человек из народа, рабочий, не избежал его губительного воздействия». Заметил он и то, что злоупотребление абсентом среди рабочих губит их жен и детей, целые семьи, тогда как порок среднего класса и богемы обычно не затрагивал домочадцев.

Был ли абсент хуже других напитков? Позже мы обратимся к фармакологии абсента и подумаем о том, почему Ван Гог пил скипидар, но споры по этому поводу продолжаются и поныне. Абсент повсеместно считали ядом, связывая с гибелью вообще и сумасшествием — в частности. Во французском «Медицинском словаре» 1865 года под редакцией Литтре и Робена пристрастие к абсенту определялось как вид алкоголизма, но подчеркивалось, что разрушительное его воздействие вызвано не только алкоголем.

Доктор Огюст Моте исследовал любителей абсента в парижском сумасшедшем доме и в 1859 году опубликовал результаты своих исследований под заголовком «Considerations generales sur l’alcoolisme et plus particulierement des effets toxiques produits sur l’homme par la liqueur absinthe» [50]. Он пришел к выводу, что абсент хуже других алкогольных напитков, так как вызывает галлюцинации и бредовые состояния. Луи Марс, работавший в больнице Бисетр, давал экстракт абсента животным, что приводило, как и предполагалось, к ужасным результатам, а решающий прорыв в определении «абсентизма» как болезни, отличающейся от алкоголизма, сделал бывший студент Марса, Валентен Маньян.

Сообщение о работе Маньяна, сначала довольно скептическое, было опубликовано в лондонском журнале «Ланцет» 6 марта 1869 года. Маньян дал экстракт полыни морской свинке, кошке и кролику, все они быстро перешли от возбуждения к конвульсиям эпилептического типа. «Нам не впервые приходится участвовать в дискуссиях на эту тему, — писал „Ланцет“, — сомневаясь в адекватности свидетельств, якобы доказывающих, что приверженность к абсенту, в том виде, в каком она встречается в парижском обществе, чем-либо отличается от хронического алкоголизма». Журнал снова написал о Маньяне 7 сентября 1872 года, на этот раз — не так скептично. Маньяну удалось выделить из абсента «продукт окисления», который оказался «необыкновенно токсичным»: он вызвал у крупной собаки сильнейшие эпилептические припадки, закончившиеся смертью и сопровождавшиеся «повышением температуры с 39 градусов до 42». В 1903 году доктор Лалу продемонстрировал, что вещество, в первую очередь ответственное за токсичность эфирного масла полыни, — туйон.

Примерно с 1880 года абсент стали все чаще называть «омнибусом в Шарантон», то есть в психиатрическую клинику. Он стал устойчиво ассоциироваться с безумием, а фраза «Absinthe rend fou» [51] стала популярной у проповедников трезвости. Приводили статистику, согласно которой у любителей абсента риск безумия как минимум в 246 раз выше, чем у людей, употреблявших другие виды алкоголя, и Анри Шмидт, лидер французской антиалкогольной кампании, называл абсент «безумием в бутылке».

К этому времени были собраны устрашающие данные, но любителей абсента они не отпугнули. Люди пили довольно много абсента и в 1874 году, во Франции его потребление равнялось 700 000 литрам в год, но к 1910 году оно выросло до тридцати шести миллионов литров. Абсент стал пороком пролетариата, ассоциировавшимся с эпилепсией, эпилептической наследственностью, туберкулезом, брошенными детьми и тратой денег, которые должны идти на пропитание семьи. В популярной песне тех лет рифмуются слова «misere» и «proletaire» [52], что говорит само за себя. Здесь абсент предстает в самом неприглядном виде, как один из видов «опиума для народа». Жак Брель в своей песне «Жан Жорес» об убитом лидере социалистов обращается к прошлому и спрашивает, ради чего жили наши деды «между абсентом и мессой». Призрак вырождения тоже не уходил из дискуссий того времени: