Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин (прочитать книгу txt) 📗
Когда я возвращаюсь домой, Кайфолома еще нет. Я снова раздеваюсь и рассматриваю свое тело в зеркало в полный рост. Перевязываю себе конечности и ищу, где у меня лучшие вены. Достойными внимания я признал вены на ногах, одну хорошенькую нашел на руке, в области локтя, и одну - на запястье. Их можно найти в одно мгновение. Опять бешусь от того, что меня оставили за бортом.
Доносится звук домофона, уже совсем поздно, около двух часов ночи, поэтому я открываю сразу, решив, что это - Кайфолом, который просто забыл ключи дома. Но это Кочерыжка с обедом на вынос. Он совсем никакой, рассказывает, что его уволили с работы, где он работал с тех пор, как закончил школу.
- Пива хочу до смерти, пойдем в «Гуччи» на последней танец, что скажешь?
Стыдно говорить, но я уже устал от «Гуччи». Плохой знак: «Гуч» и «Истер-род» - это единственные храмы духовного просвещения, которые остались в этом городе. Я отвечаю, что я под кайфом, кроме того, пока мы доберемся туда, клубы уже закроются.
Он видит жгуты у меня на столе, качает головой и тяжело вздыхает:
- Я многое пережил, парень, но однажды, на пляже Портобелле, я провел черту между собой и, типа, наркотиками.
- Я только курю, - сообщаю я. - Да не будет никакого привыкания. И это клево, друг, лучшие ощущения на земле. Ни о чем не беспокоишься, все настолько охуенно ...
- Я бы тоже не против попробовать.
С друзьями нельзя торговаться. Поэтому я беру героин и трубку с фольгой (а я уже достаточно хорошо натренировался с ними у Форрестера), и мы зажигаем. Иногда в легкие вместе с грязным дымом попадают крошечные частицы алюминия, а голова становится невероятно тяжелой, и мою душу охватывает эйфория, которая приходит, как солнечный свет. Кочерыжка своей кривой улыбкой и отупевшими глазами выглядит, совсем как мое отражение в зеркале, и в головах наших бьется одна только мысль: Пусть все идет на хуй. Садясь на диван, я говорю ему:
- Кочерыжка, это все - одно большое приключение, после которого я буду чист в Европе, а потом вернусь в универ.
- Приключение ... - вздыхает он, пытаясь преодолеть рвотные позывы, потом уступает им, и густая желтая рвота льется на пол и попадает прямиком в пакет с обедом.
Голландский вяз
Она опаздывала и знала, что так и ей не удасться произвести впечатление в первый день на новой работе. Зря она пошла вчера гулять, но после того, как она пришла к родителям в гости, Элисон хотела только одного - забыть весь этот ужас. Тот страшный момент, когда мама кашляла и липкая кровь оставалась на ее платке. То, как они замерли на месте, мама, папа и она, увидев темную красное пятно у матери на руке. Но самое ужасное в этом всем то, что у Сьюзан Лозински появилась маска вины на лице. Она просила прощения, порывисто сообщая своей старшей дочери и мужу страшную новость:
- Кажется, оно возвращается.
У Элисон оставался впереди целый свободный день после того, как утром она сходила в бассейн. Она заглянула и к родителям, жалея о том, что проводила с ними меньше времени, чем нужно, с тех пор, как переехала от них несколько лет назад. Ее младшеньких, Мхаири и Калума, не было дома, почему она была очень рада. Несмотря на напряженное бледное лицо, отец храбрился:
- Мы сделаем все анализы, и если это действительно он, только предположим, что это действительно оно, мы все равно прорвемся, Сьюзан. Мы переживем это все вместе!
У Элисон кружится голова, ей кажется, будто всему миру приходит конец.
Она остается еще ненадолго, отвечая в тон их подавленным голосам, которые чуть слышно будто с ней разговаривают из другой комнаты. Мать, которая сейчас выглядит такой слабой и больной, и отец, худой человек с усами, всегда такой щеголеватый; его обошел стороной кризис среднего возраста, кажется, что он заметно похудел исключительно из чувства солидарности с женой из-за этих ужасных новостей. Оно вернулось. Затем Элисон идет от них и возвращается в свою квартиру в Пилрозе. Она никак не может успокоиться, поэтому быстро убегает оттуда вечером. Встречается с двумя девушками, Лесли и Сильвией, которых не слишком хорошо знает. Они вместе посещают наркоманскую вечеринку в Мьюирхаусе, после которой она оказывается на Толкросс, у Джонни Свона на диване.
Джонни все время распускает руки, пытается соблазнить ее на эту ночь. Несмотря на то, что она одурманенная наркотиками и переживает душевное смятение, она приходит в себя и посылает его на хуй; она еще не настолько закумарена. Но потом он начинает так жалобно просить о сексе, что Элисон уже кажется, что она оскорбляет его до глубины души своим отказом.
Она уже готова уступить, лишь бы он закрыл рот, и вдруг понимает, насколько ужасным будет этот процесс на каждом этапе. В конце концов, он успокаивается и оставляет ее в комнате, а сам идет в спальню.
Она покидает этот притон на рассвете, возвращается к себе домой, принимает душ, а затем направляется к месту своей новой работы - в зал заседаний городского совета.
В течение продолжительной болезни матери Элисон научилась отвлекаться. Хорошим способом переключиться на другое стал кружок поэтов Эдинбурга. Особую привлекательность этом кружке добавляло полное отсутствие мужчин. Она посещала собрания вместе с подругой, Келли, пока ее последний бойфренд Дес не почувствовал угрозу и не заставил ее прекратить посещать эти мероприятия с подругой, сделав из нее посмешище. Сейчас ей очень не хватало Келли, такой счастливой и светлой души, чьего хрупкого экзоскелета не хватило для того, чтобы помешать Десу разрушить их дружбу. Она вообще всегда убегала от проблем, всегда следила за каждым неуместным словом, которое позволяла себе сказать. Впрочем, таким был ее выбор, и Элисон продолжала посещать кружок сама.
Компания тамошних девушек не производила на нее какого-то невероятного впечатления. Большинство из них имели вполне очевидную сексуальную ориентацию, и только несколько искренне ненавидели мужчин через собственный плохой опыт. Но Элисон видела, что не все они усвоили урок, а потому были обречены найти себе новую пару, очередного женоненавистника и пьяницу, который поднимет свои яйца с барного стула только для того, чтобы пойти с последней шлюхой. У каждой из тех девушек был свой собственный Дес; действительно, очень жаль, что Келли встретила его.
Однако некоторые группы Элисон вообще не нравились: те, которые искренне считали себя настоящими поэтессами.
Однако большинство женщин ей все же нравились. Это был своеобразный эксперимент в ее жизни. Она мало знала структуре стихов и хокку, а также после того, как провела ночь с девушкой по имени Нора, не смогла присоединиться к рядам лесбиянок. Когда Нора работала языком внизу ее живота, было довольно приятно, но потом Элисон могла думать только об одном: когда же будет член. Впрочем, было очевидно, что этого она не дождется, поэтому она возбудилась, все ее тело охватило напряжение, она понимала, что просто зря тратит свое время. По крайней мере, Нора не была эгоисткой, потому что сразу поняла, что происходит, подняла голову и спросила: «Это не для тебя, да?» Элисон должна была признать, что так и есть. Она неловко чувствовала себя из-за того, что не может сделать ничего приятного в ответ. От Норы пахло тяжелым ароматом мускуса, который напоминал девушке о менструации.
Нора ни на чем не настаивала, но в следующее воскресенье сообщила Элисон, что «нашла выход». Отказаться при этих условиях было как-то неудобно, и Нора принесла дилдо и страпон. Он был просто огромный, и когда она начала пристегивать его к себе, Элисон не удержалась и рассмеялась. Затем она уговорила себя попробовать дилдо в деле, поскольку, по словам Норы, так никогда не оценишь его эффекта. Они попытались, и Элисон смогла честно признать, что в ней нет ничего от древней Сафо.
Только Элисон попала в дубовые стены зала заседаний, подавленная жарой на улице, у нее на теле проступили мурашки от одного вида всех этих занятых, решительных людей, и вдруг она почувствовала отвратительный запах, который доносился от ее подмышки, несмотря на утренний душ и шариковый дезодорант. Бля. Наркотики и дешевый алкоголь. Вымываешь его вымываешь, а запах всегда возвращается.
