Срединный пилотаж - Ширянов Баян (книги TXT) 📗
Чешутся зубы.
Один Семарь-Здрахарь был тупым. Когда к нему подваливали гопники и спрашивали его:
– Чо, зубы чешутся?
Семарь-Здрахарь честно отвечал:
– Нет!
И начинал пиздить гопников, как петлюровцы жидов, по ебалам. И гопники с позором съебывали.
А потом Семарь-Здрахарь сел на мульку. Ширялся он ей ширялся. И однажды втрескался он, и у него в натуре зачесались зубы. Изнутри. А потом и вовсе, на хуй, выпали.
Памятник Наркомании.
Вчера Блим Кололей взял газету, развернул, чтобы высадить на нее мокрый порох и, вместо этого стал читать… Заметка называлась
«Паломничество наркоманов
Не прошло и недели, как рядом с посольством Великобритании был открыт монумент Михаила Шемякина, как он внезапно и для создателя, и для властей Москвы стал местом паломничества наркоманов. Среди пятнадцати фигур, олицетворяющих грехи, скульптор изобразил и наркоманию. Именно эта фигура стала объектом самого настоящего культового поклонения. Начало которому положил, по непроверенным сведениям, скандально известный писатель Баян Ширянов, который при скоплении заранее приглашенной прессы и наркоманов возложил к подножию Наркомании трубку для курения конопли, шприц и свернутый в трубку муляж стодолларовой банкноты.
С тех пор ежедневно дворники вынуждены выметать из-под основания скульптуры кучи использованных шприцов и порожних ампул. Не помогает даже круглосуточная охрана.
Но сегодня ночью произошел поистине беспрецедентный случай. Неизвестные злоумышленники осквернили монумент оригинальным способом: На скульптуру Наркомании оказались приклеены сотни использованных шприцев!
До тех пор, пока скульптура не будет очищена полностью, доступ к композиции прекращен, а правоохранительные органы пытаются по анализу крови, оставшейся в приклеенных шприцах, определить их принадлежность.
Правительство же Москвы поставлено перед сложнейшей задачей: или перенести памятник в более спокойное и недоступное массовому паломничеству наркоманов место, как это ранее было сделано с нашумевшей скульптурой Церетели «Парад восставших мертвецов», или просить автора монумента удалить из композиции Наркоманию и заменить ее другим, менее привлекающим внимание грехом.»
– Ишь, ты, ебёныть! – воскликнул Блим Кололей. Он вырезал заметку мойкой, которой хотел соскребать порох и принялся думать, как он, и его единомышленники могут отличиться перед другими торчекозниками…
Варка винта (железного)
Седайко Стюмчек не был избалован вниманием прессы. Торчал себе потихоньку, и торчал себе на радость. И никто его не искал, и никому-то он был не нужен, кроме… Да, настолько мало было этих «кроме», что и перечислять их смысла не имеет никакого.
Но, с другой стороны, и найти-то его было весьма проблематично. Затерялся такой неприметный Седайко Стюмчек в недрах мегаполиса и лишь иногда появлялся в определенных местах, дабы прикупить в них некие ингредиенты, мудрено называемые в мусорских сводках перкурсорами.
И, надо же такому случиться, в один из походов Седайко Стюмчека приняли менты. Этого не должно было произойти. На той точке вообще никогда ничего не приключалось. Седайко Стюмчек знал, что точка абсолютно безопасная, барыга башлял мусорам достаточно, чтоб ни его, ни его посетителей не беспокоили…
Ситуация сама по себе не шибко приятственная, но, несмотря на то, что Седайко Стюмчека взяли, что называется, с поличным, полиса вели себя как-то странно. Нет, все было как обычно: Седайко Стюмчека профессионально обшмонали, нашли все, что взял Седайко Стюмчек у барыги. И, что удивительно, не нашли ничего лишнего…
Пока один мент выписывал данные паспорта Седайко Стюмчека, другой совал под нос задержанного наркомана пакетики со стендалем:
– Ты знаешь, что это такое?!
Седайко Стюмчек лишь пожимал плечами.
– Ты мне тут, паскуда, ваньку не валяй! Это срок! Понял, ты, мразь?!
Седайко Стюмчек, зажатый между водосточной трубой и стеной дома, был наркоманом ушлым. Он давно сообразил, что менты разыгрывают перед ним кукую-то клоунаду. Судя по всему, в отделение его волочь не собирались, да и обыск без понятых ни один суд не признает законным, а уж пантомима «плохой мусор – хороший мусор» вообще был классикой жанра раскрутки торчка-пионера на все что угодно.
Но, повторимся, Седайко Стюмчек пионером-то не был! Сквозь зиплоки с красным и черным он втихую осмотрел местность. Поблизости стояла раковая шейка ППСников. А в ней… А в ней виднелся ба-альшущий объектив ба-альшущей скрытой видеокамеры, направленный на Седайко Стюмчека!
– Снимают? – Полюбопытствовал Седайко Стюмчек, кивком указывая на обнаруженную видеозасаду.
Один мент прекратил делать вид, что пишет, другой опустил руки и уставился на машину, словно впервые ее увидел. Тут из тачки выскочила какая-то тетка и, размахивая шалью, с криком:
– Ну почему вы остановились? – Помчалась к Седайко Стюмчеку и легавым.
– Он камеру заметил. – Стал оправдываться злой мент.
– Ну, я же просила вас, чтобы все по-настоящему! – Возмущалась тетка.
– Так все как обычно и было… – Встрял добрый мент. – Задержание, личный досмотр, проверка документов…
– Вы хотите сказать, что ничего больше быть не должно?
Менты и Седайко Стюмчек посмотрели на тетку как на сумасшедшую.
– Дальше – в отделение. Обыск при понятых… – Стал расписывать добрый мент.
– Нам этого не надо! – Оборвала его сумасшедшая тетка и как-то не по хорошему посмотрела на Седайко Стюмчека. – Теперь нам нужен он. – И ее указующий перст впечатался в грудину наркомана.
– Конечно, забирайте. – Облегченно вздыхая, закивал злой мент так, что фуражка чуть не слетела с его стриженой головы. – Но, смотри! – Рыкнул он, обращаясь уже к Седайко Стюмчеку. – Что будет не так, если она – кивок на тетку – на тебя пожалуется… Ты пожалеешь, что на свет родился! Понял, гнида?!
– Да, понял, понял… – Сморщил нос Седайко Стюмчек и, получив вместе с паспортом прощальный, незаметный для сумасшедшей тетки тычок в ребра, пошел вслед за ней.
– Мы снимаем документальный фильм о наркоманах. Я – его режиссер. – Вещала тетка. – Мы снимаем их в естественной среде…
«Как львов в дикой природе…» – Подумал вслух Седайко Стюмчек.
«Скорее, как шакалов или гиен.» – Подумала вслух сумасшедшая режиссериха.
– … и они рассказывают на камеру историю своей жизни. Про то, как стали наркоманами, и как им в этой ипостаси живется. Понятно?
– Ага! – Кивнул Седайко Стюмчек. Ему нисколько не хотелось становиться звездой телеэкрана, но последнее обещание злого мента звучало впечатляюще и внушительно. – А сколько народа вы уже наснимали?
– Вообще-то ты первый. – Призналась тетка.
– И что, я просто так буду сидеть и рассказывать?
– Нет. Мой замысел серьезней. Ты во время рассказа будешь готовить свой наркотик и потом им колоться.
– Так мне ж не из чего… Я сейчас должен был на другую точку ехать. – Стал жаловаться Седайко Стюмчек. – За…
– Этим? – И сумасшедшая режиссериха запросто достала из стоящей в машине ППСников сумки несколько пузырей сала.
В голове Седайко Стюмчека вихрем стали носиться мысли противоположных направленностей: «Съебаться. Проглумить. Наебать. Кинуть. Спиздить.»
Но и тетка оказалась не столь наивной. Видя, как заблестели глаза у Седайко Стюмчека, она тут же убрала фуфыри обратно и твердо сказала:
– Один – для съемок. Два потом тебе – если мне понравится то, что ты расскажешь.
За три халявных банки Седайко Стюмчек мог… Мог Седайко Стюмчек… Да он и сам не знал, что он мог за такое сделать! Все! Или почти все. За исключением одного – подставиться…
– А вы мне квадратик на глаза сделаете? – Спросил он с надеждой.
– Мы всю твою голову спецэффектом закроем. Будут видны только цветные квадратики.
