Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин (прочитать книгу txt) 📗
Когда я добираюсь до нужного мне места, это дрянь сидит в своем обитом кресле. Его маленькая конторка вся завалена книгами и бумагами. Все стены были завешаны полками до самого потолка, рядом с ними стояло несколько лестниц, чтобы можно было достать пыльные старые книги с самого верха. Эта маленькая уютная комната была настоящим книгохранилищем. А еще у него была одна из этих крутых адресных книг «Ролодекс», куда он записывал все свои контакты; я делал вид, что ненавижу ее, но она казалась мне крутой, как яйца. Я завидовал этом мудаку из-за того, что у него был этот приют - место, где можно просто остаться одному, почитать, подумать.
Вдруг я понял, почему этот мудила всегда казался мне знакомым, - он напоминал мне о Фрэнке Бэгби, Мэтти Коннелле и Кочерыжке Мерфи. Эта мысль удивила меня до глубины души. Паркер и сам выглядел так же высокомерно с этими своими очками в золотой оправе на переносице, благодаря которым, когда он смотрит на тебя, становится похожим на полицейского на допросе, будто ты сделал что-то плохое. И вот я рассказываю ему суть своей проблемы, но он не раскаялся.
- Ты не заметил главного, Марк, - говорит он, - что, должен признать, несколько меня удивило.
- Что именно? - спрашиваю я, вдруг заметив одну книгу, странно похожего на по-настоящему старое издание «Джен Эйр», которое стояло на полке у самого окна.
- Прочти книгу еще раз, найди критические эссе о ней, а еще - биографию Скотта Фицджеральда, - предложил он, вставая, так как какой-то мудак постучал в дверь. - Извиняюсь...
Когда он повернулся спиной, чтобы узнать, кто пришел, я воспользовался замечательной возможностью, протянул руку, и «Джен Эйр» почти сама скользнула мне в руки. Он пригласил войти какого-то своего аспиранта и жестом попросил меня уйти. Я раздраженно бросил его контору, но сам чуть до потолка не прыгал, сократив его буржуазные запасы литературы. Уже в баре я рассказал Фионе, Джоанне, Бисти и еще паре товарищей о разговоре с профессором, опустив подробности моей виртуозной репрессалии через акт «перераспределения средств», как мы с Кайфоломом всегда называли кражу, потому что они могли бы понять меня неправильно.
- Хочет, чтобы я перечитал книгу, ебаный подонок, - жалуюсь я, делая глоток безжизненного пива.
- Сможешь уделить внимание этой книге в поезде в Европу, - говорит Фиона с прохладной улыбкой, глубоко, так что даже чуть сердце не останавливается, затягиваясь своей сигаретой «Мальборо»; Джоанна смеется, а я еще больше убеждаюсь, что они разводят нас об участии в путешествии.
Когда я возвращаюсь в Эдинбург, мне звонит Бисти и говорит, что девушки действительно едут, они уже даже приобрели билеты на «Интеррейл». И я ответил ему тогда, что поверю, только когда увижу собственными глазами.
Но ебать меня в уши еженедельно - когда наступил назначенный день, первой на станции Вейверл я увидел Джоанну, она сидела посреди огромного холла.
Девушка читала «Жизнь и время Михаэла К.» Джона Максвелла Кутзее, конечно, только потому, что он выиграл какую-то сраную награду, и люди полюбили эту книгу, несмотря на всю свою свободу мышления, потому что всегда требовали, чтобы кто-то диктовал им, что надо читать. Мы пошли к своему быстрому «Интерсити», не скрывая неловкой взаимной неприязни; мы оба понятия не имели, почему не отказались от возможности быть рядом целых четыре недели. Слава Богу, в поезде нас ждал Бисти, который уехал из Абердина, у него был с собой обед. Мы выпили пару баночек пива еще en route в Ньюкасл. Я все будто на иголках сидел, ожидая Фиону, и когда разглядел ее на платформе, когда она забиралась в поезд, сразу забыл о равнодушии. Джоанна вдруг закричала со своим удживским акцентом:
- Фиона-а-а, мы ту-у-ут!
Фиона выглядела такой роскошной, закусив кончик языка своими маленькими зубками, когда, сосредоточившись, забросила свою сумку на полку для багажа и шла к нам.
- Привет, - обратилась она именно ко мне. И уверен, что мое лицо покраснело и стало примерно одного цвета с моими ебаными волосами или повязкой футбольного клуба «Абердин» Бисти, которую он надевал на футбол; на ней еще была изображена символика финала Кубка обладателей кубков УЕФА 1983 года. Все, на что у меня тогда хватило сил, это поднять банку с пивом, будто объявляя тост, в то время как мои внутренности будто пропустили через мясорубку. На ней был черный кожаный пиджак с поднятым воротником, который она намеренно не застегивала, чтобы можно было увидеть футболку с изображением «Gang-Of-Four», когда она отбрасывала волосы на спину. Я никогда не хотел кого-то больше, чем ее, за всю свою жизнь.
Наш маршрут был таков: Лондон-Париж-Берлин-Стамбул.
А куда же еще ехать, как не в Париж? Посидеть там в уличном кафе Латинского квартала, выпить чего-то от «Перно», да еще и кубиков льда туда набросать ...
И вот мы здесь. Было довольно жарко, поэтому мы опрометчиво быстро захмелели. В воздухе носились сексуальные вибрации флирта. Бог знает как, но мы начали играть в дурацкую пьяную игру, когда нужно передавать кубики льда ртом ко рту своего соседа.
Казалось, что мы по-настоящему целуемся; Джоанна и Фиона, потом Фиона и Бисти, затем Джоанна и я, потом Бисти и Фиона, потом мы с Бисти (мы перебросили лед друг другу быстро, почти не раскрывая рта) под бурные аплодисменты девушек.
И тут я вдруг слышу музыку; мое сердце пускается в пляс, когда мы с Фионой глядим друг на друга, и в эту напряженную минуту мы как бы заключаем соглашение: я твой, а ты - моя, и только потом начинаем сближаться. Конечно, мы знали, благодаря крикам друзей, лед уже давно растаял, но происходило и нечто иное. Мы никак не могли остановиться, несмотря на шутливые, а затем нервные комментарии Бисти и протесты Джоанны. И последней мы все испортили. Она хотела встретить какого-то иностранца, насладиться его континентальным хуем, прежде чем вернуться к своей обычной жизни в универе. Позже Фиона рассказала мне, что Джоанна тоже ей призналась, что все пошло не так, как она хотела. Наши с Фионой чувства несколько огорчили Бисти и Джоанну. Они совсем не интересовались друг другом, но они завидовали нам, хотя мы и не делали ничего специально.
Как же мне это понравилось!
Было ясно, что когда мы вернемся в отель где-то около Гар-дю-Нор, Северного вокзала, то будем спать вместе. Мы жили в какой-то дыре, которая принадлежала алжирцам, но мне это казалось последним поводом для сомнений. Это было словно жить с телочкой вместе, но в Европе. И сейчас все происходило на самом деле. Я вырос с двумя братьями, поэтому присутствие девушки в комнате, такой домашней, было для меня совершенно новым ощущениям. Я любовался ей, когда она лежала на краю кровати, одетая в невероятно роскошный для этого места банный халат. Когда сидела на потертом и поношенном махровом постельном покрывале. Когда она ускользала из халата и проходила в ванную комнату, где мылась и брила себе ноги. Как она не просто чистила зубы, но еще и прочищала зубные промежутки крохотной нитью. Тем, как она сидела на столе перед зеркалом и наносила макияж или красила ногти с волосами, завернутым в полотенце.
Я даже принял во внимание совет Паркера и перечитал «Ночь нежна», представляя Марка Филиппа Рентона и Фиону Джиллиан Коньерз современными Диком и Николь Дайверами, богемной парой, путешествующей по Европе, наслаждаясь интересными приключениями и наблюдая за всем миром. Для меня это был серьезный шаг. Моя сексуальная жизнь раньше представляло собой ряд горьких, скрытых и исключительно быстрых совокуплений на лестнице, в семейных спальнях или просто на грязных одеялах во время шумных тусовок. А это был настоящий декаданс, и это означало, что бедные Бисти и Джоанна тоже отчасти принимали в этом участие, потому что жили в соседней комнате, где спали отдельно на маленьких кроватях.
Затем Берлин, где происходило почти то же самое. Берлин показался мне охуенным.
Клево было кататься шестым трамваем до Фридрихштрассе, где мы садились на их У-бан, местное метро, проезжали несколько запрещенных станций на стороне коммунистов, которые закрыли с тех пор, как Берлин разделился на два фронта, и только потом появлялись на поверхности где-то на западной половине. Мы с Фионой тихонько убежали от друзей (и делали это довольно часто) и пробрались к восточному Берлину.
