Срединный пилотаж - Ширянов Баян (книги TXT) 📗
Клочкедова конечность начинает совершать вертикальные возвратно-поступательные движения. Светик Зашкуррр и Лизка Ухваттт зачарованно следят за тем, как постепенно интенсивность движений возрастает. Это сопроволждается хрипами, хрустением и хромыханием, издаваемыми застоявшимся, во всех смыслах, организмом Клочкеда. Вскоре звуки эти сливаются в один сплошной вой. В бутыли с вторяками появляется желтоватая пена, другая – несколько зеленоватого отлива, выступает на губах Клочкеда. Рука его трясется все сильнее, а с ней и все клочкедовское тело. Его глаза, и так со зраками по семь копеек одной монетой, уже вознамерились вылезти из орбит и закачаться на ветру нераспустившимися бутонами пахнущих свежим мясом орхидей. Пена с клочкедовских губ начинает разлетаться по кухне, заляпывая кафель, пол и винтоварный стол вместе с сидящими за ним герлами.
Бутыль уже долбится со скоростью отбойного молотка или невъебенной центрифуги. И вот, грозная сила трения наконец заявляет о себе самым решительным образом. Бензин внутри внезапно вспыхивает. Бутыль с вторяками взрывается в пальцах Клочкеда, бензин моментально разливается по кухне и всю ее пожирает бушующее пламя.
Контрахроника.
Тут все и должно закончиться? Не так ли, мой недоумевающий прозрачный читатель? А хуюшки! Кто тут автор, ты, или я? Вот, как хочу, так и будет. Вернемся в прошлое на четыре минуты и восемнадцать секунд – и всех делов-то.
Ты смотрел сериал «Кувалда»? Нет? Поверь, я знаю, что я делаю!
– Дай потрясу. – Голос Клочкеда выдает не слова, а отдельно взятые почти произвольные звуки, которые, каким-то чудом складываются в членораздельную речь. Рука Клочкеда, поскрупывая, поскрапывая и поскрипывая тянется в направлении бутылки с вторяками.
– Да, на… – Блим Кололей с готовностью отдает бутыль и принимается искать компот. Баклажка из-под сала с кислым и сволочь находятся без труда в стрем-пакете. А вот стендаль исчез без следа.
– Бля… – Шепчет себе под нос Блим Кололей. – Ведь я точно помню, что еще оставались…
– Что оставалось? – Спрашивает Лизка Ухваттт.
– Да, красный с черным. – Раздраженно поясняет Блим Кололей. Он втыкает в расклад, а расклад ведет к поискухе. А поискуха, это такая… Это такая, брат, заморока, что… Что пиздец всему… Или не всему, а так, части всего. Но нехилой такой части… В общем, все будет перевернуто, перерыто по десять или двадцать раз… После поискухи найти что-то нужное можно уже только положившись на интуицию или волю случая.
– А ты куда их клал? – Удивительно трезвый вопрос от телки, торчащей, как шпала.
– Да, никуда я их, на хуй, не клал! – Орет Блим Кололей. – Я приходовался. Прихожу – все убрано.
– Тогда, кто все убирал? – Удивительная логика, особенно для женщины, прущейся, как мокрый хуй по стекловате.
Блим Кололей и Лизка Ухваттт несколько секунд молча смотрят друг на друга. У Блима Кололея отвисает челюсть, а Лизка Ухваттт многозначительно поднимает остатки бровей. Блим Кололей Переводит взгляд на Клочкеда, а Лизка Ухваттт на Светика Зашкуррр.
– Кто? – Едко спрашивает Блим Кололей.
– Кто? – Зловеще вопрошает Лизка Ухваттт.
– Да, отъебитесь, вы. – Машет на них бутылкой со вторяками Клочкед, сбавляя обороты. – Забыли, кто варил?
Квартира спасена. Ура мне!
Блим Кололей кивает. Действительно, варил Клочкед, он же и первым ставился и, значит, в приборке винтоварного стола участия не принимал.
Взгляд Блима Кололея перемещается на Светика Заркуррр. Совместное смотрение выводит ее из ступора. Светик Зашкуррр начинает осознанно шевелиться, смахивает пепел с джинсов и, сощурившись, смотрит на бьющие зловещим красным светом глаза Блима Кололея и Лизки Ухваттт.
– Вы чего? – Спрашивает Светик Зашкуррр.
– Ты убиралась!? – Хором говорят Лизка Ухваттт и Блим Кололей.
– Ну, я… – Лениво отмахивается от режущих глаза лучей, источаемых зрачками винтовых Светик Зашкуррр.
– Куда ты компот дела? – Орет на нее Блим Кололей.
– Да, никуда я ничего не девала. – Светик Зашкуррр начинает понимать, что дело-то серьезное. Компот это… Это такая, брат, ценность… В общем, без него – никуда. И, за долгие месяцы ширяния истина эта успела отложиться в долговременной памяти Светика Зашкуррр и теперь без изменений оттуда успешно извлечена.
– Я баяны собрала, пузырьки, а бумажки всякие ненужные – выкинула. – Признается, наконец, Светик Зашкуррр.
– Ага!!! – Торжествующе воскликивает Блим Кололей! – В них и был компот завернут! – И он лезет под раковину и извлекает набитое до краев помойное ведро…
За те двое суток, что прошли с начала винтовой сессии, туда было что покласть. Добрый десяток пепельниц, пакет с прокисшим молоком, кучи чайных нифилей вперемешку с юзаными баянами, струнами и прочими пищевыми и торчальными отходами.
Светик Зашкуррр с ужасом взирает на это сосредоточие мусора. Даже Клочкед прекращает трясти бутыль с вторяками и присоединяется к вдумчивому созерцанию помойки.
Лишь Блим Кололей настроен крайне решительно. Он расстилает на полу газету и, предварительно вытащив пакет с прокисшим молоком, вываливает на нее все ведро! Вне своей емкости весь этот мусор являет собой крайне удручающее зрелище. В нем постоянно происходят какие-то подвижки, шевеление, и, участникам марафона, у которых в глазах и так все сдвигается, глючится, что эта куча мусора – живое существо и через секунду-другую из него вылезет какая-то пакость типа дерьмодемона, хотя «Догму» из них смотрел только Клочкед.
Но дерьмодемона не появляется, это же киношная выдумка, зато из-под всякой гадости показывается наркоништяк. Он состоит из использованных машин, его одежда – фантики из-под струн, он щерит в добродушной улыбке острейшие выборки… Впрочем, некоторые из них достаточно тупые… Его пальцы – оранжевые пятерки. Его хуй – белая десятка.
– Подставляйте веняки, мальчики и девочкИ! – Говорит наркоништяк.
В его баянах и венах, сделанных из кербиков, взятых из системы для переливания крови, течет чистейший винт. И все марафонщики, блаженно улыбаясь, радостно подставляют наркоништяку свои истыканные руки. И их нимало не заботит, что аппаратура-то уже пользованная… Что в ней чей-то контроль… А ведь у Блима Кололея и Лизки Ухваттт – гепатит Ц…
Стоп! Чего это я?
Ведь тогда все на этом и закончится. Все втрескаются, поставятся, вмажутся, а потом начнут ебаться, ебаться, ебаться… А кому это интересно?
Вот тебе, мой недоумевающий прозрачный читатель, это интересно? Ах, тебе интересно, маньяк ты сексуальный! Так обломись, симпатяга!
Контрахроника 2.
Время, назад!
Нет, ну какого хуя этот наркоништяк вылупился именно сейчас? Нет, положительно, мои герои прекращают мне повиноваться. Ведь наркоништяк – вообще из другой главы, да и… Но об этом чуть позже. Итак, продолжим… В смысле, начнем со старого места.
Блим Кололей настроен крайне решительно. Он расстилает на полу газету и, предварительно вытащив пакет с прокисшим молоком, вываливает на нее все ведро! Вне своей емкости весь этот мусор являет собой крайне удручающее зрелище. В нем постоянно происходят какие-то подвижки, шевеление, и, участникам марафона, у которых в глазах и так все сдвигается, глючится, что эта куча мусора – живое существо и через секунду-другую из него вылезет какая-то пакость типа дерьмодемона, хотя «Догму» из них смотрел только Клочкед. Конечно, никто оттуда не лезет, нету там никого…
Кажется, что найти в этом скопище отходов какие-то мелкие бумажки, просто невозможно. Однако Блим Кололей становится на колени и, вооружившись десятикубовым баяном с выборкой, принимается раскапывать бычки, подцепляя на струну все кулькообразные, пакетиковидные и прочие подозрительнопохожие на требуемые бумажки.
Лизка Ухваттт, славящаяся своей невозмутимостью, невозмутимо отступает на несколько шагов и, доблестно сдерживая рвотные порывы, в моменты когда на выборку подцепляется селедочный хвост, с которого сыплются петухи, пепел и струны, невозмутимо скипает в комнату.
