Последний поворот на Бруклин - Selby Hubert (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Гарри незаметно метнул в нее нож и крикнул: соображай быстрее! Она приподняла ногу, закрыла лицо руками, отвернулась и пронзительно закричала, а нож, ударившись о стену у нее за спиной, упал на тротуар и отлетел на несколько футов. Гарри с Винни смеялись. Винни подошел к ножу и поднял его. Жоржетта пошла прочь, по-прежнему визгливо крича на Гарри. Ах ты, гнусный урод! Ах ты, пидор неандертальский! Ах ты… Винни метнул нож, крикнув: соображай быстрее! Жоржетта подпрыгнула, сделала пируэт, пытаясь увернуться от ножа, завопила, умоляя их прекратись (лишь благодаря бензедрину не начиналась истерика), но они смеялись, смелея по мере того, как усиливался ее страх; швыряя нож все сильнее и ближе к ее ногам; нож летел мимо и отскакивал в сторону, его подбирали и снова швыряли в приплясывающие ноги (всё это напоминало сцену из второразрядного вестерна); смех, прыжки и пируэты прекратились сразу, как только лезвие ножа вонзилось ей в икру ноги (будь это доска, а не плоть, лезвие вибрировало бы и дребезжало, как натянутая струна). Жоржетта недоуменно посмотрела на рукоятку с небольшой видимой частью лезвия, торчащие из ноги, слишком удивившись, чтобы почувствовать, как по ноге струится кровь, подумать о ране или об опасности, просто уставилась на нож, пытаясь понять, что произошло. Винни и Гарри стояли и смотрели. Гарри пробормотал что-то насчет классного броска, и Винни улыбнулся. Жоржетта подняла голову, увидела, что Винни ей улыбается, снова взглянула на нож и закричала, что ей испортили новые слаксы. Все остальные, наблюдавшие из забегаловки, рас-смеялись, а Гарри спросил ее, что за штуковину она выращивает у себя на ноге. Жоржетта попросту обозвала его разъебаем, доскакала на одной ноге до ступеньки у боковой двери «Грека» и медленно села, стараясь не шевелить вытянутой ногой. Гарри спросил, не хочет ли она, чтобы он выдернул нож, и она закричала, послав его к черту. Наклонившись, осторожно взявшись кончиками пальцев за рукоятку и закрыв глаза, она дернула для пробы, а потом медленно вытащила нож из ноги. Она вздохнула и выронила нож, потом прислонилась спиной к дверному косяку, слегка согнула ногу, протянула руку и сняла туфлю. Туфля была наполнена кровью. Действие бензедрина уже почти кончилось, и когда она выливала кровь из туфли, ее всю трясло. Кровь брызгала, проливаясь на тротуар, маленькая лужица, ручейками растекаясь по трещинам в асфальте, смешивалась с грязью и исчезала… Жоржетта завопила и обругала Гарри.
В чем дело, Жоржи? Бедной маленькой девочке бо-бо? Она хрипло закричала. Вы меня ранили! Ах вы, уроды поганые, вы меня ранили! С мольбой в глазах она посмотрела на Винни, пытаясь вновь взять себя в руки (действие бензедрина уже совсем кончилось и сменилось паникой), надеясь снискать его сочувствие, глядя на него нежно, как возлюбленная, прощающаяся навсегда, а Винни рассмеялся, подумав, что она очень похожа на собаку, выпрашивающую кость. В чем дело? Ты что, порезалась?
От ярости и страха она едва не потеряла сознание, а все остальные хохотали во всё горло. Она посмотрела на лица, слившиеся в одну сплошную массу, и ей захотелось надавать всем пинков и оплеух, заплевать и исцарапать эти рожи, но когда она попыталась шевельнуться, боль в ноге остановила ее, и она снова прислонилась к косяку, уже полностью ощущая свою ногу и впервые думая о ране. Она задрала штанину до колена, содрогнулась, почувствовав, что штанина пропиталась кровью, и взглянула на рану – кровь еще сочилась, – на пропитавшийся кровью носок и на лужицу крови под ногой, стараясь не обращать внимания на свист и крики: Молодчина, девочка, снимай!
Винни сходил к «Греку», взял у Алекса пузырек йода, вышел и велел Жоржетте ни о чем не волноваться. Я тебя вылечу. Он приподнял ей ногу, залил рану йодом и рассмеялся вместе со всеми, когда Жоржетта закричала и вскочила, схватившись обеими руками за раненую ногу и запрыгав на другой. Они свистели и хлопали в ладоши, а кто-то запел «Танцуй, балерина, танцуй». Жоржетта упала на землю, по-прежнему отчаянно стискивая ногу, и села посреди тротуара, в пятне света, льющегося из забегаловки, – одна нога поджата, другая поднята и согнута в колене, голова опущена между ног – ни дать ни взять клоун, изображающий танцовщицу.
Когда боль немного утихла, Жоржетта встала, вновь допрыгала на одной ноге до ступеньки, села и попросила носовой платок, чтобы перевязать рану. Ты что, спятила? Я не хочу, чтобы ты испачкала мне весь платок. Снова смех. Винни галантно выступил вперед, вытащил из кармана платок и помог ей перевязать ногу. Вот и всё, Жоржи. Все в порядке. Она молча уставилась на кровь. Рана все увеличивалась и увеличивалась; в ноге стремительно начиналось заражение крови; вот оно уже распространилось почти до самого сердца; зловоние гангрены, запах ее гниющей ноги…
Ну ладно, давай скорей. Что? Что ты сказал, Винни? Я говорю, давай бабки, я поймаю тачку, и ты поедешь домой. Мне нельзя домой, Винни. Почему? Дома брат. Ну, и куда же ты поедешь? Не можешь же ты сидеть здесь всю ночь. Поеду в больницу. Там мне, наверно, вылечат ногу, а потом поеду на Верхний Манхэттен к Мэри. Ты что, спятила? В больницу ехать нельзя. Они как увидят твою ногу, сразу захотят узнать, что случилось, а потом опомниться не успеешь, как легавые постучатся ко мне в дверь, и я опять окажусь на нарах. Я ничего им не скажу, Винни. Ты это знаешь. Честное слово. Иди ты в жопу поросячью! Там тебя схватят, сделают какой-нибудь укольчик, и ты заговоришь как миленькая, вспомнишь даже все позабытые фильмы и радиопередачи. Я поймаю тачку и отвезу тебя домой. Не надо, Винни, ну пожалуйста! Я ничего им не скажу. Обещаю. Скажу, что это сделали какие-то незнакомые мальчишки, – крепко сжимая ногу обеими руками, раскачиваясь взад и вперед в неизменном гипнотическом ритме и отчаянно пытаясь не впадать в истерику и не обращать внимания на пульсирующую боль в ноге. Ну пожалуйста! Дома брат. Нельзя мне сейчас домой! Слушай, я не знаю, что сделает твой брат, да и насрать мне на это, зато знаю, что сделаю я, если ты сейчас же не заткнешь свое хлебало.
Он направился на авеню ловить такси, а Жоржетта всё кричала ему вслед, моля и обещая все на свете. Ей не хотелось ссориться с Винни, не хотелось ему разонравиться, не хотелось его раздражать; но ей было известно, что произойдет, когда она придет домой. Мать расплачется и вызовет врача. И даже если брат не найдет бенни (выбросить таблетки она не могла, а для одного заглота их было слишком много), врач все равно догадается, что она что-то принимает, и всё разболтает. Она знала, что они ее разденут и увидят на ней узенькие красные трусики с блестками – как у стриптизерши. Возможно, на косметику брат внимания не обратит (когда увидит ее ногу и всю эту кровищу; и когда мать испугается за нее и велит брату оставить ее в покое), но уж закрывать глаза на трусики и бенни ни за что не станет.
Но больше всего она боялась отнюдь не этого; отнюдь не то, что брат ее отшлепает, вновь вселяло в нее тот страх, от которого она едва не теряла сознание, который заставлял ее вспомнить (правда, ненадолго) о молитве и забыть о запахе гангрены. Это было сознание того, что ей придется несколько дней, а то и неделю, просидеть дома. Доктор велит ей беречь ногу, пока рана не заживет, и мать с братом будут следить за соблюдением указания врача. И она знала, что они не пустят к ней никого из подружек, а у нее нет ничего, кроме бензедрина, который, вероятно, найдут и выбросят. Дома ничего не припрятано. И негде раздобыть. Неделю, а то и больше, сидеть дома на полном голяке. Да я свихнусь! Так долго я не выдержу. Они меня достанут. Достанут. О боже боже боже…
У входа к «Греку» остановилась тачка, Винни вышел, и они с Гарри помогли (силком) Жоржетте сесть на заднее сиденье. Она продолжала упрашивать их, молить. Сказала им, что у нее есть клиент, маклер с Уолл-стрит, что она собирается увидеться с ним в
Жоржетте ни о чем не волноваться. Я тебя вылечу. Он приподнял ей ногу, залил рану йодом и рассмеялся вместе со всеми, когда Жоржетта закричала и вскочила, схватившись обеими руками за раненую ногу и запрыгав на другой. Они свистели и хлопали в ладоши, а кто-то запел «Танцуй, балерина, танцуй». Жоржетта упала на землю, по-прежнему отчаянно стискивая ногу, и села посреди тротуара, в пятне света, льющегося из забегаловки, – одна нога поджата, другая поднята и согнута в колене, голова опущена между ног – ни дать ни взять клоун, изображающий танцовщицу.