Со стыда провалиться - Робертсон Робин (прочитать книгу .txt) 📗

Нервы мои напряглись до предела. Тем не менее я попробовал произвести впечатление:

— Здравствуйте, я — один из двенадцати ваших авторов.

Машлер не повел и бровью. Я сбивчиво объяснил про таймсовский конкурс историй о привидениях и дюжину его участников. Он снова спросил, как меня зовут. Я еще раз назвал свое имя.

Он покачал головой:

— Простите, я не запоминаю фамилий. Как назывался ваш рассказ?

Я посмотрел на него. Он выжидающе глядел на меня. Я молчал. В голове образовалась страшная пустота. Как, черт побери, назывался мой рассказ? Я ведь знал, клянусь, знал! Ну же, давай вспоминай скорее, ты только что читал корректуру. Буквально на днях ты написал авторское предисловие. Перед тобой твой издатель. Ты должен вспомнить. Ты не можешь не вспомнить.

— Не помню, — ответил я.

Так мы и стояли: издатель, не знающий фамилии автора, и писатель, забывший название своего собственного — и единственного — произведения. Добро пожаловать в мир литературы.

Вы спрашиваете о той девушке — вроде как моей подружке? Вскоре после этого она меня бросила.

Рик Муди

В долину Унижения

Тебе повезло: ты едешь в презентационный тур. Ты встретишься с читателями, которые по достоинству оценили твою работу и, похоже, счастливы познакомиться с автором. Тебе повезло: ты будешь грызть соленые сухарики в баре, увидишь новые города — например, Цинциннати и Балтимор. Бесспорная удача. Всякий тебе скажет.

Это была моя первая поездка. Я представлял свой роман «Ледяная буря». Скромный тур — первый как-никак. Шесть городов: Миннеаполис, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Сиэтл, Бостон, Вашингтон. Как правило, слушателей можно было пересчитать по пальцам. Я позвонил в Нью-Йорк своей издательнице, та принялась меня утешать: прорываться вперед и завоевывать новые читательские слои — это ведь так важно. А что, если мое сердце лопнет от горя, прежде чем я сумею прорваться?

Первые пять городов я кое-как перенес, настала пора отправляться в Вашингтон, столицу нашей родины. В то время моя мать жила недалеко от Вашингтона, в Виргинии. Ей захотелось приехать и послушать, как я читаю. Это было довольно сложно — по нескольким причинам. Мать весьма противоречиво относилась к моей работе и далеко не всегда хвалила. Однажды она даже написала критический отзыв о моей книжке на «Амазоне» и поставила мне всего три балла из пяти возможных, а потом еще сказала, что это благоприятная рецензия.

В отеле я назвал свою фамилию, и на женщину за стойкой, по-моему, это произвело огромное впечатление. «Мистер Муди, ваш приезд — большая честь для нашего отеля!» — кажется, так она сказала. Или выдала что-то в этом духе, такое же напыщенное. Понятия не имею, за кого она меня приняла. Может, за дипломата из Растрепляндии или высокопоставленного сотрудника Ассоциации содействия умственно отсталым. Как бы то ни было, на нее глубоко подействовала пометка «VIР» против моего имени в списке постояльцев, и она держалась в высшей степени любезно.

Вероятно, ребенком я уже когда-то останавливался в номере люкс или по крайней мере заходил в такой номер, но не жил в нем самостоятельно. Никогда прежде я не бродил в одиночестве по дополнительной гостиной, в которой есть дополнительный факс и дополнительный мини-бар, откуда можно что-нибудь стянуть. Никогда раньше я не смотрел в номере порнушку по чужой кредитной карточке. Определенно, это было началом мирового господства, стартом продвижения мирового имени: Рик Муди, Лтд.

Снизу позвонила моя мать. Она поднялась ко мне в номер. Мы выпили по чашечке чаю. Все очень культурно. Здесь, в люксе, сидя за чаем в обществе матери, я понимал: судьба моя круто меняется к лучшему.

Потом мы вместе с ней отправились в книжный магазин, где должна была проходить презентация моего романа. Издательница ясно дала понять, что это крупный столичный магазин. В нем продаются самые известные книги!

Унижение уже близко. Расскажу по порядку. Все началось, как только я переступил порог магазина. «Мистер Муди! — радушно воскликнула молодая женщина в очках. — Спасибо, что приехали!» Я огляделся. Выступая в предыдущих пяти городах, я считал достижением, если послушать меня приходило больше десяти человек, но даже по этим меркам назвать здешнюю аудиторию многочисленной я не мог.

Молодая женщина в очках подвела меня к стеллажам у стены — очевидно, это был отдел литературы по психологии.

— Понимаете, у нас возникла небольшая проблема. Мы очень сожалеем. Так получилось, что…

— Да?

— В афишу вашей презентации вкралась опечатка.

Опечатка в афише! Опечатка!

— В программках, которые мы разослали, стояло вчерашнее число. Мне очень жаль.

Значит, сегодня в моем расписании пусто. Как и в магазине.

— Для вас, правда, оставили записку.

Она передала мне сложенный листок, точно это была компенсация за опечатку.

Что ж, у меня чуть не появилась слушательница. То есть кроме моей матери, которая робко жалась у полок в отделе исторической литературы, делая вид, будто ничего особенного не случилось.

И тут, словно по волшебству, в магазин действительно зашла моя знакомая — Катя, историк-искусствовед из Нью-Йорка. Она училась в школе вместе с моим братом, с ним же курила травку, а потом стала очень известным искусствоведом. В этот момент она оказалась единственной представительницей аудитории — той самой аудитории, которая исторгла меня из своего чрева.

— Давайте немного подождем, может быть, еще кто-нибудь заглянет, — бодро предложила девушка в очках.

Я ретировался за стеллажи. Прошло несколько минут, а дверной колокольчик так ни разу и не звякнул. Наконец я уныло поплелся к столику, выполнявшему роль кафедры. Маленький столик перед совершенно пустыми рядами стульев. Заняты были только два, на которых сидели моя мать и Катя, выбрав места как можно дальше друг от друга. Нет, погодите! Какой-то мужчина робко присел с краю. Бездомный? Вполне возможно.

И вот я приехал в столицу нашей родины, на заре карьеры, и представлял свой роман — максимально сжато и коротко — публике, состоявшей из моей матери, женщины, которая в школьные годы курила травку с моим братом, и случайного прохожего, которому за присутствие на моем выступлении пообещали десятипроцентную скидку на любую книгу. На лице матери застыла ледяная улыбка. Истина была налицо. Моя писательская карьера началась! И кирпичиками ее фундамента стали невнимательность, разочарование, досадное недоразумение, презрение со стороны родственников и опечатки.

Пол Фарли

Оставляя лишь тело

Несколько лет назад я находился в Индии, где выполнял кое-какую работу по поручению Британского Совета, и все было замечательно, пока перед самым отъездом у меня не скрутило живот. Обратный полет в Лондон задал тон на последующую пару недель: панический страх в общественных местах или закрытом пространстве, постоянное беганье в туалет, скрюченная поза на унитазе. Мой терапевт в Брайтоне решил, что это обычное расстройство желудка и что антибиотиками оно не лечится, поэтому не потрудился выписать мне лекарств (год спустя, когда мою медицинскую карту передали в Озерный край, выяснилось, что у меня был кампилобациллярный энтерит с коли-инфекцией в придачу). В моем расписании значилось несколько встреч, в том числе литературные чтения. Передо мной встал вопрос: что делать? По каким-то причинам — сам не знаю, по каким — я решил не отменять выступление. Все будет в порядке. Я запру кишечник на замок с помощью имодиума. Я не могу подвести людей: уже разосланы рекламные листки и все такое.