Мама Стифлера - Раевская Лидия Вячеславовна (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Я должна это знать. И ты мне сейчас ответишь"
— Ну, здравствуй, мой хороший. Я приехала. Ты не обижайся, что меня так долго не было… У меня сейчас новая жизнь, и всё хорошо. Правда. Я каждый день думаю о тебе, о том, как ты тут… А теперь вижу — у тебя тоже всё хорошо. Ты совсем не изменился за эти годы. Ни капельки. Всё такой же красивый и молодой… Что? Я тоже не постарела? Ну, стараемся, стараемся… Посмотришь на меня лет через десять. Конечно, приеду. И через десять, и через двадцать. Если не умру раньше. Ну, не хмурься, я пошутила. Вот не станет меня — кто к тебе ездить будет? Антон? Алекс? Так что молись там за меня, ладно? Тебе всё-таки поближе будет… Ну, теперь ты рассказывай, я никуда не тороплюсь. Рассказывай, рассказывай…
На лице застыла кривая, неправдоподобная улыбка
С гранитного памятника улыбались гораздо искреннее.
Я врала.
Сын
29-08-2007 11:11
Тёмным осенним промозглым вечером я поняла, что в моём животе поселился СЫН.
То, что это — СЫН, а не, к примеру, глист — я поняла сразу.
И очень ответственно стала его взращивать.
Я кормила СЫНА витаминами "Прегнавит", пичкала кальцием, и мужественно глотала рыбий жир.
СЫН не ценил моих усилий, и через пять месяцев вспучил мой живот до размеров пляжного мяча. И ещё он всё время шевелился и икал.
Я торжественно носила в руках живот с СЫНОМ, и принимала поздравления и мандарины. Которые ела с кожурой, и с жеманной улыбкой.
Мы с СЫНОМ слушали по вечерам Вивальди, и трагично, в такт, икали под "Времена года"…
Через шесть месяцев я поймала себя на том, что облизываю булыжник с водорослями, который извлекла из аквариума. Я этого не хотела. Я выполняла приказы СЫНА.
Через семь месяцев я стала килограммами есть сырую картошку. СЫН надо мной глумился.
Через восемь месяцев я влезала только в бабушкин халат, и в клетчатый комбинезон, который делал меня похожей на жену Карлсона. СЫН вырос, и не оставил мне выбора.
Через девять месяцев я перестала видеть собственные ноги, время суток определяла по интенсивности икоты СЫНА, ела водоросли, сырую картошку, мандарины с кожурой, активированный уголь, сухую глину, предназначенную для масок от прыщей, хозяйственной мыло, сырую гречку, сигаретные фильтры и кожуру от бананов.
Я не стригла волосы, потому что баба Рая с первого этажа каркнула, что своими стрижками я укорачиваю СЫНУ жизнь.
Я не поднимала руки над головой, чтоб СЫН не обмотался пуповиной.
Я никому не давала пить из своей чашки.
Я старательно запихивала в себя свечи с папаверином, чтобы СЫН не родился раньше времени. Причём, запихивала их не туда, куда надо. Подумаешь, ошиблась на пару сантиметров…
Я купила СЫНУ коляску, кроватку, 22 упаковки памперсов, ванночку, подставку в ванночку, зелёнку, вату, стерильные салфетки, 16 бутылочек, 20 сосок, 20 пеленок, 5 одеял, 2 матраса, манеж, велосипед, 15 чепчиков, 12 костюмов, 5 полотенец, 20 ползунков разных размеров, распашонки в неисчислимом количестве, шампунь, масло для попы, газоотводную трубочку, отсасыватель соплей, клизму, 2 грелки, зубную щётку, музыкальную карусель, 2 мешка погремушек и жёлтый горшок.
Я возила горшок в коляске по квартире, стирала и гладила с двух сторон все 20 пелёнок, 20 костюмов и далее по списку, а моя мама втихаря звонила психиатру.
СЫН должен был родиться в период с 12 июля до 3 августа.
Двенадцатого июля я собрала 2 пакета вещей. В первом лежали: тапочки, гель для душа, шампунь, зубная щётка, бумага, ручка, салфетки, расчёска, носки, резинка для волос и жетоны для телефона-автомата.
Во втором пакете были 2 пелёнки, памперс на 3 кг., распашонка, голубой чепчик, голубой "конверт" с заячьими ушами, кружевной уголок, и соска-слоник.
Тринадцатого июля я перетащила пакеты к себе в комнату, и поставила возле кровати.
Четырнадцатого июля я купила прогулочную коляску, и переложила в неё жёлтый горшок.
Пятнадцатого июля от меня сбежал в другую комнату муж.
Шестнадцатого июля я сожрала ударную дозу рыбьего жира, и плотно оккупировала туалет ещё на два дня.
Девятнадцатого июля мне с утра захотелось плакать. Я ушла в гостиную, села в кресло под торшером, достала из кармана своего необъятного халата "Тетрис", и начала строить пирамиду, тоненько при этом всхлипывая.
Через час меня нашёл мой папа. Он посмотрел на меня, о чём-то подумал, подёргал себя за бороду, и тихо вышел.
А ещё через час за мной приехала Скорая помощь.
Я вцепилась руками в мужа, и заревела в голос.
Муж посинел, и сел мимо стула.
СЫН принял решение родиться.
Меня привезли в роддом, взвесили, пощупали, заглянули внутрь практически через все отверстия в моём организме, и сказали, что СЫН родится к полуночи.
На часах было семь часов вечера.
В лифте, поднимающем меня в родблок, я заревела.
Старушка-нянечка, которая меня сопровождала, торжественно пообещала не спать до полуночи, и лично отвезти меня и СЫНА в палату.
Я успокоилась.
В палате меня уложили на жёсткую кушетку, и оставили одну.
Стало скучно.
СЫН внутри меня молчал, и никак не намекал на то, что он хочет родиться.
Стрелки больничных часов показывали восемь вечера.
Пришли врачи. Долго читали мою карту. Щупали мой живот. Разговаривали:
— Схватки?
— Слабые.
— Воды отошли?
— Нет ещё.
— Стимуляция?
— Подождём. Сама должна.
— Шейка?
— На пять сантиметров.
— А почему не рожаем?!
И все посмотрели на меня.
Я икнула, и мне стало стыдно. Да, я приехала сюда рожать. Но я понятия не имею, почему я не рожаю! И не смотрите на меня так!
Икнула ещё раз, и тут почувствовала, как подо мной растекается тёплая лужа.
Испугалась, и заорала:
— Рожаю!!!
Ко мне подошли, пощупали живот, похвалили, и ушли.
Через минуту пришла акушерка, поменяла мне простынь, и села рядом:
— Боишься?
Спрашивает, а сама улыбается. Очень смешно. Из неё вода не течёт…
— Боюсь.
Честно отвечаю. И тут же меня колотить начало, как в ознобе.
— Завтра бегать уж будешь. Колбасой по коридору.
Улыбается.
Я рот открыла, чтоб ответить что-то, и тут дыхание перехватило: по всему позвоночнику прошла волна боли, докатилась до коленей, и пошла на убыль.
СЫН твёрдо решил родиться до полуночи.
…Через три часа я лежала на мокрой от пота кушетке, сквозь багровую пелену боли видела только свои покусанные руки, чьи-то холодные пальцы убирали с моего лица прилипшие волосы, и при каждой новой схватке выгибалась дугой.
Кто-то перевернул меня на бок, и сделал укол.
Стало легче.
В ногах увидела трёх девочек-практиканток, которые без интереса смотрели мне куда-то между ног, и тихонько переговаривались:
— Порвётся…
— Неа.
— Спорим?
— Не буду.
— Голова лезет…
— Надо Елену Анатольевну позвать…
Голова лезет?! Уже?! Где?!
Руки непроизвольно потянулись под живот, но тут же перехвачены на полпути:
— Ты чё? Куда ты руками полезла? Инфекцию занесёшь!
Второе дыхание открылось. На выдохе быстро спрашиваю:
— Волосы какого цвета?
— Тёмные. Плохо видно.
— А глаза? Глаза видно?
Сдавленное хихиканье:
— Угу. Ещё как.
Пришла врач. Тоже посмотрела. На голову и на часы. Потом протянула руку:
— Вставай. Только осторожно, на голову ему не сядь. Боком, боком поднимайся… Вот так… теперь идём… Тихонечко, не упади… Теперь давай лезь на кресло… Ножки вот сюда клади… Вот эти как будто рычаги видишь? Хватайся за них двумя руками, подбородок прижми к груди, и тужься! Давай! Ну, ещё чуть-чуть!
Ничего не вижу уже. Глаза щиплет от пота, волосы в рот лезут. Заколку где-то за кушеткой потеряла. Тужусь так, что позвоночник трещит. Слышу, как трещит.
— Давай, давай ещё сильнее! Стоп! Всё! Не тужься! Кому сказала — не тужься! Голова вышла, теперь тельце само родиться должно. Дыши, дыши глубже, и не тужься, а то порвёшься…
