Двуллер. Книга о ненависти - Тепляков Сергей Александрович (книги полностью txt) 📗

Сергей Тепляков

Двуллер. Книга о ненависти

Часть первая

Глава 1

– Вот это встреча! Вот это встреча! – трое мужиков, не стесняясь прохожих, обнимались прямо на тротуаре в предновогодний день 29 декабря 1994 года. В витринах светились елки, блестела мишура. Мимо мужиков плыла в обоих направлениях озабоченная толпа с кульками, пакетами и разноразмерными коробками. Это был первый после экономического кризиса год, когда народ вдруг понял, что полегчало и после покупки еды еще остаются кое-какие деньги. И тогда город охватила подарочная лихорадка.

Мужикам было лет около сорока – может, чуток за сорок. Двое были одеты в теплые куртки, какие носят летчики. В городе с советских времен оставалось летное училище, поэтому летной курткой здесь никого было не удивить. А вот третий впечатлял: ухоженный, в хорошей дубленке нараспашку, в наглаженных брюках, в лакированных туфлях, с уложенными волосами – похоже было, что он разбогател недавно и с тех пор поспешно исполняет разные свои мечты. Одна такая мечта стояла на дороге – большой черный джип.

– А ты, Сашка, судя по всему, поменял самолет? – прищурился на джип один из тех, что в куртке.

– Ну да! – горделиво ответил мужик в дубленке. – Только-только купил. Джип «Гранд-Чироки». Сказал бы, что это мечта детства, но кто из нас в детстве об этом мечтал?!

И все захохотали. Мужик в дубленке хохотал при этом громче своих товарищей: за всех, и для всех – и для друзей, и для прохожих. Прохожие взглядывали на него, переводили глаза на джип, но в общем-то завистливо не вздыхали – ну джип и джип, эка невидаль. Еще недавно на появившиеся в городе первые иномарки (два стареньких поцарапанных и дребезжащих «Ниссан-Патруля»), хозяева которых гордо ездили по главному проспекту кругами, оглядывались все. Но теперь крутых (или выглядевших как крутые) тачек было столько, что народ, наконец, привык. Мужика в дубленке это, похоже, не радовало.

– Да уж, – сказал тот из мужиков в куртках, который был с усами. – В детстве мы все мечтали быть космонавтами.

– Не скажи, – сказал второй мужик в куртке, с худым лицом и длинным носом. – Я мечтал стать милиционером.

– А я, – начал мужик в дубленке, – не поверите, мечтал мороженым торговать. И ведь почти сбылось – торгую. Правда, мясом!

– Ну так оно же мороженное? – спросил усатый. Он засмеялся, прищурив глаза, и хлопая товарища по плечу, сказал: – Мечты сбываются, Саня!

Ураганов (так звали мужика в дубленке) усмехнулся, но видел, что товарищи подшучивают над ним по-доброму.

– Ребята, а поехали посидим где-нибудь, за встречу поднимем по пятьдесят грамм! – понизив голос, заговорщицки сказал он. – Если ваши бюджеты этого не предусматривают, так беру все на себя. Без обид! Могу же я как нэпман угостить защитников Родины!

– Ураган, если в недорогое место, то мы и сами за себя заплатим… – проговорил усатый.

– Ну что значит – недорогое? В чебуречную что ли пойдем? Чебурек и полстакана водки? Двадцать лет не виделись, и в чебуречную?! – расстроился, и довольно натурально, Ураганов.

Усатый посмотрел на него. Усатого звали Георгий Зощенко. Он был майор авиации в запасе, и вместе с Урагановым и другим мужиком в куртке, Михаилом Кутузовым, когда-то давно учился на одном курсе в здешнем летном военном училище. Зощенко и Кутузов потом стали летчиками, а вот Ураганов, говорили, летал недолго – выбрал другой маршрут. «И не прогадал», – без злобы – а чего злиться? – подумал Зощенко.

– Ты как, Михаил? – спросил Зощенко.

– Да чего ж, 20 лет не виделись – можно и посидеть… – ответил Кутузов. – Немножко деньжат на это и у меня есть. А если не хватит, тогда и попросим господина нэпмана о ссуде.

– Ребята, бросьте вы. Как не родные… – заговорил Ураганов. – В машину, в машину! У меня там такая консоль – не хуже, чем в нашем штурмовике!

Они залезли в джип. Ураганов тут же врубил музыку и свет – так, чтобы засветились бесчисленные кнопки на панели приборов. Внутренности машины впечатляли: кнопки сияли синим, желтым и красным.

– Даааа… – протянул Зощенко. – Ты уже все кнопки тут помнишь? Катапульта где?

– Катапульты нет! – засмеялся Ураганов, поняв, что товарищи поражены до глубины души, хоть и скрывают это. – Но есть айрбаги – воздушные подушки.

– Парашюты что ли? – это Кутузов, хоть и понимал, о чем речь, прикинулся наивным деревенским парнем.

– Подушки безопасности. Чтобы при аварии ты не мордой в лобовое стекло попал, а в подушку… – начал объяснять Ураганов, понял, что товарищи только прикидываются дурачками, но все равно продолжил объяснять – так ему это нравилось. – Вот эти кнопки – кондиционер. Вот эти – наклон кресел. Вот это – теплый воздух в ноги. А если вот так – теплый воздух в лицо. А какой здесь звук, братцы!

Он включил. Густой чистый звук, от небольшого пространства автомобиля казавшийся еще гуще и чище, заполнил салон. Играли скрипки.

– Ураган, ты полюбил классику? А как же «Я московский озорной гуляка!»? – спросил Кутузов.

– Да вчера девчонку одну подвозил с филфака, решил блеснуть эрудицией… – отвечал Ураганов.

– Так ты бы поставил как раз «Я московский озорной гуляка» и пояснил бы ей, что это не блатняк, а Есенин. Вот и блеснул бы! – не удержался Зощенко.

– Вот не зря у тебя было прозвище Писатель! – усмехнулся Ураганов. – Есенин! Придумал тоже…

Кутузов улыбнулся в усы, поудобнее устраиваясь на кожаном сиденье. «А хорошо устроился Ураган… – подумал он. – Как это сейчас говорят – раскрутился?»..

Сам Зощенко только недавно вернулся в родной город из Москвы, где пытался преподавать в летной академии. Уехал оттуда от нищеты – денег не платили, офицеры таксовали или работали сторожами в саунах. Зощенко, боевой летчик с тремя орденами за Афганистан, все же в сторожа пойти не мог – претило. Между тем, семья – жена и двое детей – хотели есть. Тут в родном училище предложили место преподавателя и он согласился – на родине, казалось ему, перемочься будет проще. Однако и здесь не вышло – без него было много желающих на это относительно теплое место. Из училища пришлось уйти и теперь вся семья Зощенко кое-как жила на его пенсию. За пенсией-то и пошел Зощенко сегодня с утра.

Вся пенсия уже заранее была тщательно распределена им: сколько оставить на прожитье, а сколько потратить на подарки, чтобы напомнить родным, что жизнь все-таки прекрасна. Не то чтобы кризис задавил их совсем, но все-таки пока Зощенко служил, а тем более воевал, семья его жила иначе – привыкли к чекам Внешпосылторга, к магазинам с товарами не для всех. Зощенко нет-нет, а думал, что за шубейку для жены, за спортивный костюм для сына заплачено кровью. Было неприятно.

Нынче Зощенко купил сыну модель самолета, которую надо было клеить. (Когда покупал, предвкушал, как они вместе будут клеить его и как он будет объяснять сыну, для чего в самолете то, и для чего это). Самолет был большой – сыну должно было понравиться. В последние годы Афганской войны семья Зощенко жила в азербайджанском городке Ситал-Чае, туда же незадолго до окончания войны перебазировался полк, летавший на боевые задания уже с территории СССР. Зощенко помнил, какими глазами сын смотрел на самолеты. Он и сам смотрел на них так же. Георгий любил свой штурмовик, разговаривал с ним перед боем и в бою. Он считал, что это железо имеет душу. Иногда дотянувшие до аэродрома самолеты были в таком виде, что никакого материалистического объяснения тому, как он долетел и как сел, быть не могло. Зощенко знал, что самолет – это его боевой товарищ, и в бою он его не продаст.

Зощенко было жаль, что вот так кончилась его служба. Он не очень понимал, чем ему теперь заниматься. Жена молчала, но он понимал, что когда-нибудь она заговорит с ним о том, как жить и на что жить. Сын учился в последнем классе школы, дочери было восемь лет. Жена устроилась работать в детский сад. Денег там почти не платили, зато она приносила домой в бидончике еду. Зощенко понимал, что это осталось от детских обедов и ел это с трудом.