Брайтон бич авеню - Молчанов Андрей Алексеевич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Навестив же кладбище через три года, могилы приятеля он не нашел – заросла, сровнялась с землей… Кладбищенский служитель, потыкав пальцем в кнопки компьютера, сообщил, что место захоронения существует и, конечно же, отыщется, но нужен для могилы если не памятник, то хотя бы уж крест…
Крест стоил денег, но Алик, испытывая к умершему симпатию и жалость, все-таки позвонил бывшей жене его и о кресте в канве общего разговора упомянул.
Экс-супруга такую идею одобрила, но тяжести по финансированию креста предложила нести Алику, так как покойнику она вроде бы и никто, а Алик – друг; к тому же и второй мужик у нее помер, ввергнув вдову в немалые расходы и хлопоты, а посему, кроме благословения на подвижничество, дать она ничего не может.
Алик в душе меркантильность бывшей подруги Григория осудил, но спорить с ней не стал, рассудив, что лично свой долг он исполнил, и даже дал себе торжественное обещание возвести на могиле мраморный памятник, если, конечно, разбогатеет. А в конце концов – с памятником, крестом или без них – какая покойному разница? К такому мнению пришел он в итоге, и данный поворот мыслей был для Алика характерен.
Разбогатеть же вскоре действительно привелось: один из пассажиров такси, которого Алик зацепил в аэропорту, оставил в машине портфельчик, и в нем обнаружил Бернацкий тридцать пять тысяч долларов наличными, какие-то непонятные бумаги и вполне понятные кредитные карточки разнообразных компаний.
По горячим следам Адольф покатил в торговый центр, где буквально за час отоварился тысяч на пять, подставив в роли покупателя, за ящик дешевой водки «Алекси», одного из брайтонских алкашей, бывшего жителя города Львова.
После, перевезя груду товаров в квартиру к знакомой даме, где оставил и портфельчик, порулил домой.
У квартиры его встретили двое испанцев. Из их взволнованной речи Алик уяснил, что они – ребята серьезные, работают на крутого босса и, если Алик не вернет кейс, его тут же порежут.
Неверующий Алик божился, что ничего не знает, ничего не видел, спустился вниз, к такси, где обследовал вместе со своими потенциальными убийцами багажник и салон, но ни малейшего следа портфеля, к своему великолепно разыгранному огорчению, не обнаружил.
Испанцы Алику с трудом, но поверили. То есть как? – не убили. Помахали ножами, располосовав новенькую кожаную куртку, и дали время на раздумье до утра. А буквально через час раздался звонок. Звонил склеротический (прилагательное Алика) босс бандитов, подтвердивший слова своих подчиненных – дескать, пусть Алик выкручивается, как хочет, но чтобы завтра к утру портфель был возвращен, иначе с ним, Бернацким, произойдет то же, что и с его такси. Отбой.
Справившись с долгой оторопью, Алик сбежал по ступенькам вниз, к подъезду. У арендуемого им «желтого кэба» толпилась публика. Автомобиль являл зрелище плачевное. Как утверждали свидетели, автоматные очереди, раздавшиеся из проезжавшего мимо «вольво», в считанные секунды изувечили машину до неузнаваемости.
Алик просунул палец в одну из пробоин и всерьез призадумался…
Вспомнил попутно о сегодняшних покупках по кредиткам еще не ведающего об этом шефа разбойников…
Через два часа, информировав хозяина такси, что пришла пора обратиться в страховое агентство, Адольф Бернацкий с двумя чемоданами нажитого честным трудом барахла, цветным телевизором и магнитолой выезжал из подземного гаража, находящегося в доме, на своем восьмицилиндровом «олдсмобиле».
Он покидал печально известный своей преступностью город Нью-Йорк, отправляясь на западное побережье, в Сан-Франциско, к землякам, недавно эмигрировавшим туда из Союза. Земляки имели влиятельных родственников в тамошней общине, и уж на что на что, а на работу таксистом Алик мог рассчитывать. Жить ли на берегу Тихого океана или Атлантического – принципиальной разницы для него не представляло.
Уже стемнело, когда он подъезжал к Манхэттену – каменной сказке с подсвеченными шпилями и куполами небоскребов, миллиардами огней, отражавшихся в Ист-Ривер, перечеркнутой мостами, – символу Америки, созданному великолепной фантазией зодчих со всего света.
А через час столица мира сгинула за спиной и зарябила в глазах Алика светящаяся в ночи выпуклыми пирамидками разметка скоростной дороги, уходящей на запад. Рядом на бархате сиденья тускло блестел натуральной крокодиловой кожей портфельчик с тридцатью пятью тысячами зеленых…
Как оказалось впоследствии – фальшивыми, вот почему столь и беспокоились о портфельчике бандиты, опасаясь, что дилетантов-распространителей быстренько выявит ФБР… Но печальную эту истину Алик узнает уже в Сан-Франциско, когда хозяин бара, родственник тамошних Аликиных друзей, сунув первую же сотенную в машинку для проверки купюр, возвратит Адольфу деньги обратно, покачав укоризненно головой…
Ему-то, впрочем, Алик денежки и запродаст: по настоящей пятерке за ненатуральную сотню. Сплавит ему же Алик по дешевке и приобретенное по кредиткам испанца барахло…
С разочарований начнется бытие Бернацкого на западном побережье.
ИЗ ЖИЗНИ БОРИ КЛЕЙНА
Боря Клейн являл собой образец истинного арийского красавца. «Белокурая бестия» – про него. Мужественное лицо, пронзительные голубые глаза, твердый подбородок, фигура атлета, напор и жизнелюбие.
Отжаться от пола двести раз или пробежать по размытой от дождя пашне тридцать километров не составляло для Бори никакой трудности. О незаурядной физической силе его говорит один из эпизодов, когда столкнулся Боря лоб в лоб на «Жигуленке» с «КамАЗом», управляемым нетрезвым водителем, и попытался водитель в ужасе прозрения с места происшествия скрыться, ибо «Жигуленок» представлял из себя жестяное месиво, а уж что случилось с водителем – описать мог лишь протокол судебно-медицинской экспертизы; и скрылся уже, как думалось пьянице, когда, сдав задом с односторонней улицы, куда в дурмане заехал с обратной стороны, он ринулся прочь, но вдруг, километра через четыре, притормозив на светофоре, увидел в зеркальце размашисто бегущую фигуру с рулем от «Жигулей» в руке. И прежде чем сообразить, что это и есть живой труп, был извлечен из «КамАЗа» наружу, серьезно рулем бит и представлен для разбора происшествия в ГАИ.
Помимо фантастической силы, присутствовал в Боре логический, присущий немцам ум, но ум живой, гибкий, социально отточенный, – видимо, оттого стал Боря в свое время кандидатом математических наук, однако от стези преподавателя-доцента в вузе отказался и, презрев зарплату в несколько сотенных, подался в круги иные, близкие к теневой экономике, валютчикам и спекулянтам автомобилями.
Комбинации на этих поприщах Борей выдумывались изящные, прибывали деньги, появилась дача в подмосковной Малаховке, «ауди», на которой, помимо бизнеса, ездил он в леса, где бегал в снегах, а затем, разгоряченный, голышком купался в сугробах – водилось за ним такое пристрастие, как у других, например, к регулярным возлияниям.
Так бы и жил Боря не тужил, если бы к персоне его не стали активно присматриваться милицейские власти да и запутался он в великом множестве женщин, слепо его обожавших.
Четырех жен с девятью детьми содержал Борис. А кроме того, познакомившись как-то с заезжей американкой-аспиранткой, завел с ней нешуточный роман, получив впоследствии известие из Америки, что там, в заокеанской дали, рождена его иностранной подружкой дочь и зарубежная его семья ждет не дождется отца.
Вот и возникла у Бори мысль: а не свалить ли? От опасности воздаяния за свершенные валютно-спекулятивные мероприятия, от притязаний на него многочисленных супружниц, да и вообще… Не нравилось Боре в стране трудящихся. С каждым годом представлялась она ему все отчетливее и отчетливее в образе некоего динозавра – огромного, с маленькой головкой и прожорливой зубастой пастью; динозавра, пожирающего самого себя: свою плоть, мозг, топчущего все вокруг… Взять хотя бы экологию. Снега, в которых он бегал, становились подозрительны в смысле чистоты, равно как и леса, где они лежали. А уж о городах и говорить не приходилось. Радиация, смог, грязь все нарастающей волной давили на здоровый организм Бори; законодательство кололо, как выскочившая из матраца пружина, напирал и личный фактор: прознав друг о друге, закружили карусель со скандалами и угрозами обремененные здоровыми Бориными отпрысками супружницы, и пришлось Борису на всякий случай выкупить себе вызов на постоянное жительство из государства Израиль, благо фамилия его арийская сходила в этой стране за иудейскую.
