Когда цветет полынь - Марат Муллакаев (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
и нечеловеческого рычания Даниса. Я испуганно вскочил из-под лапника, укрывшего
меня от глаз преследователей. Увидел, как двое солдат в красных погонах били
моего друга, а еще двое или трое сдирали одежду с девочки. Я, вопя во всю мощь
моих легких, кинулся на обидчиков. Что тогда вселилось в мое сердце – сам Бог
или дьявол, я не знал: прыгал на насильников, колотил, рвал ногтями, зубами. Потом
от умелого удара в переносицу прикладом потерял сознание. Били нас с Данисом и
насиловали Зухру долго, с перекурами, пока не появился с собакой старшина
сверхсрочник. Потом пинками погнали нас к дороге, где стояла машина. Когда
падали,поднимали с криком: «Пошел!», не забывая поддать сапогом. Сначала
заехали на заимку, чтобы доложить о выполнении приказа, но, видимо, высоких
гостей там уже не было и нас повезли в город. Как только приехали, начали допрос,
правда, не били, и без того, наверное, мы выглядели жалкими. У Даниса были
сломаны ребра, кисти рук, выбит передний зуб. У меня не открывался левый глаз,
искривлен нос, распухли и кровоточили губы. А у Зухры из-под разорванного
платья, не останавливаясь, на пол капала кровь. Следователи, видимо, торопились
доложить наверх, кто мы и что намеревались делать в правительственном объекте,
поэтому не спешили оказывать нам медицинскую помощь. Я не чувствовал боли, она
словно затупилась, во мне кипела только ярость. Глядя одним глазом на
сменяющихся передо мной следователей, полным ненависти и злобы взглядом, я
нарочно не отвечал на их вопросы, только иногда выдавливал одно единственное
слово: «Фашисты!». В это слово я, наверное, вкладывал столько ненависти,
накопившейся во мне за мои двенадцать лет, столько смысла, подразумевающего
сущность сидящего передо мной человека и полное презрение к боли и смерти, что
пожилой следователь не выдержал, побелев, как бумага, заорал: « Конвой! Уберите
этого гаденыша!».
Допросы прекратились лишь после того, когда без чувств упала Зухра, и мучители
вызвали врача. Девочку увезли, а нас оставили в тюремном лазарете.
Не знаю, чем бы завершился для нас этот побег. Скорее всего, для меня, не
достигшего достаточного возраста, спецшколой, а для моих друзей детской
колонией. Но все пошло не так. Утром вошел охранник и увел Даниса, оставив меня
одного. На мой вопрос: «А меня?», он без злобы брякнул: «Лежи, шпана, радуйся,
что не тебя!».
Даниса вернули через два часа. Он был в лихорадочном состоянии.
– Зухра повесилась в больнице, – выдавил он, захлебываясь в слезах.– Водили на
опознание…
– Как? Она жива? – прошептал я, холодея от ужаса.
Он помотал головой.
– Мне тоже не хочется жить, – проговорил он после некоторой паузы. – Не хочу. Она
выполнила свое обещание: уже не вернется в этот детский дом.
Он лег на койку и отвернулся к стене. Мне стало плохо, я отключился. Сколько
прошло времени, не знаю, может, минута, может, час. Вдруг до моего сознания дошло
монотонное «кап, кап». Посмотрел в зарешеченное окно, дождя не было. Ища друга,
повернул голову и увидел лужу крови под его койкой. С криком «Данис!» я
бросился к нему. Из вены его руки, выковырянной маленьким стеклом ампулы от
укола, крупными каплями на пол капала кровь. Я закричал. Кричал, как очумевший,
70
Повесть
как там, в лесу, пока не услышал лязг замка, не увидел, как открылась дверь и залетел
то ли охранник, то ли врач, а потом упал и потерял сознание.
Мы не знали и не могли знать, куда повернет кривая судьбы, какие ветры подуют над
нашими головами. Но отношение следователей к нам резко поменялось. Может, на
самом деле они разобрались или их потрясла смерть девочки, попытка самоубийства
Даниса и мое коматозное состояние? Но в это верилось с трудом, у таких
службистов жалость слезу не вышибает.
Нас не оставили в тюремном лазарете, а в бессознательном состоянии отправили в
больницу. Когда пришли в себя, зашла женщина – следователь и сообщила, что
уголовное дело против Даниса прекращено
