Пищеблок - Иванов Алексей (книги хорошего качества txt) 📗
Потом на поле высыпала куча олимпийских медвежат, они кувыркались и махали в воздухе ногами. Затем появились дети: толпа мальчиков и девочек прискакала на палочках-лошадках. Мальчики принялись прыгать и делать сальто, девочки в жёлтых платьицах танцевали с куклами и раскладывались на зелёном поле звёздами подсолнухов. Юные гимнасты, ловкие и гибкие, очень точно отражали суть детства – гораздо точнее, чем пионеры со своими выспренними ритуалами; Игорь вдруг почувствовал щемящую нежность к детям – и к тем идеальным, что были на экране, и к балбесам в своём отряде. И его сердце окатила любовь к своей стране, такой могучей и огромной, часто – неповоротливой, но в глубине – всё равно тёплой и доброй.
Никто из телезрителей на веранде не видел, как с последнего места Серп Иваныч наклонился к девушке-вожатой, что сидела впереди, и, похоже, что-то ласково зашептал ей на ушко. Лицо девушки исказил испуг, потом его сменило недоумение, и, наконец, девушка, зажмурившись, тихо улыбнулась. Это выглядело так, будто старый галантный аристократ одарил трепетную мадемуазель очень приятным, но не совсем допустимым комплиментом.
Глава 11
Песни и танцы
Лёва не отступился от задуманного; он погнал своих горе-футболистов на тренировку и во второй день, и в третий. Игорь Александрович читал книжку, а Валерке скучно было сидеть и тупо глазеть на футбол.
– Горь-Саныч, можно я пойду просто гулять? – попросился он.
– Нельзя.
– Я же нормальный. Я не буду курить или бить стёкла.
– Тебя поймают, а мне будет втык.
– Я вас не выдам. Скажу, сам сбежал. Честное слово.
Игорь Александрович поломался, но всё же отпустил. Валерка подумал, что Горь-Саныч – хороший вожатый, понимающий.
Пообещав не соваться на Пионерскую аллею и Дружинную площадку, Валерка гулял по окраинам лагеря вдоль сетчатого забора. Он начинал путь у шестого корпуса, шёл по берегу Волги, сворачивал в лес и завершал маршрут перед медпунктом. Оттуда двигался обратно. Чирикали птицы, пахло смолой. В нескольких местах Валерка обнаружил глубокие подкопы под ограду. Кто их сделал? Собаки? Пионеры? Беглые Зэки? Эх, иметь бы на территории лагеря такую же землянку, как у Зэков в лесу, только невидимую, чтоб залез туда – и будто исчез. Сидеть бы там и наблюдать, но не присутствовать…
За углом медпункта находились картофельные грядки тёти Паши – пожилой медсестры. Тётя Паша не теряла рабочего времени даром и выращивала урожай. Наверное, Беглые Зэки потихоньку воровали лохматые кусты картошки – ведь надо же что-нибудь есть. Тётя Паша должна была всё знать про Зэков. Валерка спрятался за кустом, надеясь подсмотреть, как тётя Паша из окна медпункта подаёт какой-нибудь знак для тех, кто укрывается в лесу. Вот тут-то Валерку и заметила Свистуха.
– Попался, который кусался! – старшая вожатая вытолкнула его из куста. – Почему здесь шляешься? – с подозрением спросила она. – Заболел?
– Да я нечаянно… – растерялся Валерка. Откуда тут взялась Свистуха? Зачем ей приспичило переться в медпункт? Она же здоровая, как лошадь! – Я это… Я в Дружинный дом хотел идти. В кружок записаться.
– Давай со мной, – сказала Свистуха. – Я туда же.
Валерка покорно потащился за старшей пионервожатой.
– Чего любишь? – деловито поинтересовалась та. – Рисовать? Петь? В шашки играть? В настольный теннис? Или стенгазетой займёшься?
– Петь буду, – обречённо решил Валерка.
Он и вправду любил петь: считал, что поёт очень красиво, а в школьный хор его не взяли, потому что руководительница хора – глупая корова.
– Значит, в музыкальный кружок, – постановила Свистуха. – У нас все должны в чём-нибудь участвовать. А кто не все – того накажем.
Музыкальный кружок занимался в зале, где по вечерам показывали кино. Кружковцы не только пели, но ещё и танцевали, поэтому им требовалось место. Сейчас на скамейках вроссыпь сидели девочки – с десяток, наверное, и два тихих, ничем не примечательных мальчика. Под скамейками лежали цветастые полиэтиленовые пакеты девочек.
– Вот вам новый певец, – объявила Свистуха. – Как зовут?
– Валера.
– А где Вероника Генриховна?
– Она в эту, в радиорубку пошла. За этой, за фонограммой.
– Ладно, заливайтесь, соловьи, – сказала Свистуха и убралась из зала.
Среди девочек была и Анастасийка Сергушина. При виде Валерки она скептически сморщилась:
– Ты же не умеешь петь, Лагунов. У тебя голоса нет.
– Ты сама не умеешь! – рассердился Валерка. – Это у тебя голоса нет!
– У меня альт, – с превосходством ответила Анастасийка.
В зал, пересмеиваясь, свободно, как в свою квартиру, вошли ещё две девочки. Валерка их знал: спортсменка Жанка Шалаева из второго отряда и её подруга Оля – резкая и опасная дылда по прозвищу Лёлик. Обе они уже были здесь, в зале, но отлучились, когда Свистуха привела Валерку.
– Во! – громко сказала Жанка, оставив рот открытым на звуке «о».
Валерка понял, что Жанка показывает девочкам накрашенные губы.
Девочки смотрели с восхищением, только Анастасийка хмыкнула.
– А снизу немножко размазалось, – сказала одна из девочек.
– Подтери, – тотчас велела ей Жанка.
Девочка наслюнявила палец и стёрла помаду у Жанки в углу рта.
– В тубзике зеркало фиговое, – пояснила Жанка. – Не видно нифига.
Валерка понял, что Жанка бегала в туалет краситься.
– Дашь мне тоже? – заискивающе спросила девочка, которая поправляла Жанке разъехавшуюся помаду.
– После Лёлика.
– А мне? – спросила другая девочка.
– Рука в говне, – отрезала Жанка.
Она привыкла быть в центре внимания. Дворовая звезда, улыбчивая, общительная и наглая, Жанка нравилась плохим мальчикам, а потому жила вольно, как ветер, и купалась в безнаказанности.
– Общей помадой пользоваться негигиенично, – сказала Анастасийка.
– Тебе никто и не даёт, Сергушина.
– У меня и так есть.
– У мамки скоммуниздила? – свысока усмехнулась Жанка.
– Я чужого ничего никогда не беру, Шалаева, – с достоинством ответила Анастасийка. – У меня у самой всё своё.
– Чё, и цепка своя? – не поверила Жанка, указывая на тонкую золотую цепочку на шее Анастасийки.
– На ней крест! – заржала Лёлик, будто крестик означал что-то позорное.
– Мне бабушка подарила, – Анастасийка благоговейно положила ладонь на грудь. – Она меня в детстве крестила. Креститься не запрещено.
Жанке было плевать, запрещено или нет. Её оскорбило то, что у этой козлихи есть такая дорогая и любопытная вещь.
– Я Бекле скажу, он у тебя снимет, – пообещала Жанка.
Бекля был прославленным хулиганом. Как он попал в лагерь – загадка.
– Не снимет, – уверенно возразила Анастасийка.
– Снимет-снимет, я знаю.
– Не знаешь.
– Я вообще всё знаю! – Жанка плюхнулась на лавочку. – Хочешь, отгадаю, что ты скажешь в первую брачную ночь?
– Не хочу, – ответила Анастасийка.
– Я хочу! – сказала та девочка, которая не получила помаду.
– Закрой глаза, дай руку, – распорядилась Жанка. – Я буду колдовать.
Девочка закрыла глаза и протянула Жанке раскрытую ладонь. Жанка дунула в неё и принялась производить над ладонью какие-то пассы, будто бросала щепотями невидимую соль.
– Колдуй, баба, колдуй, дед, колдуй, серенький медведь!
Жанка хитро посмотрела на всех, приглашая посмеяться над дурой, и пощекотала ладонь девочки ногтем. Лёлик злорадно заулыбалась.
– Ну, кончай! – взмолилась испытуемая девочка, ёжась от щекотки.
– Вот это и скажешь! – торжествующе объявила Жанка.
Другие девочки угодливо захихикали.
Довольная собою, Жанка наконец-то заметила Валерку.
– А ты что, новенький? Из какой школы?
Таких, как Жанка, почему-то все сразу знали, а таких, как Валерка, увы, никто никогда не знал. И собственного имени – по мнению Жанки – Валерке не полагалось. Достаточно номера школы.
– Не из твоей, – буркнул Валерка.
– Борзеешь, очкарик? – с готовностью напряглась Оля-Лёлик.
