Инка перусалемский - Шоу Бернард Джордж (читать книги без txt) 📗

спрашивала, умеете ли вы смеяться. Инка. Справедливо, сударыня. (Ухмыляется.) Чертовски веселая игра! (Смеется

искренне и добродушно и становится гораздо более приятным

собеседником.) Прошу прощения. Теперь я смеюсь потому, что не могу

удержаться. Мне весело. Раньше я лишь пытался имитировать смех, и

попытка была действительно неудачной. Эрминтруда. Мне сказали, что вы пришли по делу. Инка (беря в руки шкатулку и возвращаясь к прежней торжественной манере).

Верховный Инка поручил мне освидетельствовать вашу внешность и, если я

сочту ее удовлетворительной, вручить вам этот ничтожный знак внимания

его императорского величества. Я счел вашу внешность

удовлетворительной. Извольте! (Открывает шкатулку и подает ее

Эрминтруде.) Эрминтруда (глядя в открытую шкатулку). Какой у него дурной вкус. Я этого не

надену! Инка (краснея). Остерегитесь, мадам! Эта брошь изготовлена по эскизам самого

Верховного Инки. Позвольте мне объяснить ее значение. В центре вы

видите щит Эрминия. Десять медальонов, окружающих щит, соответствуют

десяти замкам его величества. Ободок - это телефонный кабель, который

его величество проложили по дну Килевого пролива. Булавка представляет

собой миниатюрное изображение меча Генриха Птицелова. Эрминтруда. Миниатюрное! Это изображение, наверное, больше оригинала.

Надеюсь, вы не думаете, мой друг, что я стану таскать на себе такую

тяжесть; где это видано, чтобы брошь была размером с черепаху! (Сердито

захлопывает шкатулку.) Во сколько она обошлась? Инка. Материал и изготовление стоили полмиллиона перусалемских долларов,

сударыня. Творческий вклад Верховного Инки сделал эту брошь

произведением искусства. Как таковое, она стоит не меньше десяти

миллионов. Эрминтруда. Дайте ее сюда. (Хватает шкатулку.) Я заложу ее и на вырученные

деньги куплю себе что-нибудь посимпатичнее. Инка. Ни в коем случае, сударыня. Произведение Верховного Инки не может быть

выставлено в витрине ростовщика. (Бросается в кресло; он вне себя от

ярости.) Эрминтруда. Тем лучше. Вашему Инке придется самому выкупить свою брошь,

чтобы избежать позора, и несчастный ростовщик получит назад свои

деньги. Никто другой такую брошь не купит. Инка. Можно узнать почему? Эрминтруда. Да вы посмотрите на нее! Посмотрите! Неужели вы сами не видите

почему? Инка (зловеще опустив усы). К сожалению, мне придется доложить Верховному

Инке, что вы лишены эстетического чувства. (Встает; очень недоволен.)

Верховный Инка не может породниться с особой, которая понимает в

искусстве, как свинья в апельсинах. (Пытается забрать шкатулку.) Эрминтруда (вскакивая и отступая за спинку своего кресла). Ну-ну! Не троньте

брошь! Вы вручили ее мне от имени Верховного Инки Перусалемского. Она

моя. Вы сказали, что находите мою внешность удовлетворительной. Инка. Я нахожу ее неудовлетворительной. Верховный Инка не позволил бы своему

сыну жениться на вас, даже если бы мальчик попал на необитаемый остров

и не имел другого выбора. (Уходит в противоположный конец комнаты.) Эрминтруда (спокойно садится и ставит шкатулку на стол). Естественно

откуда на необитаемом острове священник, чтобы нас обвенчать? Нам

пришлось бы ограничиться морганатическими отношениями. Инка (возвращаясь). Подобные выражения неуместны в устах принцессы,

претендующей на высочайшее положение на земле. Вы безнравственны, точно

драгун.

Эрминтруда пронзительно смеется.

(Пытается побороть смех.) В то же время (садится) ваше грубое замечание

не лишено остроумия и вызывает у меня улыбку. (Поднимает кончики усов и

улыбается.) Эрминтруда. Когда я выйду замуж, капитан, я скажу Верховному Инке, чтобы он

велел вам сбрить усы. Они совершенно неотразимы. Наверное, весь

Перусалем не сводит глаз с ваших усов. Инка (решительно наклоняясь к ней). Что там Перусалем, сударыня! Весь мир не

сводит глаз с моих усов. Эрминтруда. Меня поражает ваша скромность, капитан Дюваль. Инка (внезапно выпрямляясь). Женщина! Не говорите глупостей. Эрминтруда (возмущенно) Ну, знаете! Инка. Взгляните фактам в лицо. Мои усы - точная копия усов Верховного Инки.

Весь мир занят созерцанием его усов. Мир только этим и занимается!

Однако всеобщий интерес к внешности Инки Перусалемского вовсе не

означает, что Инка фат. Другие монархи тоже отращивают усы и даже

бакенбарды. И что же - продаются их картонные изображения на улицах

цивилизованных столиц? С усами, которые при помощи простой веревочки

можно поднять или опустить? (Несколько раз поднимает и опускает свои

усы.) Нет, не продаются! Еще раз говорю: не продаются! Между тем за

усами Верховного Инки Перусалемского наблюдают так пристально, что его

лицо служит политическим барометром всего континента. Усы поднимаются

и культура расцветает. Не та культура, которую вы обозначаете этим

словом, a die Kultur - вещь настолько более значительная, что даже я в

состоянии постичь ее, лишь находясь в особенно хорошей форме. Когда же

его усы опускаются, гибнут миллионы людей. Эрминтруда. Будь у меня такие усы, мне бы это, пожалуй, вскружило голову. Я

бы всякий разум потеряла. Вы уверены, что Инка не безумен? Инка. Как он может быть безумен, сударыня? Что мы называем здравым умом? Ум

Верховного Инки. А что мы называем безумием? Состояние всякого, кто не

согласен с Верховным Инкой. Эрминтруда. В таком случае, я сумасшедшая, потому что мне не нравится эта

нелепая брошь. Инка. Нет, сударыня, вы не сумасшедшая. Вы просто слабоумная. Эрминтруда. Благодарю вас. Инка. Заметьте следующее: нельзя рассчитывать, что вы способны увидеть мир

глазами Инки. Это было бы слишком самонадеянно. Вам следует принять без

колебаний и сомнений заверение вашего Allerhochst'a, что эта брошь

шедевр. Эрминтруда. Моего Allerhochst'a! Ничего себе! Мне это нравится! Для меня он

пока еще не Allerhochst! Инка. Он Allerhochst для всех, сударыня. Его империя скоро будет

простираться до самых границ обитаемого мира. Таковы его священные

права. И пусть остерегутся те, кто их оспаривает. Строго говоря,