Барон Багге - Лернет-Холенья Александр (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
За все это время Землер не сказал мне ни слова, но непосредственно перед тем, как мы начали движение, он подскакал ко мне и сказал:
— Мне нужно попросить у тебя извинения за мою тогдашнюю резкость. Я сожалею, что был так невежлив с вами, и был бы благодарен, если бы ты захотел передать это обоим господам офицерам.
— Ах, — ответил я удивленно, — да ведь я сам должен был бы попросить извинения. Но прежде всего я тебя поздравляю с твоим исключительным успехом!
— За это, — сказал он, — только тебя я и должен благодарить.
А затем, после того как Землер меня еще мгновение более или менее без выражения рассматривал, он отвернулся и встал во главе эскадрона, — и эскадрон с большим шумом, словно лошади шли не по снегу, а по ворохам сухих листьев, двинулся дальше.
Сразу за деревней мы повернули на северо-восток и теперь снова продвигались вперед с особой осторожностью. Слева от нас потянулись склоны с виноградниками, местами дорога шла по самим склонам. Справа, на равнине тянулась железнодорожная насыпь. Это еще был перегон на Надь-Михали. Снежная буря постепенно совсем прекратилась. Уже в местечке мы ее не чувствовали так сильно, а сейчас падали только отдельные хлопья снега. Кроме того, похолодало, и покров облачности несколько приподнялся. Но солнце не появлялось. Вдали опять показались склоны Карпат.
Я предполагал, что после такого удачного боя настроение у отряда станет радостным, однако люди вели себя отнюдь не так. Они пребывали в спокойно-равнодушном молчании. Я передал извинение Землера Гамильтону и Мальтицу. Однако, как мне показалось, это не произвело на них особого впечатления. После этого я завел разговор про удачу, которая сопутствовала нам в стычке, и которую я назвал совершенно невероятной; но странным образом оба вдруг сказали, и даже почти раздраженно и нетерпеливо, что она совсем не была такой уж неожиданной, так как они, по крайней мере, давно предполагали, что все должно кончиться так или подобным образом, как это и произошло на самом деле. Этого, ответил я удивленно, невозможно было предположить. Однако они подтвердили, что не предполагали ничего другого и ожидали именно этого; и когда я их спросил, не кажется ли им странной хотя бы перемена в поведении Землера, они ответили, что находят это вовсе не странным, а само собой разумеющимся. После этого я, покачав головой, прервал этот разговор, так как оба, кажется, не считали его достойным внимания. Кроме того, Мальтиц имел наглость сделать мне совершенно невнятное замечание. Он пробурчал: мне, мол, можно не все говорить. "Что это значит?" — воскликнул я. Однако он не ответил. Я признался самому себе, что так плохо настроенных победителей еще никогда не видел, и прежде всего напускное умничанье Мальтица и то, что он все, как попугай, повторял за Гамильтоном, — всё это привело меня в раздражение.
Теперь я подхожу к одному из самых примечательных мест моего рассказа. Сразу после обеда мы приблизились к Надь-Михали. Эскадрон передвигался по дороге, и его было видно издалека, и если бы противник находился где-нибудь поблизости, то нас бы, конечно, заметили и обстреляли. Но ничего подобного не произошло. Лишь из Надь-Михали навстречу нам бежали люди, и, по правде сказать, их было довольно много. Надь-Михали — небольшой город, расположенный наполовину на равнине, наполовину у входа в долину реки Лаборчи, где горы начинают смыкаться. Посредине долины возвышается небольшой, но очень острый, покрытый лесом холм, или гора — опять же один из тех потухших вулканов, коих там предостаточно, и на нем высится небольшая церковь, или капелла. Благодаря ей, вход в долину имеет весьма запоминающийся вид.
От подножия горы, где расположена церковь, наискось пересекая дорогу, тянется тополиная аллея, и на скрещении аллеи и дороги, близко к местечку и почти в самом местечке толпились и суетились люди, — кто бежал нам навстречу, кто уже стоял и издали глазел на нас.
Кроме того, мы увидели, как там остановилась открытая, ло всей видимости, охотничья коляска.
Когда мы приближались к группе людей, некоторые из них махали нам носовыми платками, а когда мы к ним подъехали, то остановились и спросили, есть ли в местечке неприятель. "Нет, — ответили они, — неприятеля нигде нет". Между тем от коляски, рядом с которой она стояла, отошла девушка, или молодая дама, в шубе деревенского покроя, приблизилась почти вплотную к моей лошади и спросила: "Вы барон Багге?". Однако у меня не было времени подробней ее рассмотреть, поскольку, когда я наклонился к ней и вежливо подтвердил, что да, я и есть барон Багге, ее лицо вдруг оказалось совсем близко, и я на какое-то мгновение заглянул в ее чудные глаза, после чего ее руки сомкнулись уже у меня на шее, а поцелуй запечатал мой рот.
Я выпрямился, крайне смущенный, и она отступила на шаг. Теперь я увидел, что она высокого роста, непривычно стройная, и стояла она с невероятным достоинством, словно бы парила в воздухе. Ее глаза были лучистой фантастической голубизны, словно все небеса отражались в них; они все еще смотрели на меня, не мигая, словно глаза богини, о которой говорят, что ее ресницы не опускаются.
— Кто вы? — выдавил я, наконец.
— Меня, — ответила она, не улыбаясь и не покраснев, и не проявив никакого признака смущения, — зовут Шарлотта, Шарлотта Сцент-Кирали. Разве вы обо мне ничего не знаете? Мне про вас много рассказывали. — И она добавила: — Я видела также ваши фотографии. Поэтому вас сразу узнала. О, я вас хорошо знаю!
А, подумал я, так это дочь тех самых людей, о которых… И моя матушка, оказывается, даже посылала им мои фотографии…
— Но как же так, — воскликнул я, — почему вы здесь? То есть здесь, перед городом? Разве вы знали, что я должен приехать?
— Да, — сказала она. — Может быть. Может быть, я это действительно знала. Не то, что это произойдет теперь, не обязательно сегодня. Но я знала, что вы, наконец, приедете, барон Багге!
Я бросил быстрый взгляд на Землера, Гамильтона и Мальтица. Но Землер разговаривал с несколькими людьми из города, которые заверяли его, что противник здесь даже не показывался. Он не смотрел в мою сторону, но Мальтиц и Гамильтон, хотя и видели все, казалось, нисколько не были удивлены тому приему, который мне был оказан. Спустя некоторое время они, не улыбаясь, опять отвернулись, как бы давая знать, что все в порядке; и глаза рядовых всадников смотрели спокойно, как если бы всё именно так и должно быть. На меня опять нашло беспокойное чувство нереальности всего происходящего, — как уже было сразу после боя, — и я некоторое время сомневался: действительно ли я — это я, тот самый, который сейчас здесь находится, подобно тому, как иногда при ходьбе, езде или скачке возникает смутное, кружащее голову сомнение, когда вдруг думаешь, ты ли это, кто скачет верхом, едет или идет. Но я это отнес к перенапряжению или к тому, что я как следует не выспался.
— Простите, — сказал я Шарлотте, — мою растерянность! Но когда я услышал, что мы следуем через Надь — Михали, я принял решение навестить вашу семью, но не мог предположить, что вы меня даже будете встречать…
— Ах, — прервала она, — не морочьте себе этим голову, я часто приезжаю сюда, стою возле коляски и смотрю на дорогу: не едет ли кто-нибудь. Возможно, вы оказались тем, кого я жду. Вы задержитесь у нас?
— Возможно. На какое-то время.
— У меня дома, — сказала она, — наверняка будут очень рады вас увидеть. Зайдите же к нам, пожалуйста. Не хотите ли вы зайти к нам на чай уже сегодня?
— Сегодня?
— Да.
— Если позволит служба, — согласился я. — Но я действительно не знаю, удастся ли это мне сегодня. Мы ведь здесь выдвинуты вперед, и может быть, что мы в любой момент снова соприкоснемся с врагом…
— Ах, — воскликнула она, — никакого врага здесь нигде нет.
— Да, — ответил я, — так считается. Но всего лишь несколько часов тому назад у нас был бой. И почему вы вообще оказались здесь? Разве от вас, когда русские подошли ближе, не потребовали уехать в Пешт или в Вену? Я этого не понимаю…
