Там, где кончается волшебство - Джойс Грэм (читаемые книги читать .TXT, .FB2) 📗
– Мфффф, – изрек он.
Не знаю, что он имел в виду: какую-то команду или он так выражал презрение. Я слышала, что не принято садиться, пока тебе не предложат, – только ничто не предвещало, что предложение последует. Воистину, нет больших грубиянов – за редким исключением, – чем мелкая аристократия.
– Мфффф, – снова произнес лорд Стоукс.
– Я вас не понимаю, простите. Что значит «мффф»? – осведомилась я.
Лицо его побагровело. Он хмуро сдвинул седые брови:
– Чо нада?
– Да вот, пришла с вами посоветоваться.
– Совет? Советаться?
– Я думаю, вы знали Мамочку Каллен. Она жила в вашем домике у леса. – (Он кивнул.) – Я ее приемная дочь. После смерти Мамочки я затеяла уборку и обнаружила кое-какие старые записи. – Я помахала записными книжками.
– А мне-то чо?
– В них содержится деликатная информация о людях со всего округа.
Даже не попытавшись встать, он просто вытянул руку, всю в пигментных пятнах:
– Дай взгльнуть.
Я пересекла комнату и вручила ему одну из книжек. Он принялся ощупывать кушетку в поисках очков – ноздри его при этом подрагивали. Я посмотрела: на мизинце у лорда Стоукса сидело такое же серебряное колечко, как у того доктора, что хитростью проник в мой дом. В конце концов он обнаружил очки – они лежали на журнальном столике, приставленном к кушетке. Невыносимо долго прилаживал гибкие дужки к ушам, потом откинулся на спинку и принялся читать на той странице, которую я предусмотрительно открыла.
Я очень внимательно следила за его реакцией. Во время чтения он едва заметно шевелил губами. Свет от камина отражался в желтушных слезящихся глазах. Читая, он бормотал какие-то бессвязные звуки:
– Мм… эррр… пфффф… мм.
В итоге отложил книжку и взглянул на меня поверх очков:
– Белиберда какая-то.
– А как же имена? – настойчиво, но тихо спросила я.
– Какие имена?
Он снова взял книжку и попытался еще раз вникнуть. Читал про себя, покачивая при этом головой. Потом зачел мне несколько отрывков вслух – таким скрипучим голосом, что мне казалось, сейчас краска слезет со старинного портрета над камином.
– «Вот лучший способ приготовления свадебного торта. Бог знает, сколько народу готовит его неправильно. Неужто до меня никто не удосужился записать рецепт?! Сначала несколько советов. Перво-наперво, торт нужно печь с любовью. Это известно даже малым детям, не то что взрослым. Это известно каждому. А Мамочке Каллен и подавно. Второе: печь свадебный торт нужно в хорошем настроении. Сначала избавьтесь от дурных мыслей, а потом уже пеките. Об этом позже. Еще один совет: прежде чем приступать, не поленитесь проверить положение луны…» Что ты за чушь городишь про имена, девчонка? Тут никаких имен даже близко не лежало.
– А вы всмотритесь.
– Какого дьявола!
– Читайте только первое слово в каждом предложении. Только первое слово.
Он снова погрузился в чтение, на этот раз про себя. Перечитал дважды. Холодно, теплее, еще теплее. О! Наконец-то понял. Ну слава тебе господи! Возьми с полки пирожок. Потом он долго пялился в открытую страницу. Тишина стояла невыносимая. Я устала стоять и переминалась с ноги на ногу. Красивые старинные часы с легким жужжанием ожили и робко пробили время.
– Как вы считаете, я правильно поступила, что показала вам?
– Мффф.
– Я только не могу решить, что с ними делать.
– Мффф. Еще кто-нить упомянут? А?
– Да, многие. Врач. Председатель Консервативной партии. Глава Торговой палаты. Потом…
– Достачно. Я понял. Мм.
– Но это не на каждой странице. Тут надо знать, где смотреть.
– Ах вот так!
Я прикусила губу:
– Значит, вы думаете, ничего страшного?
– Ничего страшного – что?
– Видите ли, ко мне приезжал ученый из Кембриджа. Некий Беннет. Он посмотрел книжки и тоже ничего не заметил. А если даже такой умнейший человек, как вы, не сразу поняли, значит бояться нечего и их можно спокойно публиковать.
– Публиковать? Публиковать?!
– Ну да, этот ученый – из Кембриджа. Он интересуется траволечением, целебными свойствами растений, народной медициной – всяким таким. А в книжках как раз про это. Вот он и хочет их опубликовать.
Лорд Стоукс будто очнулся от спячки. Взглянул на меня новыми глазами. И для разнообразия заговорил отчетливо и даже с выражением:
– Ты что, действительно такая тупая? Или только притворяешься?
Все слезы, которые у меня имелись в запасе, в тот день я уже выплакала. И все же мне удалось состроить жалкую мину, губы задрожали, слезинки выступили в уголках глаз. Честно признаться, я сама себе поразилась.
– Но вы ведь даже ничего не заметили, а тот мужчина, из Кембриджа, он… он сказал мне, что если их опубликовать, то денег хватит, чтобы заплатить аренду и… и… и… – Рыдания не дали мне закончить фразу.
От злости и растерянности его лицо побагровело. Седые ресницы и усы на этом фоне словно вспыхнули, а лоб пошел морщинами, как русло пересохшей речки.
– Дом? Мой дом? Да провались он пропадом, мой дом! Даже не думай публиковать эти несчастные записки, маленькая несмышленая бабенка!
– Но мистер Винаблз обещает выставить меня из дома! – заскулила я.
– Джеффри! – заорал его светлость. – Джеффри! – По прошествии целой вечности явился тот лакей, которого я видела на парадном входе. – Тащи сюда Винаблза, да поживее!
Я чуть не прыснула со смеху, услышав, что полудохлого Джеффри просят что-то сделать «поживее». Однако сдержалась и прикрыла рот платком. Лорд Стоукс посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Когда явился Винаблз, лорд Стоукс у него спросил:
– Ты знаешь эту девушку?
– Да, она занимает один из ваших домиков у…
– Пусть себе живет. Бесплатно. Пока я не дам другого распоряжения.
– Но мы уже…
– Не важно. Мой дом – мое решение. Это все. Пшел.
Винаблз развернулся и вышел, даже не взглянув в мою сторону.
Стоукс помахал записной книжкой в воздухе:
– Она в одном экземпляре?
– Порыщу в доме на всякий случай.
– Да уж, пожалуйста. И сообщи мне, если чего найдешь. Хорошая девочка. Теперь проваливай. И если увидишь того придурка из Кембриджа, сующего свой нос куда ни попадя, ты знаешь, что ему сказать, ведь так?
– Да, ваша светлость.
– Тогда ступай.
Я выскользнула из библиотеки так же, как попала в нее. Только я вышла, за спиной раздался новый вопль. Артур курил на улице. При виде меня он затоптал сигарету, подошел и взял меня под руку.
– Осока, что ты задумала?
– Ничего.
– Совсем уж ничего? Тут щепки во все стороны летят. Я видел Винаблза: он шел из библиотеки злой как черт. – По гравийной дорожке, окаймленной рододендронами, Артур довел меня до выхода. Я думала, он будет ругаться, а он спросил: – Можно я к тебе как-нибудь загляну?
Я ответила, что буду рада. Мне было немного не по себе из-за того, что я сделала, да и вообще нужны были друзья. В итоге мы никак определенно не договорились. Он просто сказал, что как-нибудь вечерком зайдет.
30
У меня хороший слух, так Мамочка всегда говорила.
– У тебя хороший слух, оттого и голос хороший. Ты настоящая певчая.
Она употребляла старое слово «певчая», хотя себя обзывала просто певичкой. Она знала уйму песен, но утверждала, что поет и вполовину не так хорошо, как я.
– Если ты певчий, то никогда не будешь нуждаться, по-настоящему нуждаться, – вещала Мамочка. – Пением можно прокормиться. Пением можно поставить мужчину на колени. Пением можно заставить людей выполнять твои желания. Если, конечно, будешь осторожна.
– А ты покажешь, как это делается? – просила я.
– Ни за какие коврижки! Как и со всеми такими штуками: чуть что пошло не так – пиши пропало. К тому же я тебе сто раз говорила: я не певчая. Я научу тебя песням, а ты сама уж разбирайся, как их использовать.
Ох, Мамочка, думала я, как же я скучаю по твоим песням и по чуть-чуть дрожащему голосу! Потом я вспомнила заячью припевку, которую выдала в день Обращения. Странно, ведь Мамочка меня ей не учила. А вдруг учила или я просто своим хорошим слухом где-то ее выцепила и, сама того не сознавая, запомнила? Ведь иногда бывает, что слышишь даже чужие мысли. А что уж говорить про песни или, пуще того, разговоры – некоторые слышно аж за многие мили.